Битва за работника: как российский рынок труда отреагировал на санкции
Прогнозы, обещавшие рост безработицы в связи с уходом иностранных компаний и перестройкой российской экономики в ответ на международные санкции, не сбылись: рынок труда начал приспосабливаться к новым условиям так же, как в предыдущие кризисы – без резкого падения занятости и всплеска безработицы. Однако некоторые показатели рынка труда говорят о том, что отличия от предыдущих кризисов есть и, более того, что трансформация рынка труда уже началась и может быть довольно масштабной.
О том, что происходит на российском рынке труда, поделился своим видением с «Эконс» один из ведущих российских экспертов по экономике рынка труда Ростислав Капелюшников, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, заместитель директора Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ.
«Сжатие» безработицы
– Адаптация российской экономики к режиму санкций, введенных в 2022 г., вызвала существенную корректировку рынка труда. На пике начавшегося спада предприятия задействовали опробованный в прошлые кризисы механизм подстройки к негативным шокам – за счет снижения зарплат и сокращения рабочего времени. Однако эти «традиционные» изменения были ограниченными и краткосрочными, что говорит о нестандартной природе нынешнего кризиса, – отмечает Капелюшников. – В самом деле, вместо того чтобы пойти вверх, уровень общей безработицы продолжал устойчиво снижаться, опустившись до исторического минимума в 3,7% к концу 2022 г. и достигнув фантастически низкого уровня – 3,2% – в мае 2023 г.
Мало того что для времени проседания экономической активности подобный тренд выглядит парадоксально – у него есть и более долгосрочные последствия. В последние годы занятость в России поддерживалась на более или менее стабильном уровне за счет все большего «вытягивания» людей из безработицы в занятость. Однако теперь безработица сжалась до такого минимума, что она уже не сможет быть резервуаром, из которого было бы возможно продолжать пополнять ряды занятых, как это было раньше.
Некоторые статистические показатели говорят о существенной разбалансировке российского рынка труда. Так, исторически минимальные показатели общей и регистрируемой безработицы сопровождаются рекордным количеством вакансий в реестре Федеральной службы по труду и занятости: в 2022 г. на одного зарегистрированного безработного приходилось три зарегистрированные вакансии. Во время эпидемии коронавируса, например, на каждого зарегистрированного безработного приходилось не более 1/2 вакансии. По логике, в условиях экономического кризиса количество вакансий должно было бы начать сокращаться. Но ничего подобного мы не видим, что говорит о существовании огромного неудовлетворенного спроса на рабочую силу.
Об этом же говорит и альтернативный показатель – уровень вакансий по отчетности предприятий. Исторически он колебался вокруг отметки 2,5%, а в 2023 г. превысил 6%. Соотношение между уровнем общей безработицы и уровнем вакансий по отчетности предприятий составляет сейчас примерно 1:2, что является абсолютным рекордом за все время существования российского рынка труда.
Но важно отметить, что этот сдвиг начался не в 2022 г., а раньше – еще в период пандемии коронавируса. В прошлом году уровень вакансий вырос на 0,5 процентного пункта, но основной скачок показателя пришелся на 2020–2021 гг. Интересно отметить, что коронакризис вызвал аналогичный сдвиг на рынках труда многих других экономик – США, Германии, других западноевропейских стран. Там тоже безработица приближается сейчас к историческим минимумам, а показатели вакансий бьют все рекорды. Специфика России в том, что второй санкционный кризис еще более усугубил эту нестандартную ситуацию.
Очевидно, что в 2022 г. из-за перевода экономики на полувоенные рельсы структура спроса на рабочую силу кардинально изменилась. Шок, с которым столкнулись отдельные компании и целые отрасли, был очень неравномерным: для одних это открыло новые возможности, а других поставило в тяжелейшие условия. Между компаниями и отраслями началось перетягивание каната за обладание ограниченным пулом рабочей силы: одна часть экономики начала открывать вакансии, пытаясь переманить нужный им персонал, а другой приходилось открывать вакансии, чтобы компенсировать потерю кадров. У компаний, не готовых предложить высокую зарплату, значительная доля вакансий долго так и оставалась незаполненной.
В теории, если конкуренция между компаниями за рабочую силу резко обостряется, это должно подстегнуть рост реальной зарплаты. Как ни странно, вплоть до самого последнего времени ничего подобного не происходило.
