Макроэффекты господдержки ипотеки, отход от парадигм в экономике и влияние футбола на нефть
Макроэкономические эффекты господдержки ипотеки не ограничиваются рынком жилья, пишут экономисты Банка Англии в блоге Bank Underground о своем новом исследовании, в котором проанализировали результаты британской правительственной программы Help to Buy за 2014–2016 гг. Она значительно упростила условия по приобретению жилья в кредит, в частности, за счет снижения первоначального взноса до 5% с обычных для большинства ипотечных программ Великобритании 10%. Благодаря господдержке за исследуемый период покупки жилья возросли почти на 11%, при этом на 5% вырос и совокупный потребительский спрос в регионах, где участие в программе было наиболее активным.
При изменении соотношения суммы кредита к стоимости залога (loan-to-value, LTV) с 90% до 95% размер кредитного плеча, на который заемщик может претендовать при одном и том же взносе, удваивается: так, с первоначальным взносом 10000 фунтов семья может купить жилье за 100000 фунтов при LTV 90% и за 200000 фунтов – при LTV 95%. Причем, как правило, для заемщиков, которым особенно трудно накопить на первый взнос, требования к нему являются наиболее строгими, пишут экономисты. Их анализ показал, что порядка 90% участников программы составили молодые семьи, 78% купили жилье впервые. Спрос был географически неравномерен и сконцентрирован в районах с инфраструктурой, необходимой молодым (школы, парки, пабы и т.д.), прежде всего в Лондоне, где цены на жилье из-за недостатка предложения выросли почти на 5%, – в остальных регионах с высокой популярностью Help to Buy рост цен был относительно скромным, чуть более 1%.
В регионах с активным спросом на ипотечную господдержку также вырос общий потребительский спрос – частично это объясняется покупками товаров для приобретенного дома, но не только: например, покупки автомобилей возросли на 4%. Ослабление требований к первоначальному взносу по ипотеке высвободило средства, которые больше не надо было откладывать на покупку жилья и которые были направлены на потребительские расходы, заключают авторы исследования: таким образом, меры по снижению ограничений на ипотечном рынке влияют не только на рынок жилья, но могут иметь и существенные макроэкономические эффекты.
Рост инфляции в США сам по себе не проблема – опасность возникнет, если Федрезерв перепутает инструмент политики с ее целью, рассуждает Скотт Самнер из Университета Джорджа Мейсона в посте для блога Econlib. В апреле инфляция в США выросла на 0,8% месяц к месяцу и на 4,2% к апрелю 2020 г., поставив сразу несколько рекордов. В прошлом году ФРС объявила, что переходит к ориентиру на среднесрочный уровень инфляции – это означает, что периоды инфляции ниже 2% могут компенсироваться периодами, когда она выше 2%, и наоборот. То, что инфляция какое-то время будет выше 2%, не повод для тревоги, размышляет Самнер, – ее вызывают опасения по поводу того, что ФРС не станет корректировать свои инструменты политики с учетом меняющихся экономических условий: ФРС всегда должна устанавливать эти инструменты (например, ставку по федеральным фондам) так, чтобы достичь целей политики (например, инфляции в 2%), то есть корректировать инструменты всякий раз, когда экономика оказывается сильнее или слабее, чем ожидалось, для того чтобы сохранить траекторию ожидаемого роста. Но теперь ситуация может измениться, беспокоится Самнер.
В 2015 г. ФРС повысила процентные ставки не из-за целей политики, а из-за того, что по каким-то причинам низкие ставки сочла нежелательными, напоминает Самнер. Сегодня может быть противоположный вариант: ФРС может рассматривать низкие процентные ставки как самоцель, а не как средство достижения средней за 2020-е гг. инфляции в 2% и не повышать их, даже если того потребуют макроэкономические условия, волнуется экономист. Политика может сбиться с курса, если центральные банки спутают инструмент с целью. Пока что доходности облигаций остаются низкими, то есть рынки не видят риска перегрева. И всплеск инфляции, вероятно, краткосрочен, однако впервые за полтора десятка лет баланс рисков инфляции сместился от риска ее переоценки к риску ее недооценки, полагает Самнер.
Остерегайтесь экономистов, придерживающихся политических парадигм: любая идеология имеет слепые пятна, затмевающие путь к пониманию того, как работает экономика, предупреждает в колонке для Project Syndicate Дэни Родрик, один из ведущих мировых политэкономистов. Президент США Джо Байден призвал к росту госрасходов на социальные программы, инфраструктуру и переход к зеленой экономике, намереваясь использовать госзакупки для восстановления внутренних цепочек поставок и переноса рабочих мест в промышленности обратно в США, его министр финансов Джанет Йеллен настаивает на глобальном скоординированном повышении корпоративных налогов, а Джером Пауэлл, глава ФРС – института, обычно жестко придерживающегося ценовой стабильности, – поддерживает фискальную экспансию и развеивает страхи инфляции: все это, перечисляет Родрик, представляет собой отход от доминировавших с 1980-х гг. идей, которые называли Вашингтонским консенсусом, рыночным фундаментализмом, неолиберализмом и которые получили развитие из-за прежних неудач избыточного государственного регулирования. Но экономика – это не песнь свободным рынкам, пишет Родрик.
