Подсчет вероятности кризисов, цена финансовых репрессий и стоимость «грязного» роста экономик

Метеорологи говорят о «шторме столетия», но должны ли в случае финансовых кризисов то же самое говорить регуляторы? Попытки оценить вероятность наступления кризиса – в терминах «раз в N лет» или «с вероятностью 1 к 20» – могут лишь ухудшить его, потому что такие прогнозы неизбежно неточны, а люди склонны чрезмерно на них полагаться, предупреждают аналитики Банка Англии в неофициальном блоге Bank Underground. Пока эксперты по всему миру пытаются оценить экономические последствия нового «черного лебедя» – коронавируса, аналитики Банка Англии напоминают, что необходимо предельно осторожно относиться к прогнозам редких явлений: «Как бы мы ни старались, мы не можем точно определить вероятность редких событий. Причины две: «мы не можем знать» и «мы не знаем». Во-первых, всегда есть события, которые даже нельзя представить сегодня, а значит, оценить вероятность их наступления невозможно: так, человек, который никогда не видел снега, в очень холодный день будет ожидать дождя. Поэтому регуляторам необходимо учитывать, что, несмотря на все попытки сделать банки предельно устойчивыми и проверять их на стресс-тестах, полностью устранить риски все равно невозможно. Во-вторых, даже когда речь идет о явлении, которое было известно ранее, точно оценить вероятность его наступления не получится, и чем меньше вероятность – тем сложнее ее оценить. Прошлых данных, как правило, недостаточно. Авторы приводят в пример террористические акты в США: к августу 2001 г. статистика терактов с 1970 г. показывала, что чаще всего количество жертв – всего три человека. Это не значит, что прогнозы вообще не имеют смысла, но то, как именно регулятор сообщает о будущих рисках, приобретает особое значение, подчеркивают аналитики Банка Англии. Они рекомендуют центробанкам избегать точных оценок вероятностей (таких как «вероятность 20%») и оперировать сценариями, оговариваться, что могут быть и еще более негативные сценарии, вероятность наступления которых пока невозможно рассчитать, а также предусматривать «экстремальные, но вероятные» сценарии.

Жесткие ограничения в финансовой сфере замедляют рост благосостояния на 0,4–0,7 п.п. в год, подсчитали эксперты МВФ в новом исследовании «Финансовые репрессии снова стучатся в дверь», которое они представили в блоге фонда. «Финансовые репрессии» – это различные административные ограничения на рынке финансовых услуг: например, потолки для рыночных процентных ставок, ограничения движения капитала и другие регуляторные меры, подменяющие рыночные силы. После глобального финансового кризиса по всему миру растет число сторонников государственного вмешательства в финансовую сферу, но нерыночные ограничения замедляют рост, указывают авторы, проанализировав «финансовые репрессии» 90 стран за последние 45 лет. Искажая рыночные стимулы, «финансовые репрессии» запускают рентоориентированное поведение: например, если доступ к кредиту административно ограничен для тех или иных категорий заемщиков, а другие таким образом могут получить средства по более низкой ставке, то участники рынка направят все усилия на напрасную конкуренцию ради того, чтобы попасть в категорию «избранных». Все это ведет к общим потерям эффективности, которые авторы оценили в 0,4–0,7 п.п. роста в год, но чем больше финансовая система – тем выше потери.

За экономическое развитие не стоит платить загрязнением окружающей среды, утверждает соавтор блога Marginal Revolution экономист Алекс Табаррок. Принято считать, что загрязнение окружающей среды – неизбежное следствие активного экономического роста: развитые страны уже прошли этот этап, теперь развивающимся необходимо догнать их уровень благосостояния – и тогда они тоже смогут заняться «зеленой экономикой». Это ошибочное представление, указывает Табаррок: исследования показывают, что загрязнение окружающей среды замедляет развитие, а переход к более чистым технологиям, напротив, способен ускорить рост. Загрязнение окружающей среды разрушает человеческий капитал, негативно воздействуя на здоровье, интеллектуальные способности и его производительность в целом. «Поэтому даже если власти параллельно пытаются вкладывать в человеческий капитал, загрязненная страна работает против них», – заключает Табаррок. По его мнению, и правительства, и бизнес часто недооценивают краткосрочные эффекты экологических проблем, полагая, что речь идет лишь о вреде будущим поколениям, а если бы они лучше осознавали стоимость «грязного» развития, то поменяли бы свой подход к экологической политике.

Не стоит смешивать автоматизацию и искусственный интеллект: авторы блога института Brookings напоминают, что у технологий будущего есть принципиальные отличия – в первую очередь они состоят в том, как такие технологии могут повлиять на рынок труда. Об автоматизации и искусственном интеллекте часто говорят через запятую, но следует учитывать, что у них разные сферы применения. Автоматизация заменяет человеческий труд в выполнении задач, прежде всего рутинных, то есть касается не самых квалифицированных рабочих мест: от работников сборочных цехов до курьеров и офисных клерков. В отличие от автоматизации, искусственный интеллект теоретически заменяет межличностные взаимодействия, такие как планирование, решение проблем или восприятие, – это уже профессии так называемых белых воротничков: аналитики, маркетологи, финансовые советники. Это не значит, что эти два вида технологий уничтожат большинство рабочих мест: сходство автоматизации и искусственного интеллекта в том, что пока невозможно однозначно оценить последствия их внедрения – они могут, напротив, создать еще больше рабочих мест за счет увеличения спроса.