Согласно официальным данным, падение реальной зарплаты по итогам 2022 г. составило 1,1%. По нашим расчетам, если бы в 2022 г. не случилось шока, связанного с санкционным кризисом, реальная зарплата была бы на 5% выше фактически наблюдавшегося уровня, а значит, за год она сократилась примерно на 6%.
Интересно, что провал такого же порядка наблюдался и во время коронакризиса. Если анализировать динамику реальной зарплаты за более длительный период, картина получается следующей: среднегодовой темп ее прироста за 2005–2008 гг. составлял 13,7%, за 2009–2013 гг. – 3,5%, за 2014–2022 гг. – 1,5%.
Скорее всего, многие предприятия живут старыми зарплатными ожиданиями, что не позволяет им быстро заполнять вакансии. Учитывая это, наиболее острого дефицита рабочей силы следует ожидать, с одной стороны, в секторах, где события 2022 г. открыли новые возможности для расширения производства, а с другой – в секторах, которые проигрывают в гонке зарплат, прежде всего в легкой и пищевой промышленности.
Оборот рабочей силы и проблемы статистики
– Второй санкционный кризис воспроизвел ситуацию периода пандемии, когда одна часть экономики испытала сильнейший удар из-за остановки работы предприятий и перебоев с поставками комплектующих, а другая, наоборот, стала выигрывать, как это, например, произошло с сектором услуг по доставке товаров, где численность работников стремительно выросла, – продолжает Капелюшников.
Одно из самых громких событий прошлого года – уход многих западных компаний из России – оказало не слишком большое влияние на состояние рынка труда, поскольку большинство зарубежных игроков поддерживали занятость во время приостановки операций и в конечном итоге просто перепродавали активы российскому бизнесу. Кроме того, доля работавших на предприятиях с участием иностранного капитала изначально была невелика – около 4% от общей численности занятых.
Шоки, с которыми экономика столкнулась в 2022 г., не исчерпали себя и в 2023 г., и, скорее всего, их влияние будет долгосрочным. Cложно прогнозировать, с какими новыми вызовами еще придется столкнуться экономике, но уже сейчас очевидно, что сильнее всего пострадали те ее сегменты, которые были глубже интегрированы во внешнеэкономические отношения и которые переживают болезненную перестройку.
Отличительной чертой новой конфигурации рынка труда стало резкое увеличение валового оборота рабочей силы, который рассчитывается как сумма коэффициентов найма и выбытия, – до 65%. Последний раз столь интенсивный межфирменный оборот наблюдался в конце 1990-х – начале 2000-х. Важно также, что во время предыдущих кризисов этот показатель всегда замедлялся: то есть компании реже нанимали новых людей, а работники реже меняли работу и сильнее держались за свои рабочие места.
В первой половине 2000-х гг. ежегодный валовой оборот рабочей силы все еще составлял 60–65%. Однако финансовый кризис 2008–2009 гг. стал триггером его резкого замедления примерно до 55%. В ковидном 2020 году межфирменный оборот опустился еще сильнее – почти до 50%, что стало рекордно низким показателем. Но затем он сначала резко активизировался в 2021 г. и еще больше ускорился в 2022 г. – это значит, что работники начали намного охотнее переходить с одних предприятий на другие, и удерживать их предприятиям становится все труднее. Это вполне вписывается в сценарий, предполагающий существование массивного навеса вакансий, о чем говорилось выше.
Специфическая черта российского рынка труда – почти полное отсутствие вынужденных увольнений (по инициативе работодателей в связи с сокращением штатов). В 2000-е гг. их уровень составлял около 1,5–2%, в 2019–2020 гг. – и вовсе мизерную величину: около 0,5%. В 2022 г. она не изменилась, то есть, несмотря на начавшуюся рецессию, предприятия так и не приступили к более активному «сбросу» рабочей силы.
Такая ситуация кажется на первый взгляд странной, но определенная логика в этом есть. Если предприятие понимает, что недозагруженный сотрудник понадобится в будущем, его, скорее всего, переведут в режим сокращенного рабочего времени или в крайнем случае снизят его оплату.
