Как МВФ пересмотрел взгляд на контроль за движением капитала, в чем смысл оплаты поставок газа в рублях и из чего состоит богатство мира и России: самое важное из экономических блогов.
  |   Ольга Кувшинова Эконс

МВФ  пересмотрел свою позицию в отношении контроля за движением капитала – «при определенных обстоятельствах» страны должны иметь возможность заблаговременно ограничивать приток средств из-за рубежа, поясняют первый заместитель директора-распорядителя МВФ Гита Гопинат и ее коллеги. Ключевое изменение позиции заключается в «заблаговременности». В 1990-х гг. МВФ придерживался убеждения о необходимости полной либерализации потоков капитала и даже использовал ее как условие предоставления помощи. Эта убежденность была поколеблена азиатским кризисом 1997 г. А после глобального финансового кризиса, когда крупнейшие центробанки снизили ставки до нуля и начали программы выкупа активов, что спровоцировало приток капитала на многие развивающиеся рынки, создавая риски столь же масштабного оттока, МВФ рекомендовал наряду с традиционными способами управления такими рисками (гибкость обменного курса и ужесточение налогово-бюджетной политики) использовать и нетрадиционные меры, включая пруденциальные и регулирование потоков капитала, – но использовать только «в моменте», то есть в периоды резкого усиления притоков капитала. В 2012 г. эта рекомендация была оформлена в «институциональный взгляд» МВФ. Нынешняя корректировка институциональной позиции допускает, что страны могут использовать меры регулирования потоков капитала и пруденциальные меры упреждающе, а не только «в моменте». Исследования, проведенные МВФ, показали, что риски для финансовой стабильности могут возникнуть при постепенном наращивании внешнего долга в иностранной валюте – а в некоторых случаях и в национальной – даже в отсутствие всплеска притока капитала, поясняют экономисты МВФ.

Это долгожданное признание со стороны МВФ интеллектуальных и политических аргументов в пользу того, чтобы включить контроль за движением капитала в постоянный набор инструментов политики, а не использовать только как крайнюю меру, пишут в колонке на VoxEU Пракаш Лунгани, замдиректора Службы независимой оценки МВФ (структура, созданная после азиатского кризиса 1997 г., чтобы помочь МВФ «извлекать уроки из собственного опыта и быстрее интегрировать усовершенствования в свою работу»), и его соавторы. Притоки капитала необходимы экономикам для роста. Однако чрезмерная задолженность делает страны уязвимыми для внешних шоков. Возникает замкнутый круг: когда заемщик погашает внешний долг в разгар кризиса, это способствует снижению курса национальной валюты, что, в свою очередь, ведет к ужесточению финансовых условий и проблемам, в том числе с финансированием внутренних активов, способствуя их распродаже – и продолжению оттока капитала, объясняют Лунгани и соавторы.

Переосмысление этих рисков и природы глобальных финансовых циклов после кризиса 2008 г. привело даже к тому, что был поставлен под сомнение классический постулат международной макроэкономики о трилемме денежно-кредитной политики («невозможной троице»). Он гласит, что из трех возможных опций – контроль за движением капитала, управление обменным курсом и независимая денежно-кредитная политика – одновременно возможны любые две: то есть при свободном движении капитала независимая денежно-кредитная политика возможна только при условии плавающего обменного курса. Однако когда глобальный финансовый цикл не соответствует конкретным макроэкономическим условиям стран, а зависит преимущественно от монетарной политики крупнейших центробанков, влияющей на стоимость заемных средств глобальных коммерческих банков, трилемма превращается в дилемму – независимая денежно-кредитная политика возможна только тогда, когда движение капитала управляемо, писала Элен Рей из Лондонской школы экономики, автор концепции «dilemma not trilemma».


Требование России оплаты за газ в рублях может иметь значение с точки зрения политической позиции, но не имеет никакого экономического смысла, рассуждает научный сотрудник Федерального резервного банка Сент-Луиса Чарльз Кан. Якобы экономической целью этого требования является укрепление рубля путем создания большего спроса на валюту – но рубль малопригоден для торговли за пределами России и стал еще малопригоднее, пишет Кан. Экспортеров уже обязали сдавать 80% своей валютной выручки, обменивая ее на рубли, и единственное отличие заключается только в порядке транзакций – раньше экспортеры обменивали полученные евро на рубли, а теперь это предлагается делать покупателям газа и передавать эти рубли своим поставщикам, что равнозначно конвертации 100% валютной выручки. Единственными проигравшими здесь являются российские экспортеры газа, которые больше не получат в свои руки иностранную валюту, пишет Патрик Хонохан из Института Петерсона, бывший управляющий центробанком Ирландии и член управляющего совета ЕЦБ.

