США и Китай: больше, чем торговая война

Встреча президента США Дональда Трампа и президента Китая Си Цзиньпина на саммите G20 в Осаке 29 июня не привела к прорывам в отношениях двух супердержав. Стороны договорились возобновить переговоры, но Вашингтон отказался снять уже введенные против КНР импортные тарифы (хотя Трамп пообещал не вводить новые). Очевидно, что торговая война продолжается, несмотря на временное перемирие.

Предыстория конфликта: интеграция Китая в западную экономику

Экономики США и Китая – крупнейшие в мире (если не считать за единое целое страны еврозоны). С начала века они вместе были ответственны за треть мирового роста ВВП. И их взаимозависимость резко выросла за последние два десятилетия.

Важной отправной точкой интеграции Китая в мировые производственные цепочки стало вступление страны в ВТО в 2001 г. Этому событию предшествовало более десяти лет тяжелых переговоров. При этом китайская сторона отмечала, что КНР при вступлении приняла на себя множество асимметричных и несправедливых требований со стороны действующих членов ВТО.

Например, такими считаются пункты 15 и 16 протокола о вступлении в ВТО: пункт 15 де-факто признает за Китаем статус нерыночной экономики в случае расследования демпинга, пункт 16 вводит специальные ограничительные механизмы для китайских товаров. В свою очередь, США начиная с 2005 г. постоянно подают иски против Китая в ВТО (всего 17), в основном против применения скрытых субсидий либо нарушения авторских прав.

С момента вступления Китая в ВТО США открыли для него свой потребительский рынок и дали стране возможности для экспортно ориентированного роста, точно так же, как ранее для Японии, Южной Кореи и Тайваня. Рост торговли оказался беспрецедентным – в 2001 г. объем товарного китайского импорта в США составлял $102 млрд, а по итогам прошлого года он увеличился до почти $540 млрд. При этом дефицит США в торговле с Китаем также вырос более чем в пять раз – с $83 млрд в 2001 г. до $419 млрд в 2018 г. (см. график).

Западные партнеры отводили Китаю роль мировой фабрики. Он удовлетворял спрос развитых стран (прежде всего США и Европы) на товары конечного потребления и развивал свою промышленность за счет переноса производства глобальных корпораций, а также абсорбировал дефицит торгового баланса в основном все тех же США (путем увеличения международных резервов). Но этот дефицит не стоит понимать как некое зло – в случае Америки он является естественным побочным эффектом статуса доллара как мировой резервной валюты.

Экспортно ориентированные китайские заводы и фабрики интегрировались в глобальные цепочки добавленной стоимости. В существенной степени это была сборка или процессинг импортированных промежуточных компонентов, что статистически отражалось в значительной разнице между объемом экспорта и добавленной стоимостью этого экспорта, произведенной в стране.

Простое сборочное промышленное производство в современной экономике в основном находится на дне «улыбки добавленной стоимости». Чаще всего создание высокой добавленной стоимости идет в начальной и конечной точках производства: научные исследования и разработки, а также дизайн, с одной стороны, маркетинг, логистика и послепродажное обслуживание – с другой. Между этими высокими точками на кривой – провал «улыбки», это собственно процесс промышленной сборки, как правило, с низкой добавленной стоимостью. Но создание высокой добавленной стоимости может идти в производстве высококачественных кастомизированных и/или нишевых продуктов – т.н. инвертированная «улыбка добавленной стоимости». Германская и японская автоиндустрии – среди немногочисленных примеров такой инвертированной «улыбки».

Во многом неизбежная изначальная ориентация на сборочное производство из-за ограниченности доступных ресурсов поставила Китай в относительно невыгодное положение на «улыбке добавленной стоимости», однако позволила накопить опыт и знания. Индустриальное развитие страны на этом этапе сопровождалось активным государственным вмешательством в экономику и различными протекционистскими мерами, прежде всего огромными скрытыми и явными субсидиями для промышленного сектора, ориентированного на экспорт. Государственное вмешательство прямо или косвенно поддерживало высочайшую долю инвестиций в ВВП, что в итоге выливалось в высокие темпы экономического роста, хотя и за счет потерь для роста благосостояния. Аналогичный процесс происходил ранее и в других успешно индустриализировавшихся странах Восточной Азии, прежде всего в Южной Корее и на Тайване.

