Импичмент, дополненная народом реальность и дееспособность государства как ограниченный ресурс

Новости о готовящемся импичменте президента США Дональда Трампа, похоже, не вызвали дискуссий среди экономических блогеров. Внимание возможному импичменту уделили только наиболее политизированные из них. Так, экономист Пол Кругман, критикующий Трампа практически в каждой из своих регулярных колонок для газеты The New York Times, пишет, что импичмент пошел бы на пользу американской экономике. Насколько вероятен импичмент – пока неясно. Авторы блога Econbrowser, получившего известность за посты с анализом последних событий, обращают внимание на котировки рынка предсказаний PredictIt: ставка на прогноз, что импичмент состоится до конца текущего президентского срока, за неделю по 29 сентября выросла вдвое (чем она выше, тем больше людей согласны с таким прогнозом). В то же время трейдеры этой платформы видят лишь 18%-ную вероятность того, что президент будет отстранен контролируемым республиканцами Сенатом: рынки ставят на то, что президент будет привлечен к ответственности, но не отстранен, комментирует аналитик PredictIt.

Знаменитое «правило Волкера» оказалось неэффективным, считают авторы блога Money & Banking, экономисты Стивен Чекетти и Кермит Шонхольц. После глобального финансового кризиса бывший глава ФРС Пол Волкер предложил ограничить возможности коммерческих банков заниматься высокорискованными операциями: мотивация проста – посредники, получающие выгоды от страхования вкладов и доступа к кредитору последней инстанции, не должны рисковать деньгами налогоплательщиков. Такое ограничение стало одним из положений закона Додда – Франка, но осталось известно как «правило Волкера». Предполагалось, что оно сделает банковскую систему более безопасной и позволит предотвратить кризисы, аналогичные обвалу 2008 г. На деле новые положения стали бюрократическим бременем для самих регуляторов, которым потребовалось провести около 1400 встреч и совещаний, посвященных правилу Волкера, выросли издержки и самих банков, и их клиентов. При этом общий уровень риска в финансовой системе вряд ли снизился: риски просто перешли от коммерческих банков на небанковские организации, которые ведут все те же спекулятивные операции. Правило обрастало поправками и исключениями, и предложения продолжают поступать. Но хуже всего то, что громоздкие и дорогостоящие правила побуждают компании и их клиентов искать защиты у политиков, что создает давление на регулятивную среду и приводит к ослаблению правил даже там, где это неоправданно.

«Наша работа служит каждому гражданину Америки и бесчисленным гражданам мира» – такой баннер висит при входе в Федеральный резервный банк Сан-Франциско, рассказывает его глава Мэри Дейли в интервью «фрикономисту» Стивену Дабнеру. На фоне давления Трампа и страхов рецессии политика ФРС вызывает все больше интереса у обычных людей, а один из коньков Дейли – именно общение с массовой аудиторией. Она много ездит по штатам, к которым относится ее банк, чтобы пообщаться с людьми напрямую, а также ведет собственный подкаст, в котором публикует свои беседы с бизнесменами, гражданскими активистами и обычными людьми об их экономических решениях и видении ситуации. Эти разговоры убедили Дейли, что даже самые точные и полные данные не позволяют увидеть реальную картину: чтобы понять, как экономическая и монетарная политика сказывается на жизни людей, необходимо погрузиться в эту жизнь, иначе есть риск принять ошибочное решение.

Дееспособность государства – ограниченный ресурс, который должен использоваться разумно: соавтор одного из старейших и наиболее популярных блогов, Marginal Revolution, экономист Алекс Табаррок на примере Индии показывает, как стремление преждевременно копировать полный набор прогрессивных практик лишь увеличивает отставание. Во время недавней поездки в Мумбаи Табаррок увидел табличку, призывающую отказаться от пластиковых пакетов: в этом не было бы ничего особенного, встреть он ее у себя на родине, но неподалеку от этого знака люди и коровы спали вповалку прямо на улице. Это метафора экономической политики в целом, объясняет Табаррок. Индийские элиты часто копируют понимание того, что хорошо и правильно, у западных элит. Конечно, в подражании и копировании лучших практик нет ничего плохого – наоборот. Так, в Индии сформированы практически все надзорные органы, правила и законы, которые есть в любой развитой стране, включая, например, США. Однако поддержание скопированных у развитых стран правил несовместимо с уровнем развития Индии: финансирование государственного управления в пересчете на душу населения в ней сопоставимо с бюджетом США 1902 г. Имея ресурсы в несколько раз меньшие, Индия пытается сделать то, что делают страны с гораздо большими ресурсами. В итоге государство не в состоянии играть по им же самим установленным правилам, зато растет коррупция и другие способы обойти чрезмерное регулирование. Но что было бы, если бы госрасходы современных США сократили в 10 раз? Вряд ли все программы сократили бы одинаково на 90%. Некоторые программы и правила имеют важнейшее значение, но другие уместны лишь тогда, когда у государства есть потенциал для их реализации. Для стран с ограниченным ресурсом было бы оптимально больше отдавать «на откуп» рынкам и меньше регулировать их деятельность: подобное относительное невмешательство может быть важным шагом к развитию, даже если его конечная цель – более регулируемая экономика. Табаррок цитирует гарвардского экономиста Эдварда Глейзера: «Страна, которая не может обеспечить своих граждан питьевой водой, не должна пытаться регулировать диалоги в кинофильмах». Подробнее о последствиях имитации институтов – в новом исследовании Табаррока.

Что, если современный американец, сохранив уровень дохода XXI века, отправится за покупками в 1973-й? По идее, вернувшись в 1970-е, он будет в пять раз богаче соотечественника того времени, то есть сможет купить в пять раз больше. Но качество товаров и сервис будут тоже уровня 1973 г. Гарвардский экономист Расс Робертс использует этот с виду простой мысленный эксперимент, чтобы показать, что поправки на инфляцию при сопоставлении динамики доходов во времени не дают точную картину, ведь нужны еще и поправки на качество и ассортимент доступных товаров. А значит, и экономисты, и потребители недооценивают улучшение уровня жизни. Например, 21-дюймовый телевизор в начале 1970-х стоил $600, сегодня вдвое больший телевизор стоит $500, и в нем тысячи каналов, тогда как в 1970-х было лишь несколько, а если учесть, что все функции телевизора доступны в ноутбуке, то его сегодняшняя стоимость может оказаться вообще нулевой. Короткий ролик Робертса будет полезен и тем, кто ностальгирует по низким ценам прошлых эпох: даже при использовании в сравнении не индекса потребительских цен, а индекса расходов на личное потребление 1973-й выглядит достаточно унылым, отмечает экономист Брайан Каплан в блоге EconLib.