Российское правительство может установить для европейских покупателей специальный, завышенный обменный курс, что фактически повысит цены на нефть и газ и в краткосрочной перспективе увеличит доходы от экспорта, как и любой налог на товар неэластичного спроса, рассуждает Кан. Но в конечном счете это окажется несущественным, поскольку наиболее важными факторами торговли будут выступать соглашения, которые Европа заключит с альтернативными поставщиками энергоресурсов, и договоренности, которые может заключить Россия для пополнения дефицита иностранной валюты.

Рубль с началом российской военной операции потерял более половины стоимости, но чуть более чем за месяц отыграл потери. Это вряд ли чем-то поможет экономике, но вряд ли и чем-то повредит – даже притом, что укрепление рубля сокращает экспортную выручку, это не имеет большого значения, пока спрос на российский экспорт снижается из-за спецоперации, пишет Хонохан. Но, вероятно, стабилизация долларовой стоимости рубля политически важнее, полагает он. Санкции ослабили экономику, но их влияние смягчено, пока идет поток доходов от экспорта, позволяющий оплачивать импорт, – и возврат к командно-административному подходу позволяет Банку России направлять доллары и евро от экспорта на любой импорт, который правительство посчитает важным, и даже по любому обменному курсу, пишет Хонохан. В новой реальности, где обменные курсы означают не то, чем кажутся, где экспортеры не зарабатывают иностранную валюту, а их покупатели только делают вид, что платят в рублях, и где меры, направленные против иностранцев, на самом деле ограничивают российских граждан, тщательно выстраивавшаяся Россией монетарная и финансовая репутация разрушена, считает бывший центробанкир.


Сколько составляет богатство стран и мира и из чего оно состоит, напоминает в блоге Тимоти Тейлор, управляющий редактор Journal of Economic Perspectives, с помощью данных Всемирного банка. Богатство обществ гораздо больше, чем стоимость недвижимости и финансовых активов, и включает в себя также природные ресурсы – от лесов до нефти – и человеческий капитал, воплощенный в знаниях и навыках людей. В отличие от ВВП, представляющего собой рыночную стоимость произведенных в экономике товаров и услуг за год, богатство представляет собой накопленное с течением времени. По оценкам на 2018 г. – последним имеющимся, – глобальное богатство составляло $1152 трлн, в 13 раз больше мирового ВВП того года в $86 трлн. Именно человеческий капитал – главное богатство мира: на его долю приходится 64%, или $732 трлн. На долю произведенного капитала (от станков до недвижимости) приходится 31%, природного капитала – 6% (в том числе 3% на возобновляемые и 3% на невозобновляемые природные ресурсы). Однако страны с разным уровнем дохода и развития отличаются не только по своей доле в совокупном богатстве мира, но и по структуре этого богатства.

Так, на страны ОЭСР с высоким уровнем дохода, такие как США и страны ЕС, приходится более половины – 58% – глобального богатства. В расчете на душу населения в этой группе стран богатство в 4 раза выше, чем в группе стран с доходом выше среднего, таких как Китай и Бразилия, в 23 раза выше, чем в странах с доходом ниже среднего, таких как Индонезия и Египет, и в 54 раза выше, чем в группе самых бедных стран. При этом доля человеческого капитала в богатстве стран ОЭСР с высоким уровнем дохода такая же, как в среднем в мире, – 64%. В самых бедных странах она составляет 50%. А в странах с высоким доходом, не входящих в ОЭСР, – только 34%: за счет входящих в эту группу сырьевых экспортеров, таких как Кувейт и ОАЭ, в ней максимальна доля богатства, приходящаяся на невозобновляемые природные ресурсы, – 30% против 3% в среднем в мире. Однако богатство стран не увеличивается за счет использования невозобновляемых природных ресурсов, пишет Тейлор: это как тратить деньги со сберегательного счета. А увеличение производственного капитала зависит от капитала знаний, куда входят не только технологии, но и те способы, которыми частные фирмы и государственные учреждения поддерживают функционирование экономики: с экономической точки зрения любое богатство сводится к человеческому капиталу, резюмирует Тейлор.

В России, по расчетам Всемирного банка, богатство на душу населения составляет чуть более $173000 против $160000 в среднем в мире, $621000 в странах ОЭСР с высоким доходом и $400000 в странах с высоким доходом, не входящих в ОЭСР (по итогам 2014–2018 гг. Россия покинула эту группу стран и была перемещена в группу стран с доходом выше среднего). В структуре богатства России на долю человеческого капитала приходится только 35%, почти вдвое меньше, чем в развитых странах и в среднем в мире, и примерно как у сырьевых экспортеров, не входящих в ОЭСР. Но доля невозобновляемых ресурсов в российском богатстве невелика в сравнении с другими сырьевыми экспортерами – 13%. Максимальная доля, 45%, приходится на произведенный капитал.