Нестрашный долг американского бизнеса, почему цены так высоки и Вьетнам как новый Китай

Растущие долги американского бизнеса не так страшны, как кажутся. Председатель ФРС Джером Пауэлл недавно признал, что его беспокоят долги частного нефинансового сектора. Но бить тревогу преждевременно, пишут аналитики ФРБ Нью-Йорка в блоге Liberty Street Economics. Корпоративный долг к ВВП действительно существенно возрос, но прибыли тоже росли: соотношение долга к прибыли, напротив, сократилось, указывают авторы. Агрегированные данные могут искажать реальную картину, но и микроданные по компаниям не вызывают тревогу: так, доля компаний с долгом, превышающим EBITDA в шесть раз и более, не растет и составляет 12% – примерно как и предыдущие 30 лет.

Почему цены так чертовски высоки? Этому вопросу посвящена недавно опубликованная монография Why Are the Prices So D*mn High? Эрика Хелланда и Алекса Табаррока из Университета Джорджа Мейсона. Они изучали цены на различные товары и услуги в США, взяв уровень 1950 года как базовый. Джон Кохрейн из стэнфордского Института Гувера публикует в своем блоге The Grumpy Economist краткую рецензию. Основной вывод: вещи дешевеют, люди дорожают – резюмирует Кохрейн. Благодаря развитию технологий, автоматизации и глобализации цены на товары снижались (например, цены на одежду и обувь в 2015 г. составляли немногим более 25% от уровня 1950 г., подсчитали авторы). В то же время квалифицированный труд стал дороже: стоимость высшего образования превышает уровень 1950 г. почти в пять раз. Но что лежит в основе такого удорожания – не совсем ясно, пишут и авторы, и Кохрейн вслед за ними. Хелланд и Табаррок винят во всем «болезнь издержек» (эффект Баумоля): в секторах, где производительность стагнирует или растет очень медленно, зарплаты, тем не менее, повышаются, поскольку приходится конкурировать за рабочую силу с секторами, где рост зарплат обоснован увеличением производительности. Классический пример: для исполнения струнного квартета Бетховена сегодня требуется столько же музыкантов, сколько и в XIX веке, – производительность исполнения классической музыки не увеличилась, тогда как реальные зарплаты музыкантов (как и всех других профессий) выросли. Но Кохрейн считает, что не все так просто: физический объем предельного продукта в культуре или образовании остался неизменным, но возросла его ценность – а потому и зарплаты его производителей. 

Война со статистикой опасна для государственной политики – экономист Уилл МакБрайд в своем блоге Calculated Risk критикует администрацию Дональда Трампа за попытки манипулировать данными или ограничить независимость ведомств, собирающих статистику. Эксперты и колумнисты пытаются объяснить, что статистика непосредственно влияет на повседневную жизнь. Например, новый порядок расчета черты бедности в США лишит социальных пособий тех, кто на самом деле в них нуждается, но на бумаге перестанет считаться малообеспеченным. Агентство защиты окружающей среды станет по-новому считать жертв загрязнения – тем сложнее будет обосновать жесткое экологическое регулирование. Но чем меньше будет качественных независимых данных, тем тяжелее будет принимать информированные решения – и чиновникам, и предпринимателям, и избирателям.

Вьетнам – это новый Китай? Брэд Сетсер из Council on Foreign Relations объясняет, что происходит с торговой политикой Вьетнама и курсом вьетнамского донга на фоне торговой войны Китая и США. Сальдо двусторонней торговли США и Вьетнама стремительно растет: часть компаний – в первую очередь производители электроники – уже переориентировала свои цепочки поставок на Вьетнам, но существенно нарастить импорт из США, чтобы выровнять баланс, страна не может – недостаточно платежеспособного спроса. Американская администрация уже пристально следит за двусторонним торговым балансом и за валютной политикой Вьетнама, подозревая власти страны в курсовых манипуляциях по образцу Китая. Впрочем, до китайских масштабов Вьетнаму еще очень далеко, успокаивает Сетсер.

Инклюзивный рост – не оксюморон, инклюзивность – единственный способ достижения роста как в развитых, так и в развивающихся странах, считает главный экономист Всемирного банка Пинелопи Голдберг. Судя по отзывам, многие опасаются, что Всемирный банк окончательно перенес фокус своего внимания с экономического роста на неравенство, делится Голдберг. Однако есть три причины, почему экономический рост должен быть инклюзивным, перечисляет она: во-первых, растущее неравенство доходов воспринимается людьми как несправедливость, что, во-вторых, порождает социальные волнения, и в-третьих – большое неравенство доходов и богатства часто ведет к неравенству возможностей, когда люди не могут реализовать свой потенциал, – а когда люди не могут реализовать свой потенциал, экономика не будет расти. В своем посте Голдберг рассказывает о новом междисциплинарном исследовательском проекте «Неравенства в XXI веке» лондонского Института фискальных исследований. Группу исследователей возглавляет нобелевский лауреат Ангус Дитон: в течение четырех лет экономисты, политологи, социологи и специалисты по здравоохранению будут изучать различные виды неравенств и их эффекты.