Спад стартапов в США, «экономический холестерин» и возвращение европейской промышленной политики
Стартапы в США создаются все менее активно, а доля занятых в них сокращается: Тимоти Тейлор, управляющий редактор Journal of Economic Perspectives и автор блога Conversable Economist, рассуждает о возможных объяснениях этой тенденции. В 1997 г. 34% респондентов опроса Survey of Doctorate Recipients, в котором участвуют обладатели степени PhD, заявляли, что являются основателями стартапов, а в 2017 г. – всего 21%, более чем в 1,5 раза меньше. Работа в состоявшихся компаниях становится все более привлекательной по сравнению с созданием новых технологических бизнесов, указывают авторы недавнего исследования. Дело в том, что по мере технологического развития и усложнения исследовательских задач нагрузка на основателей стартапов возрастает – им приходится выполнять более широкий набор функций, требуется больше опыта, а отдача снижается. В то же время большие компании эффективно справляются с увеличивающимся «бременем знаний» за счет разделения труда, так что у наемных работников, напротив, сужается сфера ответственности, они могут делегировать задачи и не занимаются административными вопросами.
Успешные стартапы-«единороги» становятся все более редкими, что также не способствует привлекательности этой сферы. Одновременно сформировалась «индустрия предпринимательства» – это компании, предлагающие товары и услуги, которые помогают людям ощутить себя предпринимателями и приобщиться к популярной предпринимательской культуре, отмечают авторы другого исследования. Задача «индустрии предпринимательства» – привлечь как можно больше людей вне зависимости от их шансов на успех, что ведет к снижению среднего уровня качества стартапов.
Наконец, ухудшился и доступ стартапов к венчурному финансированию: этот класс инвесторов теперь больше заинтересован в компаниях, перспективы которых будут ясны в более короткие сроки. Это снижает возможности привлечь инвестиции для компаний, развивающих более сложные технологии – например, в области зеленой энергетики или новых материалов.
Устранение административных барьеров не стоит считать полноценными реформами, способствующими экономическому развитию, напоминает бывший вице-президент Всемирного банка Винод Томас, рассуждая о возможной трансформации знаменитого рейтинга условий ведения бизнеса Doing Business в блоге Future Development. Рейтинг вновь стал предметом дискуссий экономистов после того, как Группа Всемирного банка в конце августа объявила, что приостановит его публикацию из-за возможных ошибок в данных. Многие страны ориентировались на Doing Business при разработке своей экономической политики, пишет Томас, но это всегда было не лучшей практикой. Облегчать процедуры и убирать бюрократические препоны, препятствующие инвестициям, очень важно, продолжает он, но это подобно борьбе с высоким уровнем холестерина у человека: недостаточно просто снизить уровень «плохого» экономического холестерина, надо также увеличить уровень «хорошего».
Рейтинг Doing Business нередко критиковали за узость: он не учитывает такие важные для бизнеса факторы, как качество инфраструктуры, квалификация рабочей силы, антимонопольная политика и др. С одной стороны, ни один индекс не стоит перегружать составляющими, поскольку это затруднит расчеты и сопоставление стран друг с другом. Но активное дерегулирование, которое, как правило, способствует успехам в рейтинге Doing Business, без учета «побочных эффектов» деловой активности – таких как загрязнение окружающей среды – может быть вредным в эпоху возросших климатических рисков и пандемий, когда защита окружающей среды и охрана здоровья стали вопросами экономического роста, считает Томас: власти не должны приравнивать интересы частного бизнеса к интересам общества в целом. Индикаторы рейтинга, по сути, побуждают страны конкурировать друг с другом за отмену политики по инвестированию в людей и охрану окружающей среды, считает Томас. Возможно, нынешняя ситуация с Doing Business – повод пересмотреть не только методологию сбора данных, но и базовые принципы рейтинга, призывает он.
Развивающиеся страны не могли задействовать те же меры поддержки бизнеса во время пандемии, что и развитые, не только из-за недостатка ресурсов, но и из-за большей доли неформального сектора: эксперты Всемирного банка проанализировали программы помощи бизнесу, которые действовали весной – летом 2020 г. в различных экономиках. Страны с высоким уровнем дохода и доходом выше среднего более активно поддерживали занятость, что позволяло одновременно помочь выживанию компаний и поддержать потребительский спрос: субсидировали зарплаты, предоставляли денежные выплаты самозанятым, помогали получить новую квалификацию и цифровые навыки. В странах с низкими доходами более широко использовались налоговые льготы или налоговые кредиты: значительная доля малого бизнеса и домохозяйств в таких экономиках принадлежит к неформальному сектору, поэтому властям проще помогать более крупным официально зарегистрированным фирмам.
Так, во время пандемии в Зимбабве лишь 3% фирм рассчитывали получить или получили финансовую помощь от государства против 57% в Италии, показал опрос предпринимателей. А самой популярной мерой поддержки во всех группах экономик оказалось льготное заемное финансирование в той или иной форме, показал анализ Всемирного банка: новые кредиты на специальных условиях, кредитные каникулы или реструктуризации, гарантии по кредитам и смягчение требований к капиталу для банков. Хотя бы одну подобную меру ввели более 90% стран как в категории экономик с высокими доходами, так и с низкими.
Франция и Германия первыми из развитых стран перешли ко второму этапу своих программ по восстановлению экономики, и они предполагают довольно активную промышленную политику: Симеон Дянков, старший научный сотрудник Peterson Institute for International Economics, а в прошлом – соавтор рейтинга Всемирного банка Doing Business и бывший министр финансов и вице-премьер Болгарии, анализирует, как развивается экономическая политика стран G7 на фоне пандемии. Канада, Япония, Великобритания и США по-прежнему отдают приоритет борьбе с кризисом, а Франция, Германия и Италия пытаются запустить восстановительный рост. Отличия могут быть связаны с тем, что в трех основных континентальных европейских экономиках традиционно больше влияние государства: например, во Франции госрасходы составляют 56% ВВП против 39% ВВП в Японии или США, отмечает Дянков.
Власти Италии еще не обнародовали конкретный план, зато известны программы восстановления Франции и Германии. Обе экономики намерены направить на поддержку роста еще порядка 3,7–3,8% своих ВВП для стимулирования зеленых технологий, на защиту рабочих мест и промышленную политику с упором на переход к низкоуглеродной модели экономики. Этого можно было ожидать, когда власти этих стран оказали адресную помощь своим национальным чемпионам – Renault во Франции и Lufthansa в Германии. Франция напрямую указывает в своем плане, что направит 1 млрд евро на восстановление стратегических отраслей.
Проблема обеих программ в том, что они не затрагивают тему реструктуризации корпоративного долга, считает Дянков. По его мнению, она неизбежна с учетом нынешних проблем бизнеса с платежеспособностью и завершения временного моратория на банкротства, который во Франции действует до декабря 2020 г., а в Германии – до марта 2021 г. Вероятно, потребуется упрощение процедур банкротства и поддержка банков, пишет он. Наконец, ни Франция, ни Германия пока не представили план действий на случай продолжения рецессии – это стоит учесть в будущих программах поддержки восстановления экономики, появления которых можно ожидать уже в начале 2021 г.