Причин несколько: во-первых, работников с требуемой квалификацией будет сложно в дальнейшем найти на рынке; во-вторых, вынужденные увольнения сопряжены с большими издержками для работодателей; в-третьих, может присутствовать давление со стороны региональных или местных властей, опасающихся роста социальной напряженности. В результате в российских условиях основную часть выбытий всегда составляли и составляют добровольные увольнения, по собственному желанию работников.
Парадокс состоит в том, что если во время предыдущих кризисов интенсивность таких увольнений снижалась, то во время второго санкционного кризиса она возросла. Впрочем, возможно, это не так уж удивительно, если вспомнить о массивном навесе незаполненных вакансий, образовавшемся в российской экономике за последние два-три года.
Анализируя текущую динамику рынка труда, надо иметь в виду, что официальная статистика не может сейчас давать надежные ответы на некоторые важные вопросы.
Дело в том, что многие ключевые индикаторы рынка труда рассчитываются на основе выборочных обследований рабочей силы Росстата. Но чтобы перейти от выборочных результатов к общим показателям, необходимо знать, что представляет собой генеральная совокупность, которой в данном случае выступает все взрослое население России – какова его численность и какую долю в нем составляют различные социально-демографические группы. Основным источником таких данных обычно служат переписи населения. Умножая выборочные результаты на соответствующие веса, можно получить количественные оценки общей численности рабочей силы, занятых, безработных и т.д.
Очевидно, что многие процессы 2022 г. (мобилизация, релокация, прием иммигрантов из Украины) должны были изменить параметры генеральной совокупности – как ее величину, так и ее структуру. В качестве условного примера допустим, что в прошлом году из России уехало около миллиона человек, причем, как можно предположить, в основном это были мужчины молодых возрастов. Чтобы учесть их убыль, численность и состав взрослого населения страны нужно было бы скорректировать. Когда статистические ведомства произведут такого рода пересчеты и как это будет сделано, пока неизвестно. Аналогичный вопрос возникает и по соотношению между занятостью в военном и гражданском сегментах экономики. Пока лишь можно сказать, что начиная с 2022 г. данными обследований рабочей силы Росстата следует оперировать с осторожностью и при возможности пользоваться данными из других источников.
Новые реалии: универсальный дефицит работников
– С 2000 г. российская экономика пережила четыре кризиса: в 2008–2009 гг., в 2015-м, в 2020-м и в 2022 г. Алгоритм реакции рынка труда на шоки всегда был примерно одинаковым: уровень безработицы и уровень занятости либо не менялись, либо корректировались незначительно, а основной удар принимали на себя продолжительность рабочего времени и оплата труда. Однако в 2022 г. появились новые факторы, связанные с ростом оборота рабочей силы, рекордным падением безработицы и резким ростом вакансий, которые говорят о том, что трансформация рынка труда обещает быть масштабной, – заключает Капелюшников.
Скорее всего, этот процесс будет растянутым во времени из-за инерционности процесса адаптации предприятий к новым реалиям, который требует перестройки многих производственных и технологических связей. Нет никаких гарантий, что в этом или следующем году не случится новых шоков, и никто не может сейчас сказать, какие импульсы будут транслироваться из-за этого рынку труда.
Все это накладывается на долговременный понижательный тренд в предложении труда. Анализ демографической ситуации говорит о том, что в ближайшие годы российскую экономику ждет его ускоренное сокращение. Несмотря на пенсионную реформу, в ближайшие 15 лет численность занятых в России сократится на 3–5 млн человек. Соответственно, в каких-то секторах нехватка работников может стать еще более острой.
Хотя сегодня слышнее всего жалобы на недостаток квалифицированных рабочих и программистов, в действительности дефицит рабочей силы носит универсальный характер. Нет ни одной отрасли и ни одной профессии, где бы за три последних года уровень вакансий не вырос, причем, как правило, очень резко.
Сокращение численности населения и его старение будут оказывать постоянное давление на предложение труда, вызывая все большее и большее его сжатие. За счет каких источников можно было бы его поддержать, неясно: традиционные практически исчерпаны, а новых не просматривается. При этом очевидно, что сначала коронакризис, а затем второй санкционный кризис стали источником серьезных структурных дисбалансов на рынке труда, а сам он перешел из режима ограниченного спроса на рабочую силу в режим ее ограниченного предложения.
