Как будет в 2020-х расти глобальный средний класс, что общего у вывода американских войск из Афганистана с инфляцией в США, в чем две беды банков и каковы риски повторения пандемий: самое важное из экономических блогов.
  |   Ольга Кувшинова Эконс

Самыми быстрорастущими потребительскими рынками 2020-х станут пять стран, все они – в Азии и пока «незаметны»: эксперты Brookings подсчитали, как будет расти мировой средний класс в ближайшие 10 лет. Уже сейчас на Азию приходится 55% глобального среднего класса – 2,2 млрд человек из 4 млрд, – но только 41% его расходов ($26 трлн из $63 трлн), однако к 2032 г. этот показатель достигнет 50%, ожидают эксперты Brookings. К среднему классу они относят потребителей с расходами от $11 до $110 в день (по паритету покупательной способности в ценах 2011 г.). Всем известен быстрый рост потребления в Китае и Индии, однако быстрее всего численность потребителей со средним уровнем дохода будет расти в пяти азиатских странах, которые пока находятся «ниже радаров», пишут авторы: это Бангладеш, Вьетнам, Филиппины, Пакистан и Индонезия. Например, в Бангладеш средний класс за начавшееся десятилетие увеличится более чем в два раза – с 35 млн человек до 85 млн. В Пакистане к 65 млн потребителей с расходами от $11 в день добавится еще 56 млн – и к 2030 г. в глобальный средний класс будет входить каждый второй пакистанец.

При этом сам топ-30 стран по численности среднего класса за эти 10 лет не изменится. Но только пяти странам удастся сохранить свои текущие позиции в этом ренкинге – возглавляющим его Китаю, Индии и США, а также Аргентине (27-е место) и замыкающей список Малайзии. В России численность потребителей с расходами от $11 в день за 10 лет увеличится на 1,4 млн, но за счет более быстрого роста других стран она опустится с нынешней 4-й на 5-ю строчку, уступив место Индонезии, которая увеличит свою долю в мировом среднем классе с 2% до 3,8%. Позиции стран Европы, а также таких зрелых рынков, как Япония, Южная Корея, Канада, в ренкинге снизятся, рост потребления в них будет происходить в основном за счет дальнейшего роста благосостояния среднего класса, а не за счет увеличения числа входящих в него домохозяйств. Еще в начале этого века средний класс был в основном западным феноменом, но сейчас он является глобальным и становится все более азиатским, заключают авторы.


Какое отношение вывод американских войск из Афганистана имеет к инфляции в США? Многие экономисты и большинство руководителей центральных банков рассматривают инфляцию как чисто технократическую проблему, однако корни устойчивой инфляции кроются в политэкономии, и длинный список сходств событий 2020-х и 1970-х – периода всплеска инфляции в развитых странах – вызывает тревогу, делится наблюдениями Кеннет Рогофф, профессор Гарварда и эксперт по экономическим кризисам, в колонке на Project Syndicate. Сходство не ограничивается внешнеполитическим событием – поражением от более слабого, но более решительного противника, пишет Рогофф (Афганистан в 2020-е, Вьетнам в 1970-е). В самой стране после бросившего вызов институциональным нормам президента (в 1970-е – Ричард Никсон) к власти приходит «более достойный человек» (тогда – Джимми Картер), пишет экономист. Мировая экономика, как и в 1970-е, страдает затяжным снижением производительности и испытывает серьезный шок предложения (тогда – резкое повышение цен на нефть). Наконец, снова происходит огромный рост госрасходов (конец 1960-х – начало 1970-х – программа «Великое общество» Линдона Джонсона, а затем рост военных расходов), который, как и в 1970-х, не сопровождается повышением налогов на богатых для оплаты этих трат, сравнивает Рогофф.

С другой стороны, сегодня барьером против инфляции служит независимость центральных банков – в 1970-е ее не было, а в случае США центробанк даже подпитывал инфляцию массивными вливаниями. Верно и то, что сегодня сверхнизкие ставки дают правительствам намного больше возможностей для финансирования дефицита бюджета, чем в 1970-е. В то же время сейчас резко возросла и обострилась проблема неравенства, формируя социальное давление с целью увеличения государственных трансфертов; начавшаяся борьба с изменением климата также потребует роста госрасходов и замедлит экономический рост. Резко возросший госдолг неизбежно сделает повышение центробанками ставок политически болезненным. А возросший частный долг усиливает эту проблему: частные дефолты усилят нагрузку на бюджет из-за снижения собираемости налогов и увеличения расходов на соцзащиту.

