Максимальный ущерб от пандемии, климатический агностицизм и неоткрытые идеи

Хотя пандемия затронула весь мир, страны с высоким, средним и низким доходом пострадали от нее по-разному, проанализировал влияние COVID-19 и коронакризиса на разные регионы мира по состоянию на июнь 2021 г. экономист Федерального резервного банка Сент-Луиса Хуан Санчес. Для оценки он разделил 171 страну на три группы: группа со средним доходом составила 50% всех стран, с высоким и низким – по 25%. Средняя избыточная смертность (насколько было больше смертей в сравнении с предыдущими годами) в целом в мире составила 11%, в том числе в странах с низким уровнем дохода – 34%, со средним – 14%, с высоким – 10%. При этом в наиболее бедных странах тестирование на ковид было намного более ограниченным: если в странах с высокими доходами проведено более одного теста на каждого человека (1,1), то в странах с низкими доходами – один тест на 27 человек, или менее 0,04 теста в расчете на каждого жителя (у стран со средними доходами – 0,3). Разрыв в доле полностью вакцинированных людей между странами с высоким и низким доходом к июню был 10-кратным (20% против 2%; в странах со средним доходом – 7%). В то же время экономика более бедных стран пострадала от кризиса меньше, чем более обеспеченных, а сильнее всех коронакризис сказался на экономике стран со средним доходом.

Ожидаемым следствием локдаунов и ограничительных мер стало падение ВВП – потери превысили 7% в среднем по всем странам (рассчитано как разница между фактической динамикой ВВП в 2020 г. и допандемическим прогнозом МВФ от октября 2019 г.). В странах со средним уровнем дохода экономика потеряла почти 9%, с высоким – почти 6,5%, с низким – чуть более 5%. Эти итоги отражают не только вводившиеся правительствами ограничения, но и применяемые ими ответные меры экономической политики. В странах с низким доходом влияние коронакризиса на экономику было менее значительным из-за менее строгих ограничений, в странах с высоким доходом – из-за масштабных стимулирующих мер.

Борьба с изменением климата будет сопряжена с очередным наступлением государства на свободы, размышляет в блоге Econlib канадский экономист, специалист по политэкономии и теории общественного выбора Пьер Лемье о вышедшем на прошлой неделе громком докладе межправительственной группы экспертов ООН о «климатическом апокалипсисе». Доклад фиксирует, что накопленные изменения климата необратимы, средняя температура на планете продолжит расти и удержать потепление к 2050 г. в рамках 1,5°С, как того требует Парижское соглашение по климату, невозможно и что причины потепления связаны с антропогенным влиянием. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш назвал доклад «красным кодом для человечества» и «похоронным звоном для ископаемого топлива». Подавляющее большинство климатических паникеров придерживаются взглядов на политику, которые в действительности тоталитарны, либо же они крайне наивны в своих благих намерениях, уверен Лемье.

Климатические системы крайне сложны и меняются на протяжении веков, климатические модели крайне неопределенны в силу самой природы моделирования, а «человек индустриальный» со своими дымоходами и пластиковыми бутылками все еще выглядит слишком маленьким в сравнении, например, с малым ледниковым периодом, длившимся с XIV по середину XIX века, пишет Лемье, называя себя «климатическим агностиком». Причины для «климатического агностицизма» – в политизированности науки, которая уже не раз предрекала катастрофы: так, приводит экономист примеры, в середине 1970-х выражались опасения по поводу неизбежного глобального похолодания, а в конце 1960-х – о неминуемой смерти трети человечества от голода в течение ближайшего десятилетия из-за перенаселенности и быстрого роста населения планеты.

Глобальные страхи обычно хорошо финансируются политиками или становятся частью идеологической игры, замечает Лемье. Чрезвычайная климатическая ситуация, безусловно, потребует безоговорочного подчинения «климатическому царю», подозревает Лемье: борьба с потеплением климата означает рост государственного вмешательства и разрастание государства, если что – пропаганда обоснует. Даже если климатическая ситуация столь безвыходна, как ее описывает межправительственная климатическая группа ООН, адаптация к изменению климата может быть гораздо менее затратной для большинства людей, чем донкихотская битва за его предотвращение, особенно если включить в нее издержки тирании и утраченное в силу этого благосостояние для, возможно, нескольких поколений. Однако неясно, может ли быть что-либо сделано без серьезного ущерба для и без того хрупких свобод, беспокоится Лемье: если и есть исчезающий вид – то это индивидуальные свободы, без которых невозможно процветание.