Торговля США с Китаем (товары), $, млрд

Прогресс Китая как вызов США

После глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. Китай начал постепенно отходить от модели экспортной ориентации и в большей степени рассчитывать на внутреннее инфраструктурное развитие, совмещая последнее все с теми же протекционистскими мерами. Привлеченные растущим китайским рынком западные компании сталкивались с жесткими ограничениями для ведения бизнеса в стране, часто последнее обусловливалось той или иной формой передачи технологий китайским партнерам (либо в форме создания совместных предприятий, либо в требованиях по локализации производства, либо другими методами).

Такая протекционистская политика стала поводом для жалоб транснациональных корпораций собственным правительствам, которые, в свою очередь, подавали жалобы в ВТО. Однако масштаб китайского рынка заставлял идти на компромисс – риск лишиться доли на столь гигантском рынке часто перевешивал риск потери ноу-хау. Вообще, в исследованиях о росте Китая за последние 40 лет эффект умножения протекционистско-девелопменталистской модели на масштаб экономики является явно недооцененным, хотя некоторые свежие исследования анализируют этот вопрос (например, книга экономиста Дика Нанто China’s Dance with the Foreign Devils).

Какой бы сложносоставной ни была модель роста Китая, сейчас США стало понятно, что КНР не хочет более мириться с ролью вечного младшего партнера. Цели глобального доминирования очевидны – Китай открыто заявляет, что в относительно близком будущем хочет стать глобальным лидером. Во всяком случае, именно так можно интерпретировать целую серию амбициозных проектов, заявленных Пекином в последние годы: например, «Один пояс, один путь» и «Сделано в Китае – 2025». Кроме этих известных мегапроектов есть и множество других секторальных научно-технических программ развития – например, принятая еще в 1986 г. Программа 863 о стимулировании исследований и разработок в высокотехнологичных секторах или Программа 973 от 1997 г. о фундаментальных исследованиях, которые оказались не менее важными для экономического роста страны.

В отличие от многих стран, принявших правило невмешательства государства в экономику, Китай активно проводит промышленную политику и успешно добивается поставленных целей развития. Китай продвинулся не только в сборке товаров для рынков развитых стран, но и в копировании технологий и теперь производит и часто успешно экспортирует товары класса medium-high technology (см. график). То есть постепенно улучшает свои позиции на «улыбке добавленной стоимости». За последнее десятилетие заметно выросла доля КНР в экспорте таких товаров, как LCD- и LED-панели, бульдозеры, локомотивы, танкеры, солнечные панели, кондиционеры, турбогенераторы, дизельные генераторы и т.п. В последние годы доля «сборочного» китайского экспорта с высокой долей высокотехнологичных компонентов из Японии, Южной Кореи и Тайваня и стран Запада устойчиво падает.

Доля средне- и высокотехнологичного экспорта в экспорте промышленных товаров, %

Параллельно растет и импорт хай-тек-компонентов в КНР, но он, скорее всего, может быть снижен, как только китайские компании освоят/скопируют технологии. Например, число китайских поставщиков для Apple выросло с семи в 2012 г. до 19 сейчас (или до 28, если считать Гонконг). Часть китайских поставщиков вытесняет иностранных по мере овладения технологиями: Герман Саймон, специалист по компаниям, доминирующим на нишевых рынках (так называемые «скрытые чемпионы»), отмечает, что китайские предприятия стали сильными конкурентами для нишевых производителей с высокой добавленной стоимостью в Германии, в особенности в области бытовой техники и металлургии.

В тех областях промышленности, где китайские компании не могут по тем или иным причинам составить конкуренцию западным производителям, например в автопроме, где преимущество германских и японских производителей в области материаловедения и двигателестроения пока незыблемо, китайские власти инвестируют гигантские деньги (около $135 млрд) в развитие альтернативных технологий, в частности в создание электромобилей.

В итоге США обвиняют Китай в присвоении интеллектуальной собственности и неприкрытом протекционизме. Но многие промышленно развитые страны на том или ином этапе своего развития скрыто или явно занимались ровно тем же самым – вводили защитные меры в пользу своих производителей, давали субсидии будущим «национальным чемпионам», присваивали интеллектуальную собственность и т.п.