Сегодняшние экономические проблемы, безусловно, разрешимы, и нет причины, по которой инфляция должна резко возрасти, продолжает Рогофф. И нынешние руководители ведущих центробанков, Джером Пауэлл в ФРС и Кристин Лагард в ЕЦБ, совсем непохожи на податливого председателя ФРС 1970-х Артура Бернса. Тем не менее центробанки постоянно сталкиваются с давлением, и им трудно оставаться в одиночестве бесконечно, особенно если политики становятся слабыми и отчаявшимися. Унизительное поражение США в Афганистане может стать шагом к воссозданию идеального шторма, который в 1970-е привел к торможению экономики и разгону инфляции: теперь такие риски возросли, беспокоится Рогофф.


У банков две беды – нехватка депозитов и избыток депозитов: банки США пытаются смягчить переизбыток финансирования, вызванный притоком средств населения за время пандемии, пишет в блоге Федерального резервного банка Сент-Луиса его старший вице-президент по надзору Карл Уайт. Еще два года назад американские банки называли высокую стоимость финансирования самым большим вызовом, а недостаточную доступность депозитов – определяемых как сберегательные и текущие счета населения, а также счета предприятий и средства денежного рынка – постоянной проблемой, которая будет только усугубляться по мере развития финтеха и усиления конкуренции на финансовом рынке. Затем последовал COVID-19 и наплыв средств на фоне сокращения спроса на кредиты и замедления потребительских расходов. Если за год до пандемии депозиты выросли на 4,7%, то за 2020 г. – более чем на 20%, рост охватил банки всех размеров. Несмотря на то что в последнее время рост депозитов замедлился, а расходы восстанавливаются, спрос на ссуды остается невысоким, а доходность других инвестиционных инструментов – низкой.

Хотя приток депозитов в период околонулевых процентных ставок привел к резкому сокращению стоимости фондирования для банков, он также привел и к ряду проблем, пишет Уайт: спрос на кредиты не успевает за ростом депозитов, в результате соотношение кредитов к депозитам в отрасли упало с 80% в конце 2019 г. до 63% в середине 2021 г. Банки обычно стараются поддерживать это соотношение на уровне от 80% до 90%, поскольку доходность кредитов превышает доходность других активов, например ценных бумаг, пишет Уайт. У банков есть возможность решить проблему переизбытка финансирования: либо еще больше снизить процент по депозитам – но тогда они рискуют потерять часть клиентов, либо инвестировать в более доходные активы и ссуды – но это также сопряжено с более высоким риском, в том числе кредитным. Уайт советует банкам набраться терпения и не исключать того, что проблема избытка ликвидности – временная: «Банки, терпеливо оценивающие новые возможности кредитования и инвестирования и избегающие ненужных рисков, будут жить лучше, чем те, которые гонятся за доходностью».


Вероятность пандемий, подобных пандемии COVID-19, не так уж мала: статистика показывает, что большинство людей может столкнуться с подобным событием в течение своей жизни, – блог Всемирного экономического форума пишет о новом исследовании, опубликованном в журнале Национальной академии наук США. В нем проанализированы вспышки заболеваний за последние 400 лет, и обнаружено, что статистическая вероятность пандемий подобного масштаба, как COVID-19, составляет около 2% в любой год – это означает, что родившийся в 2000 г. к настоящему времени имел 38%-ную вероятность столкнуться с подобным событием. Более того, исследование выявило, что риск интенсивных вспышек заболеваемости постоянно растет.

В случае самой смертоносной пандемии в современной истории – испанского гриппа 1918–1920 гг. – вероятность ее возникновения колебалась от 0,3% до 1,9% в любой год в течение исследованного периода: это означает, что пандемия подобного масштаба может повториться в течение 400 лет. А новая пандемия, аналогичная по масштабу COVID-19, вероятна в течение 59 лет. Но это не означает, что можно рассчитывать на отсрочку от новой пандемии на следующие 59 лет или на 300. «Когда происходит наводнение, какого мир не видел 100 лет, можно ошибочно предположить, что следующее подобное наводнение может произойти еще через 100 лет. Это ложное впечатление: в следующем году может опять произойти наводнение, какого мир не видел 100 лет», – говорит соавтор исследования, Габриэль Катул из Университета Дьюка. Статистический анализ характеризует только риски, а не причины, которые ими движут, поясняют авторы. Но выявленная относительно высокая вероятность пандемий требует усиления потенциала эпиднадзора как на глобальном, так и на локальных уровнях, говорит другой соавтор исследования, Уильям Пэн из Университета Дьюка.