Надвигается ли на мировую экономику «стагфляционная буря», к чему может привести регрессивное импортозамещение в России, будет ли «выбран лимит» глобального потепления на три четверти века раньше и зачем экономистам «бойцовские» навыки: самое важное из экономических блогов.
  |   Ольга Кувшинова Эконс

Риски «тройного торможения» – одновременной рецессии США, ЕС и Китая, крупнейших экономик мира, – формируют идеальный шторм, надвигающийся на мировую экономику, опасается профессор экономики и государственной политики Гарвардского университета Кеннет Рогофф, один из самых влиятельных мировых экономистов. Траектория роста Китая давно замедляется – не исключено, что его экономика уже в рецессии из-за настойчивого продолжения политики «нулевого ковида» с масштабными локдаунами. Для США вопросом остается уже не сама вероятность рецессии, а ее сроки и глубина, считает Рогофф: на фоне 40-летних максимумов инфляции «мягкая посадка», с не слишком высоким повышением ставки ФРС, выглядит все более призрачной. Спад в США и Китае мог бы затормозить рост в Европе и без военного конфликта на Украине, который значительно усилил риски и уязвимость европейской экономики. Рецессия ЕС из-за военного конфликта может подорвать доверие и финансовые рынки во всем остальном мире.

В последнее время многие экономические прогнозы фокусируются на растущих рисках в отдельных регионах, но преуменьшают последствия сочетания этих рисков, полагает Рогофф: обвал в одном регионе значительно повышает вероятность обвала в других. Например, массовые блокировки в Китае, нарушая цепочки поставок, приводят к росту цен в США и снижению спроса в Европе. Эти последствия могли бы быть смягчены более низкими ценами на сырье, но, поскольку ясного окончания российско-украинского военного конфликта не видно, цены на продовольствие и энергоресурсы останутся высокими в любом сценарии. От глобальной рецессии пострадают все экономики, даже экспортеры энергоресурсов, до сих пор получавшие экономическую выгоду от военного конфликта из-за роста цен. «Если повезет, к концу 2022 г. риск синхронного глобального спада снизится. Но на данный момент вероятность рецессии в Европе, США и Китае значительна и увеличивается», – подчеркивает Рогофф.

О том, что на мир надвигается стагфляционная буря, предупредил в конце апреля профессор экономики Нью-Йоркского университета «Dr. Doom» Нуриэль Рубини: даже без недавних потрясений, усугубивших глобальный рост инфляции и замедление экономического роста, среднесрочные перспективы мировой экономики мрачны. Рубини насчитал 11 стагфляционных факторов, складывающихся, по его мнению, в идеальный шторм: от переноса производств в более дорогие регионы (спровоцированного ростом протекционизма после глобального финансового кризиса и усиленного сбоем цепочек поставок в пандемию), изменения климата и демографии до кибератак, останавливающих производства. Все эти факторы не краткосрочны, и их сочетание грозит миру продолжительным стагфляционным кризисом. Кроме того, добавляет Рубини, впервые за многие десятилетия теперь придется учитывать возможность крупномасштабных военных конфликтов, нарушающих мировую торговлю и производство, и ответных санкций, которые также стагфляционны.


Регрессивное импортозамещение, с которым придется столкнуться России, – «невообразимый эксперимент», пишет профессор Городского университета Нью-Йорка Бранко Миланович, один из ведущих мировых специалистов по неравенству. До сих пор известная миру политика импортозамещения заключалась в том, чтобы догнать более технологически развитые страны за счет использования высоких тарифных барьеров, ограждающих от конкуренции с импортом производство местных товаров. Пионером такой политики считаются США конца XVIII века, впоследствии она использовалась рядом стран от Японии периода реставрации Мэйдзи до СССР с 1930-х и Бразилии и Турции в 1960–1980-е гг. Во всех случаях целью такой политики была технологическая модернизация. Россия же в ближайшее десятилетие попытается возродить ряд отраслей (машиностроение для нефте- и газоразведки, авионика, автомобилестроение) на основе устаревших технологий, пишет Миланович, приводя в пример программу воссоздания отечественного авиапрома. Проводить импортозамещение для того, чтобы откатиться в развитии назад, еще никто не пытался, не планировала бы этого и Россия, если бы не оказалась под давлением экономических санкций, оговаривает он.

Даже если регрессивное импортозамещение будет успешным, что сомнительно, усилия окажутся напрасными, поскольку «новое старое» будет менее эффективным, чем передовое западное, и в год Х снятия санкций Россия окажется в том же положении, что и СССР 1980-х: у нее будет промышленная база, но эта база не будет конкурентоспособной на международном уровне. Проблема регрессивного импортозамещения усугубляется, если принять во внимание человеческий капитал. Политика импортозамещения всегда опиралась на повышение квалификации рабочих, но ее регрессивный вариант приведет, напротив, к деквалификации рабочей силы, считает Миланович: если прежде требовалось научить крестьян арифметике, чтобы они могли управлять сложным для них оборудованием, то теперь из-за разрыва между тем уровнем квалификации, которым обладает рабочая сила, и тем, которого требует состояние технологий, инженерам-программистам придется становиться мастерами цеха.