Экономические успехи Китая, как и прежде «азиатских тигров», ведут к переосмыслению роли промышленной политики. Например, в недавнем исследовании The Return of the Policy That Shall Not Be Named: Principles of Industrial Policy экономисты МВФ отметили, что «азиатское чудо» основано на «направляющей руке государства» и что протекционизм в отношении экспортно ориентированных отраслей может быть вполне оправдан.

Разумеется, бездумный протекционизм или промышленная политика столь же опасны, как и эксперименты незрелых экономик с laissez-faire, отмечают исследователи из МВФ. Промышленная политика, не ориентированная на экспорт и жесткую внутреннюю и внешнюю конкуренцию, может привести к технонационализму и консервации отсталости, примером чего может служить ряд стран Латинской Америки в ХХ веке или современная Белоруссия. Но все же протекционизм дает некий шанс на развитие, который может быть или реализован, или нет.

Китай в каком-то смысле реализовал этот шанс, хотя и не без многочисленных издержек, включая построение исключительно несбалансированной экономики. Но сейчас он является объектом атаки со стороны более развитых стран, желающих защитить свою технологическую ренту от возможного посягательства.

За господство интеллекта

Происходящий промышленный подъем Китая, судя по всему, начал всерьез беспокоить США. И, видимо, цель США в текущей торговой войне гораздо масштабнее, чем просто устранение дисбалансов в торговле с КНР: затруднить, а по возможности прервать овладение Китаем современными высокими технологиями. Введение тарифных ограничений на китайский импорт – лишь часть общей картины: США последовательно вводят торговые ограничения на высокотехнологичные компании из КНР.

Кейс Huawei – одной из самых технологически продвинутых компаний КНР, в отношении которой Вашингтон ввел санкции, оправдывая эти действия угрозами национальной безопасности, – лишь эпизод этого противостояния, хотя и самый известный. Например, в конце июня США ввели санкции против четырех китайских хай-тек-компаний и одного исследовательского института – Higon, Sugon, Chengdu Haiguang Integrated Circuit, Chengdu Haiguang Microelectronics Technology, Wuxi Jiangnan Institute of Computing Technology. Теперь последние не смогут покупать продукцию американских фирм-поставщиков.

Wuxi Jiangnan Institute был разработчиком микропроцессоров Sunway, на основе которых был создан китайский суперкомпьютер Sunway TaihuLight (третий в текущем списке топ-500 суперкомпьютеров мира). Предполагается, что суперкомпьютеры в будущем смогут решать целый комплекс проблем, актуальных для развития наиболее технологически сложных отраслей современной экономики: искусственный интеллект, фармацевтика, высокоточная электроника и т.п. Для этого разрабатывается технология производства суперкомпьютеров со скоростью в экзафлопс (квинтиллион) операций в секунду: о таких разработках сообщили Intel, а также Китай, уже превзошедший США по общему количеству суперкомпьютеров.

В прессе активно обсуждаются и другие китайские хай-тек-компании – кандидаты на попадание в санкционный список (прежде всего это Hikvision, Zhejiang Dahua Technology и ZTE). Кроме того, США рассматривают возможность ограничения экспорта в Китай продуктов и комплектующих, связанных с высокими технологиями (например, в области искусственного интеллекта, роботостроения, 3D-печати). Также может быть введен запрет на трудоустройство иностранных граждан в технологические компании (с целью недопущения утечки ноу-хау).

Другой прагматической целью торговой войны со стороны США может являться разрыв производственных цепочек, сделавших многие американские фирмы зависимыми от китайской промышленности. Для этого как раз подходят высокие тарифы на импорт китайских товаров в США. При прочих равных тарифные барьеры будут стимулировать компании, расположившие производство в Китае, переместить его в другие страны. Для низкотехнологичного производства актуален перенос производства из Китая в небогатые страны Юго-Восточной Азии, для более технологичного – не исключен перевод предприятий ближе к потребителю в США или в другие развитые страны. Высокие тарифы на китайский импорт только подтолкнут этот процесс.

Усиливается американская поддержка стран, с озабоченностью наблюдающих за растущими геополитическими амбициями КНР (прежде всего Тайваня, Японии и Южной Кореи). Америка все в большей степени вмешивается в территориальный конфликт в Южно-Китайском море.