Рынки с совершенной конкуренцией, гармонично создающие стабильное равновесие, – лишь один возможный вариант из многих, однако распространение такой идеи в качестве универсальной сформировало нестабильную и чрезмерно зависимую от финансового сектора экономику с высоким неравенством, неспособную сегодня справиться с такими вызовами, как изменение климата, социальная дезинтеграция и технологическая революция, считает Родрик: «невидимая рука рынка» Адама Смита – идея о том, что корыстолюбивые люди в целях собственного обогащения попутно способствуют всеобщему процветанию, – жемчужина в короне любого экономиста, но глубоко противоречит интуиции. Возможно, стоило бы начать с основ преподавания экономики, свободного от идеологии, – такой проект уже есть, рекомендует Родрик открытый и бесплатный курс CORE, составленный экономистами разных стран мира, и ставит ему в заслугу замену традиционных экономических подходов более реалистичной альтернативой. Например, что люди не эгоистичны и дальновидны, а просоциальны и близоруки; или что конкуренция с ее «победитель получает все» скорее несовершенна, чем идеальна. Такой подход привел бы к лучшему пониманию социальных последствий экономических решений, но не к созданию новой парадигмы – и это хорошо: все предыдущие, будь то кейнсианство, социал-демократия или неолиберализм, имеют слепые пятна.
Правильный ответ экономиста на любой вопрос в сфере экономической политики – «это зависит от обстоятельств», уверен Родрик: есть время для фискальной экспансии и для бюджетной экономии; есть время, когда налоги должны быть высокими и когда низкими; есть время, когда правительство должно вмешиваться в цепочки поставок и когда должно предоставлять рынкам полную свободу действий. Администрация Байдена начала смелую и давно назревшую трансформацию, но ее цель должна быть не в создании новой ортодоксии, а в том, чтобы научиться адаптировать политику и институты к меняющимся потребностям, заключает Родрик.
Трансферы футболистов в клубы, финансируемые нефтяными магнатами, сопровождаются кратковременным ростом цен на нефть, делится Тайлер Коуэн из Университета Джорджа Мейсона ссылкой на исследование в майском номере Energy Economics. Его авторы, экономисты из Австралии, Новой Зеландии и Вьетнама, сопоставили трансферы игроков пяти футбольных клубов, принадлежащих Катару, ОАЭ и России, за 2003–2019 гг. с динамикой торгов нефтью Brent. Экономисты насчитали более 300 переходов футболистов в эти клубы и более 200 – из этих клубов в другие. Средняя цена «покупки» игрока составила 14,86 млн фунтов стерлингов, «продажи» – 9 млн фунтов, а разрыв между самым дорогим приобретением и самой выгодной «продажей» был более чем трехкратным (199,8 млн и 59,4 млн фунтов соответственно). Поскольку приобретения в целом обходятся дороже, у футбольного клуба на рынке трансферов возникает дефицит, и для его финансирования владельцы клубов могут задерживать или сокращать поставки нефти, что в периоды такого дефицита ведет к кратковременному (в пределах четырех-пяти дней) росту цен на спотовом рынке (рынке физических поставок), повышая, в свою очередь, цены на рынке нефтяных фьючерсов, пришли к выводу авторы.
По их расчетам, в среднем каждый 1 млн фунтов необходимого финансирования повышает спотовые цены на 0,014%, или, с учетом среднедневных мировых покупок нефти, обходится ее покупателям в дополнительные $0,9 млн в день. На фьючерсах не сказываются только сверхдорогие сделки, требующие более 70 млн фунтов и привлекающие широкое внимание СМИ, которое, вероятно, заставляет инвесторов задуматься о влиянии трансфера на рынок нефти – в такие периоды оно сказывается увеличением объема торгов фьючерсами, рассеивая эффект влияния на их доходность. Возникает вопрос – если владельцы «нефтяных» футбольных клубов могут так легко поднимать цену нефти, то почему не делают этого постоянно, размышляют авторы и сами же отвечают: вероятно, ни у кого из них нет для этого достаточной рыночной силы или, что скорее всего, подобные действия вовсе не являются продуманной стратегией максимизации прибыли, а происходят спонтанно, когда менеджер предлагает возможность приобрести классного игрока.
