Брекзит только начинается, критика экономистов и 80 лет страха роботизации

«Это не конец. Это даже не начало конца, но, возможно, это конец начала», – экономист Мария Демерцис в блоге европейского исследовательского центра Bruegel цитирует Уинстона Черчилля, объясняя, что ждет Великобританию и Евросоюз в ближайшие 11 месяцев после наконец совершившегося на прошлой неделе Брекзита. Как минимум до конца 2020 г. Великобритания продолжит соблюдать все действующие соглашения с Евросоюзом, но при этом не будет иметь представительства в европейских наднациональных органах и не сможет никак влиять на правила, по которым ей же и предстоит пока жить. Это должно стимулировать правительство страны как можно быстрее выработать условия новых соглашений с Евросоюзом, но и у ЕС есть свои интересы, напоминает Демерцис. Так, Европа заинтересована в сохранении Лондона в качестве своего финансового центра, так что соглашение по финансовым услугам может быть достигнуто быстрее всего. Ситуация с соглашением о торговле может быть сложнее: Великобритания рискует потерять 27 рынков, на которые приходится около половины ее товарооборота; Европа, таким образом, получает выигрышную переговорную позицию. К концу года, вероятнее всего, удастся договориться о финансах и нескольких вопросах в торговле, что сторонники Брекзита, скорее всего, примут за политическую победу, считает Демерцис, правда, проблемы в торговле все равно неминуемы, а это лишь увеличит разрыв между Лондоном, живущим за счет сферы услуг, и остальной страной, которая в большей мере полагается на международную торговлю. По иронии судьбы именно преодоление этого разрыва было одним из аргументов кампании за Брекзит.

Экономика – это инструмент, который политики используют в интересах элит, а не объективная, полагающаяся на данные наука – эту идею экономический обозреватель The New York Times Биньямин Эпплбаум развивает в своей недавно опубликованной книге The Economists’ Hour: False Prophets, Free Markets, and the Fracture of Society. Редактор блога ProMarket Стиглеровского центра Школы бизнеса имени Бута Стефано Фельтри разбирает выводы Эпплбаума, обращая внимание на нестыковки в логике автора. С одной стороны, экономисты в книге представлены полезными идиотами, которыми политики могут пользоваться в своих интересах; с другой – экономисты оказываются беспринципными серыми кардиналами, подчинившими себе политиков, чтобы продвигать собственные идеи. Автор не пытается объяснить это противоречие, пишет Фельтри, а также игнорирует самый простой взгляд на вещи: возможно, экономика – это просто инструмент, при помощи которого можно получить и восхитительные, и катастрофические результаты, что зависит не только от личных качеств экономистов и политиков, но и от стимулов, под воздействием которых они принимают решения. Многие экономисты сочтут книгу Эпплбаума возмутительной и однобокой, заключает Фельтри, но в то же время следует признать, что в экономической науке сложилось множество глубоких внутренних проблем: например, диктат мейнстрима или влияние больших корпораций на исследования.

Заменят ли машины людей? Старая тема обсуждается вновь на фоне технологического прогресса: статья с таким заголовком была опубликована в The New York Times в 1940 г. Обративший внимание на эту публикацию управляющий редактор Journal of Economic Perspectives Тимоти Тейлор в своем блоге Conversable Economist заключает, что, хотя с тех пор человечество продвинулось в понимании роботизации, основные развилки остаются теми же, что и 80 лет назад. Забавно, что и тогда тема считалась старой, отмечает Тейлор. Один из экспертов, чей комментарий приводит автор статьи, тогда предупреждал, что количество рабочих мест в промышленности вряд ли будет расти, если только не удастся существенно увеличить выпуск или сократить количество рабочих часов, – и в долгосрочной перспективе он оказался прав, пишет Тейлор: к 2000-м гг. рабочих мест в американской промышленности стало примерно столько же, сколько и было в 1950-е. В статье 1940 г. рассматривались и негативные последствия для занятых, и меры социальной поддержки, которые должны смягчить удар, но они в основном были направлены на замещение потерянного дохода, а не на обеспечение занятости – эта проблема остается актуальной и сегодня.

Зрелость топ-менеджеров может быть одной из причин замедления производительности: соавтор блога Marginal Revolution Тайлер Коуэн в колонке для Bloomberg (выдержки доступны в его посте) рассуждает о поколенческих различиях и проблеме сложности в экономике. Чем больше усложняются процессы, тем больше опыта требуется, чтобы ими управлять, то есть топ-менеджеру будет недостаточно даже самого блестящего университетского образования, поэтому на руководящих позициях оказываются люди старшего возраста. Но они менее склонны к рискам, не совершают революционных открытий, продолжает Коуэн, а молодежь находит себе применение в консалтинге, где риск не поощряется, – в итоге все это тормозит инновации. Исключение – технологический сектор: он сравнительно молодой, и там ни у кого не может быть многолетнего опыта, именно поэтому он так активно привлекает молодые талантливые кадры, считает Коуэн. В продолжение он также публикует пост с данными о среднем возрасте генеральных директоров компаний S&P500 при поступлении на эту должность: если с 1980 по 2001 г. он снизился на четыре года, то с 2005 г. увеличился на 14 лет и приближается к 60 (то есть средний год рождения новых гендиректоров за последние почти полтора десятка лет не изменился). Это, впрочем, может только подтверждать тезис о том, что для того, чтобы войти или удержаться в списке крупнейших компаний, управленческого опыта стало требоваться больше.