У будущего глобализации есть три сценария – плохой, худший и хороший, который вполне реализуем, предлагает «пересобрать» глобализацию профессор международной политэкономии Гарвардского университета Дэни Родрик. Гиперглобализация рухнула под своими многочисленными противоречиями, перечисляет Родрик: от конфликта между выгодами от специализации и от производственной диверсификации, от недостаточного перераспределения доходов от выигравших к проигравшим, от ложной уверенности, что процесс глобализации неизбежен и неизменен, как смена времен года. Наконец, логика нулевой суммы национальной безопасности и геополитической конкуренции противоречила логике положительной суммы международного экономического сотрудничества. Пандемия и военный конфликт на Украине усилили деглобализацию, отодвинув глобальные рынки на второстепенную роль по отношению к национальной безопасности. Дальше есть три сценария, пишет Родрик.

Худший – уход, как в 1930-е гг., ряда стран в автаркию. Менее ужасный, но столь же плохой вариант – приоритет геополитики, означающий, что торговые войны и экономические санкции станут характерной чертой международной торговли и финансов. Но есть и хороший сценарий: глобализацию можно «пересобрать», установив баланс между прерогативами национального государства и требованиями открытой экономики, – это обеспечит и процветание внутри каждой страны, и мир за пределами каждой. Для этого потребуется, во-первых, восстановить приоритет общества в духе бреттон-вудской эпохи, когда глобальная экономика служила внутренним экономическим и социальным целям: в условиях гиперглобализации политики перевернули эту логику, сделав глобальную экономику целью, а общество – средством. Второе условие – что страны не превращают законное стремление к национальной безопасности в агрессию против других. Это условие также требует от великих держав признания многополярности мира и отказа от стремления к глобальному господству. Будущий мир не должен быть миром, в котором геополитика преобладает над всем остальным, – если подобная антиутопия материализуется, то не из-за системных сил, находящихся вне контроля, а, как и в случае гиперглобализации, из-за неправильного выбора, заключает Родрик.


В ближайшие пять лет рост глобальной температуры может превысить 1,5°C от доиндустриального уровня – выше этого значения экосистемам Земли будет нанесен необратимый ущерб, отмечает блог Всемирного экономического форума. По прогнозу Всемирной метеорологической организации (ВМО), опубликованному 9 мая, вероятность того, что до 2026 г. рост глобальной температуры как минимум временно превысит доиндустриальный (1850–1900 гг.) показатель на 1,5°C – это нижняя планка глобального потепления к концу нынешнего столетия, ограничиваемая Парижским соглашением, – составляет 50%. Еще в 2020 г. вероятность достижения этой планки в ближайшие пять лет оценивалась в 20%, а в 2015 г. – как почти нулевая. В 2021 г. средняя глобальная температура была выше доиндустриальной на 1,1°C. Ближайшие пять лет, 2022–2026 гг., будут теплее, чем предыдущие пять, с вероятностью более 90%, оценивает ВМО. Текущая политика ведет к тому, что к концу столетия мир потеплеет примерно на 3,2°C.

Цифра 1,5°C – это не какая-то случайная цифра, это та черта, при пересечении которой климатические изменения становятся все более пагубными для людей и для всей планеты в целом, поясняет глава ВМО Петтери Таалас. Глобальное потепление вызывает природные катаклизмы, которые губят урожай и разрушают физические активы, что ведет к росту цен и сбоям экономической активности, поэтому изменение климата – один из факторов, способствующих глобальной стагфляции. Однако ужесточение целей по декарбонизации в ближайшее время выглядит маловероятным.


Что такое экономическая наука и какими навыками должны обладать экономисты, напоминает блог Федерального резервного банка Сент-Луиса. Одно из стандартных определений гласит, что экономика – это наука о том, как общество управляет имеющимися в его распоряжении ограниченными ресурсами для производства, распределения и потребления товаров и услуг. Можно описать экономику и несколько по-другому: например, в версии экономистов ФРС это «использование теории, данных и наблюдений для интерпретации человеческого поведения»; или – наука, связанная с данными и цифрами, но также с историями и людьми, которые стоят за этими цифрами, и таким образом представляющая собой «самую количественную из социальных наук и самую социальную из количественных». Экономика – это также наука о том, как рассказывать эти истории, чтобы ответить на вопросы, которые важны для людей и всего мира.

Исходя из этих описаний становится понятно, что для экономистов важны навыки коммуникации и построения общей картины, наряду с математическими навыками. Работа экономиста требует «бойцовских» качеств, поскольку предполагает умение участвовать в дискуссиях и защищать свои идеи, пишут авторы блога. Похоже, в навыках публичного общения многие экономисты преуспели – эпидемиолог Элеонора Мюррей в 2020 г. писала, что эпидемиологи могли бы «многому научиться у экономистов в отношении общения с публикой, настроенной скептически, а иногда и враждебно». Не меньше умения объяснять важна та «оптика», которую экономисты разрабатывают для изучения как макро-, так и микроэкономики. Используемые экономистами инструменты призваны помочь увидеть, как разрозненные части реальности могут сочетаться и влиять друг на друга на уровне общей картины, и, наоборот, помочь на общем фоне видеть детали на микроуровне.