Антирекорды глобальной рецессии, карантин как «зефирный тест» и взгляд экономиста на реформу полиции
Рецессия COVID-19 охватит самую большую долю экономик за 150 лет и будет самой глубокой со времен Второй мировой войны: соавторы обзора Всемирного банка Global Economic Prospects рассказывают о нем в блоге организации. По оценкам Всемирного банка, мировой ВВП по итогам 2020 г. сократится на 5,2% (схожий прогноз ранее дал МВФ). В большинстве последних рецессий ВВП группы стран с формирующимися рынками и развивающихся экономик, в отличие от группы развитых стран, не сокращался, а лишь замедлял рост. В частности, поэтому по методологии МВФ глобальная рецессия наступает, если темпы роста мирового ВВП снижаются до 2,5%. Но в этот раз спад охватит всех: ВВП стран с формирующимися рынками и развивающихся экономик сократится на 2,5%, развитых экономик – на 7%.
Впрочем, использовать в качестве критерия глобальной рецессии только динамику ВВП не совсем корректно, отмечают авторы: если исходить из определения глобальной рецессии как темпов роста мирового ВВП от 2,5% и ниже, то окажется, что с 1870 по 2020 г. мировая экономика суммарно пребывала в рецессии 54 года.
В своем исследовании эксперты Всемирного банка использовали альтернативные методы для выявления глобальных рецессий – статистический и экспертный. В статистическом подходе критерием глобальной рецессии выступает сокращение ВВП на душу населения. Экспертный метод предполагает анализ не только динамики ВВП, но и других макроэкономических показателей – международной торговли, оборота розничной торговли, потребления нефти, состояния рынка труда и др. С 1870 г. этим критериям соответствуют 14 глобальных рецессий, включая нынешнюю.
Глобальный ВВП на душу населения сократится в 2020 г. на 6,2% – это вдвое больше, чем во время глобального финансового кризиса: масштаб этого падения делает рецессию COVID-19 самой глубокой со времен Второй мировой войны и четвертой по глубине за полтора столетия – после двух мировых войн и Великой депрессии. При этом спад, вызванный пандемией, по своему охвату окажется самым масштабным за 150 лет: он охватит 93% экономик мира – предыдущий исторический антирекорд принадлежит Великой депрессии, охватившей 85% экономик. В то же время, в отличие от большинства предыдущих масштабных рецессий, текущая ограничится одним годом: в базовом прогнозе уже в 2021 г. глобальная экономика вырастет на 4,6%. Сценарий затяжной пандемии предполагает спад экономики на 8% в этом году и рост лишь на 1% в 2021 г.
В постпандемической экономике потребуется принципиально новый социальный контракт между бизнесом и государством, в центре которого должно быть создание качественных рабочих мест, призывают знаменитый экономист, профессор Гарварда Дэни Родрик и Стефани Станчева, также профессор Гарварда. Для этого экономическая политика должна фокусироваться не на налоговых стимулах и поддержке инвестиций, а на необходимых бизнесу услугах, которые способствуют созданию качественных рабочих мест.
Пандемия высветила многие застарелые проблемы современной экономики, с которыми сталкиваются миллионы людей, – неравенство, бедность, отсутствие надежных перспектив. Активизировались дискуссии о необходимости структурных реформ: обсуждается прогрессивное налогообложение и более активное перераспределение, новая антимонопольная политика, государственная поддержка цифровых и зеленых реформ. Но все эти реформы сохраняют прежний экономический порядок со всеми неразрешимыми проблемами, пишут Родрик и Станчева.
Суть этих проблем – экстерналии, то есть внешние эффекты, которыми сопровождаются экономические решения фирм. Как много сотрудников нанимать, сколько им платить, автоматизировать ли производство или перенести его в другую страну – все эти решения могут повлечь существенные негативные последствия для большого количества людей и компаний, напрямую никак не связанных с предприятием, которое эти решения принимает. При этом само предприятие или его акционеры в большинстве случаев не несут ответственности за эти негативные внешние эффекты.
Внешние эффекты могут быть и позитивными, продолжают Родрик и Станчева. Качественные рабочие места способствуют росту уровня жизни и развитию человеческого капитала, что положительно сказывается не только на самой компании и ее сотрудниках, но и на обществе в целом. Дефицит качественных рабочих мест, напротив, влечет негативные экстерналии, которые чреваты большими социальными и политическими издержками: рост преступности, политическая поляризация, подъем популистского национализма – лишь часть из них. Глобализация и технологическое развитие в их нынешнем виде способствуют сокращению качественных рабочих мест в среднем сегменте рынка труда, считают Родрик и Станчева: растет количество «плохих работ» – с низкими зарплатами, слабыми перспективами карьерного роста, недостаточными социальными гарантиями.
