Занятость и безработица в России: что говорят альтернативные показатели

Уровни занятости и безработицы – показатели, которые задают ориентиры политики на рынке труда. Международная организация труда (МОТ) определяет методологию их измерения, обеспечивающую сопоставимость оценок во времени, по регионам внутри отдельных стран и между странами.

Любой статистический инструмент основан на определенных конвенциях, довольно строгих, но при этом условных. Для того чтобы индивид считался «занятым», достаточно в обследуемую неделю хотя бы в течение одного часа выполнять любую деятельность, связанную с производством товаров или оказанием услуг за оплату или прибыль. Для того чтобы быть классифицированным в качестве безработного, требуется одновременное соответствие трем критериям: отсутствие работы; поиск работы любым способом в течение последних четырех недель; готовность приступить к работе в течение обследуемой недели.

Проблема обоснованности принятых критериев (и основанных на них измерителей) агрегатов рынка труда не является новой. Экономистов-исследователей давно беспокоило то, что за измерением безработицы нет серьезного теоретического обоснования и что даже небольшие отступления от условно «стандартного» определения могут сильно поменять оценки и выводы. Это вызывает сомнения в устойчивости представляемых показателей. «Достаточно ли отработать один час в течение референтной недели, для того чтобы считаться занятым, как это предусматривают рекомендации МОТ?» – задаются вопросом экономисты Банка Италии, отмечая, что это простое правило подчеркивает важность наличия работы, однако игнорирует ее продолжительность.

И занятость, и безработица всегда были неоднородными по составу, но в последние годы эта проблема обострилась. На их оценки влияют как структурные, так и институциональные особенности экономик. Например, сельскохозяйственная занятость и сельская безработица плохо «схватываются» стандартными показателями. Экспансия разных форм нестандартной занятости (неполной, случайной, неформальной, дистанционной и т.п.) также размывает надежность стандартных мер.

Уровень безработицы зависит от условий доступа к пособиям. В странах с низким коэффициентом замещения заработной платы пособием по безработице люди не имеют возможности долго искать наиболее подходящую работу и быстро возвращаются на рынок труда, в результате в таких странах наблюдается более низкий уровень безработицы, чем там, где пособие более доступно. В такой ситуации низкая безработица может служить плохим индикатором того, что ожидания людей по поводу работы в основном удовлетворены, отмечает МОТ, тем самым признавая, что стандартная методология расчета показателей безработицы и занятости не универсальна и плохо идентифицирует пограничные (между занятостью, безработицей и неучастием в рабочей силе) состояния.

В 2013 г. МОТ ввела набор показателей для измерения недоиспользования рабочей силы, а в 2018 г. дополнила действующие статистические стандарты более гибкими показателями статуса занятости. Тем не менее пока во всех странах мира, включая Россию, статистика занятости основана на стандартных показателях.

Параллельно статслужбы публикуют данные, позволяющие расширить понимание происходящего на рынках труда. Однако объем доступных альтернативных показателей для разных стран отличается. Например, Росстат приводит данные о потенциальной рабочей силе (доле незанятых, которые заинтересованы в получении работы, но не соответствуют всем критериям, необходимым для классификации в качестве безработных), на сайте Евростата доступны сведения о частично занятых, а также людях, которые ищут работу, но не могут немедленно к ней приступить. Бюро статистики труда США, помимо официального показателя безработицы, раскрывает еще 5 дополнительных индикаторов недоиспользования рабочей силы, в частности, число частично занятых по экономическим причинам, то есть желающих работать полный рабочий день, но не нашедших такого предложения, или данные о потерявших работу в связи с окончанием временного контракта.

Занятость и безработица в России

Известной особенностью российского рынка труда является его способность поддерживать достаточно высокий уровень занятости и низкий уровень безработицы (график 1). Уровень безработицы в России оставался относительно низким, а занятость – относительно высокой даже в условиях глубоких кризисов, которые переживала российская экономика за последние 30 лет.

С одной стороны, это вызывает чувство удовлетворения. Однако, с другой стороны, у наблюдателей появляется много вопросов к самим статистическим процедурам и получаемым с их помощью показателям. К тому же многочисленные обследования (например, тут и тут) говорят о том, что россияне не столь оптимистичны по поводу занятости и безработицы, а страх потерять работу не покидает их на протяжении всего постсоветского периода. 

Чтобы объяснить это расхождение и ответить на вопрос о том, как такие благоприятные уровни безработицы и занятости могут сочетаться с эпизодами глубоких рецессий или продолжительных стагнаций в России, мы сравнили официальный уровень занятости и безработицы в России в 2007–2018 гг. с альтернативными индикаторами занятости и безработицы, позволяющими увидеть более полную картину.

В группу альтернативных показателей занятости вошли три показателя с более строгими минимальными ограничениями по продолжительности отработанного времени (не менее 5, 10, 35 часов в неделю вместо 1 часа) и один показатель, не учитывающий производство в личном подсобном хозяйстве для продажи или обмена. Для расширения понимания недоиспользования рабочей силы использовались три направления: в оценки были включены индивиды, которые не соответствуют одному из критериев безработицы по МОТ; использовались два показателя, отражающие характеристики безработицы, – доля в рабочей силе лиц, находящихся в безработице 3 месяца и более, и доля в рабочей силе лиц, которые оказались в числе безработных в связи с потерей работы или завершением временного контракта; учитывалась занятость на неполное рабочее время.

Оказалось, что в целом используемые Росстатом «стандартные» показатели занятости ненамного отличаются от рассчитанных при помощи альтернативных (график 2). Например, повышение минимальной продолжительности рабочего времени индивида с 1 до 5 и до 10 часов приводит к снижению уровня занятости на 2–3 п.п.; исключение из числа занятых «домашних производителей» также приводит к незначительному (на 1–2 п.п.) изменению уровня занятости по сравнению со стандартным показателем.

Однако, с другой стороны, недоиспользование рабочей силы в России оказалось недооценено. Из-за широкого распространения неполной занятости недоиспользование рабочей силы в период, охваченный исследованием, было в лучшем случае более чем на четверть выше оценки, получаемой на основе стандартного расчета, а в отдельные годы разница превышала 70% (график 3).

Так, в частности, в составе безработных, определяемых по критериям МОТ, около трети всех граждан искали работу в течение трех и более месяцев: это говорит о том, что около трети безработных имели довольно слабую связь с рынком труда.

Включение в оценки недоиспользования рабочей силы тех, кто не соответствует одному из критериев безработицы МОТ (потенциальная рабочая сила), а также занятых неполное время не по личному выбору показывает динамику, схожую с динамикой общей безработицы. Однако учет этих категорий дает существенные различия в значении показателей – это связано прежде всего с масштабами неполной занятости.

Анализ показал, что в связи с существованием недоиспользуемых резервов рабочей силы ситуация на российском рынке труда более сложная, чем то, что о ней говорят стандартные показатели занятости и безработицы. При этом оценка альтернативных показателей недоиспользования рабочей силы свидетельствует о том, что доступные свободные резервы в России сравнительно невелики, в последние годы составляя порядка 24–28% от числа безработных, и их динамика практически не отличается от стандартных показателей безработицы.