Чем ответит Китай?

Позиции КНР в этом противостоянии пока представляются более уязвимыми. Несмотря на огромные успехи, Китай все еще существенно отстает от стран Запада в целом и от США в частности в ряде прорывных отраслей (искусственный интеллект, высокоточная электроника, атомная энергетика, квантовые компьютеры и т.п.).

К примеру, сегодняшний Китай зависит от импорта полупроводников больше, чем от импорта нефти (объем импорта полупроводников в прошлом году составил $210 млрд, а нефти – $170 млрд). Причем значительная доля этого импорта – либо полупроводники, произведенные непосредственно в США, либо по американским патентам. Эта технологическая уязвимость Китая, вероятно, самая серьезная наряду с двумя другими – зависимостью от поставок углеводородов и, самое главное, зависимостью от американского доллара как глобальной резервной и торговой валюты. На избавление от этих зависимостей уйдут годы, а скорее, десятилетия.

Опции китайской стороны в торговой и технологической войне с США пока ограниченны. Без всякого сомнения, он пока является более слабой стороной в текущем противостоянии. Китай, в отличие от тех же США, которые благодаря сланцевой революции сильно снизили в последние годы свою зависимость от импорта углеводородов, наоборот, резко ее увеличил.

В области контроля над стратегически важными для США товарами у Китая практически нет козырей. Чуть ли не единственный рычаг давления – ограничение на экспорт редкоземельных металлов. Фактически КНР является монополистом на этом рынке, контролируя 85% мирового производства. Редкоземельные металлы являются стратегически важным сырьем для электроники (аккумуляторы, магниты, смартфоны, каталитические конвертеры и т.д.) и других хай-тек-отраслей, включая ВПК (оборудование для GPS, ночного видения, точного наведения и т.д.).

Ограничение экспорта китайских редкоземельных металлов в США может подорвать технологические цепочки во многих отраслях. Вероятно, США уже готовятся к такому варианту, так как единственный крупный некитайский производитель – австралийская компания Lynas (до 10% мирового рынка) недавно объявила о строительстве обогатительной фабрики на территории США.

Пекин уже использовал ограничения на экспорт редкоземельных металлов в качестве политического инструмента в 2010 г., когда на короткое время сократил их поставки в Японию в ответ на столкновение китайского судна с японским в спорных водах Южно-Китайского моря. В случае обострения торгового конфликта с США он может использовать эту уже опробованную ранее опцию. Американские компании смогут найти альтернативных поставщиков, но это займет значительное время и вызовет временные разрывы во многих производственных цепочках.

Внутренний раскол

Впрочем, как это часто бывает в истории, внешне более слабый соперник может иметь преимущество из-за внутреннего раскола в рядах соперника более сильного. Несмотря на постоянную рефлексию американской элиты по поводу Китая, в США все же не существует какой-то единой стратегии по отношению к КНР. Демократы, как правило, высказываются против торговой войны с Китаем (например, нобелевский лауреат Пол Кругман). Хотя в настоящий момент для них практически все, что делает Трамп, является раздражающим фактором. «Либеральное» крыло трамповской администрации (Ларри Кадлоу, Стивен Мнучин, Джаред Кушнер, отчасти даже Майк Помпео) также настроено в большей степени на заключение нового торгового соглашения с КНР. Ориентированное на противостояние «ястребиное» крыло (глава государственного торгового совета Питер Наварро, торговый представитель США Роберт Лайтхайзер и советник президента по национальной безопасности Джон Болтон) в последние месяцы несколько ослабло, так как Трамп явно разочаровался в пока неудачных «кавалерийских наскоках» на Венесуэлу.

Все это увеличивает шансы Пекина на то, что США не пойдут на серьезное обострение отношений с Китаем из-за внутренних проблем и опасения охлаждения экономики накануне президентских выборов в 2020 г. Взгляд из Пекина может оказаться верным – США переживают беспрецедентный за всю послевоенную историю политический раскол, что может не позволить им проводить политику сколько-нибудь болезненную для избирателей. А каждый год отсрочки увеличивает шансы Пекина в итоге выйти из противостояния победителем.