Создание большего количества качественных рабочих мест должно стоять во главе угла в новом экономическом миропорядке, считают авторы: основная ответственность ляжет на бизнес, но государство должно стать его активным партнером. Новый социальный контракт бизнеса и власти должен предполагать четкие взаимные обязательства обеих сторон. Компании должны будут «интернализировать» внешние эффекты, которые порождает их деятельность, – и не в рамках программ корпоративной социальной ответственности, а на законодательном уровне, то есть через иную регуляторную и налоговую систему. Взамен государство должно обеспечить бизнесу здоровую и образованную рабочую силу, качественную инфраструктуру, соблюдение контрактов и прав собственности.
Карантинные ограничения, по сути, заставили страны мира испытать на себе знаменитый «зефирный эксперимент», пишет Пол Кругман в своей постоянной колонке в The New York Times. В этом эксперименте, проводившемся в Стэнфорде в 1968–1974 гг., детям предлагалось съесть либо одну зефиринку сразу, либо подождать 15 минут и получить две. Организаторы предполагали, что более терпеливые дети в дальнейшем будут более успешными в профессиональной деятельности. Последующие исследования показали, что успех определялся и другими факторами, но «зефирный эксперимент» остается удобной метафорой, которая помогает описывать принятие непростых решений с отложенной выгодой, отмечает Кругман.
Во время пандемии сначала обществу надо было перетерпеть жесткие ограничительные меры до тех пор, пока количество инфицированных не станет совсем невысоким. Те страны, где карантин был максимально строгим и неукоснительно соблюдался, были вознаграждены: они смогли быстрее начать восстановление экономики и возвращение к нормальной жизни. Кругман приводит в качестве примера Новую Зеландию и Южную Корею и критикует преждевременное снятие ограничений в США. Кругман, последовательно выступающий против политики президента Дональда Трампа, отмечает, что «зефирный тест» провалил не только Трамп, но и общество в целом: поляризация, разъединенность и недоверие привели к тому, что в обществе не осталось силы воли.
Взгляд экономиста на реформу полиции: экономические блогеры активно включились в дискуссию о проблемах полиции в США, которая активизировалась после гибели Джорджа Флойда при задержании в Миннеаполисе. На фоне призывов свернуть финансирование полиции экономист Алекс Табаррок, соавтор влиятельного блога Marginal Revolution, напоминает, что США чрезмерно много тратят на пенитенциарную систему и из-за этого недофинансируют полицию. Расходы на правоохранительную систему в целом и в США, и в Европе составляют порядка 1,2% ВВП, но в европейских странах расходы на полицию в пять раз больше, чем на тюрьмы, а в США – всего лишь в полтора раза. Количество тюремных надзирателей на душу населения в США на 154% выше среднемирового уровня, а количество полицейских на человека, напротив, на 35% ниже среднего в мире.
Исследования показывают: расширение штата полиции на 10% приводит к сокращению преступности на 3–5%, напоминает Табаррок. При этом увеличение численности полиции и повышение качества ее работы – взаимодополняющие процессы, подчеркивает он: дополнительное финансирование может быть выделено только при условии реформ и борьбы со злоупотреблениями.
Многие проблемы полиции, как и проблемы в экономике, вызваны чрезмерной монополизацией, пишет профессор Чикагского университета и специалист по антимонопольной политике Луиджи Зингалес. Согласно классическому определению Макса Вебера, государство должно обладать монопольным правом на легитимное насилие на подконтрольной ему территории. Во избежание злоупотреблений монопольным положением, в демократических странах применение насилия государством должно быть под контролем избирателей. Но в реальности это происходит совсем не всегда – в том числе и в США, пишет Зингалес. Например, мэры городов часто фактически подчиняются шефу полиции из-за влияния полицейских профсоюзов, часто финансирующих предвыборные кампании.
Избежать злоупотреблений монопольным положением даже в такой ситуации могло бы помочь разделение полиции на несколько специализированных служб: Зингалес приводит в качестве примера Италию, где он родился и вырос. После Второй мировой войны правительство страны, опасаясь возвращения военной диктатуры и чрезмерного влияния силовиков, учредило четыре разные полицейские службы, чьи обязанности незначительно пересекаются, чтобы создавать здоровую внутреннюю конкуренцию.