Набор эффективных пруденциальных правил для крупных банков может быть не столь эффективен для мелких, обнаружили экономисты Банка Англии. Пруденциальные нормы были ужесточены после глобального финансового кризиса 2008 г., чтобы предотвратить повторение подобных событий: «капитальный ремонт» международных банковских стандартов известен как «Базель III». Они обязательны для банков, работающих на международном уровне, которые, как правило, крупные, но у регуляторов есть выбор, применять ли эти же стандарты к локальным банкам, которые, как правило, небольшие. Чтобы понять, насколько это применение оправданно, экономисты использовали отчетность 118 банков Великобритании за 2007 г., применив к ней новые базельские стандарты, и попытались вычислить с помощью бинарной классификации ROC, какие банки могли столкнуться с проблемами из-за несоответствия «Базелю III».

Моделирование показало, что для всей выборки банков прогнозы срабатывают в 50% случаев при доле «ложных тревог» в 12,5%. Особенность ROC-кривой в том, что повышение точности прогноза выше 50% сопряжено с аналогичным повышением числа ошибок, и при 75% точных совпадений примерно таким же становится и уровень ложных срабатываний, что делает прогноз похожим на подбрасывание монетки. Однако если разделить банки по размеру (с активами более 5 млрд фунтов стерлингов и менее этого порога), то оказывается, что для крупных банков даже при 75% точных прогнозов уровень ошибок не превышает 25% (то есть примерно втрое меньше «стандартного»), тогда как для мелких банков, напротив, при повышении точности до 75% уровень ошибок превышает 75%. Это позволяет предположить, что базельские стандарты лучше согласованы с рисками, которые ведут к банкротству крупных банков, чем с рисками, которые более актуальны для небольших банков, – например, качеством корпоративного управления. Добавление в модель суждений проверяющих органов об этом качестве за 2007 г. позволило повысить точность прогноза банкротств для мелких банков, но почти ничего не изменило для крупных.

Пруденциальные правила снижают вероятность банкротств банков и финансовых кризисов, но они также накладывают на банки дополнительные затраты – и нормативы должны применяться таким образом, чтобы достигать оптимального баланса между выгодами и затратами, резюмируют экономисты Банка Англии: при разработке нормативных положений для малых банков директивные органы должны учитывать вероятность более эффективной реализации выгод при применении требований, отличающихся от требований к крупным банкам.

Экономическая наука не будет по-настоящему глобальной дисциплиной, пока голоса ученых ограничиваются Северной Америкой и Западной Европой: хотя экономисты наконец обратились к проблеме гендерного и расового дисбаланса в своей профессии, у нее есть еще один источник неравенства – географический, пишет профессор Гарварда, президент Международной экономической ассоциации Дэни Родрик. Почти 90% авторов восьми ведущих научных журналов по экономике базируются в США и странах Западной Европы, примерно такая же картина с самими редколлегиями ведущих академических изданий. Учитывая, что на эти страны приходится лишь около трети мирового ВВП, такую концентрацию нельзя объяснить только лишь неадекватными ресурсами или меньшими инвестициями в образование, считает Родрик. Восточная Азия производит треть мирового ВВП, однако на долю экономистов этого региона приходится лишь 5% научных публикаций. Помимо ресурсов и образования, ключевую роль в генерировании и распространении знаний играет доступ к сетям – отношение к исследованию авторов зависит от того, посещали ли они правильные школы, знают ли правильных людей и участвовали ли в правильных конференциях. А в сфере экономики все это базируется преимущественно в Северной Америке и Западной Европе: «Как студент из Турции, который впервые приехал в США в 18 лет, я, безусловно, извлек пользу из этих сетей», – отмечает Родрик.

Исследователи из стран с развитой экономикой стали больше внимания уделять развивающимся странам, увеличилось и количество иностранных исследователей на ведущих экономических факультетах США и Европы, но это не заменит знаний и понимания местной ситуации, тем более иностранные ученые в западных вузах часто поглощены повесткой, в которой доминируют проблемы и заботы развитых стран. Социальные науки обогащаются, когда в них учитывается разнообразие локальных обстоятельств. Наблюдения за странностями экономического поведения фермеров Кении привели Джозефа Стиглица к разработке основ теории асимметрии информации, за которую он был удостоен Нобелевской премии; точно так же озадачившее Альберта Хиршмана поведение железнодорожной компании в Нигерии стало семенем, из которого выросла феноменально влиятельная книга «Выход, голос и верность». Эти истории подтверждают ценность возможности увидеть мир во всем его разнообразии – однако знакомство экономиста с этим разнообразием ограничивается случайностью или совпадением. Сколько важных идей остается неоткрытыми, потому что исследователям из академической периферии не хватает восприимчивой аудитории, сетует Родрик: экономика не станет по-настоящему глобальной дисциплиной, пока этот дефицит не будет устранен.