Как социальный капитал спасает жизни во время эпидемии
Гражданская культура и навыки социального общежития оказались крайне важны и на этапе первоначального сдерживания распространения эпидемии COVID-19, и при последующем предотвращении ее вспышек, когда экономическая и социальная активность возобновляются. Сообщества с развитой гражданской культурой быстрее решают задачи, требующие групповой координации, в них выше доверие к людям и готовность к участию в производстве социальных благ.
Вслед за классической работой Габриэля Алмонда и Сиднея Вербы «Гражданская культура. Политические установки и демократия в пяти странах» экономисты Луиджи Гвизо (Институт экономики и финансов Эйнауди), Паола Сапиенца (Школа менеджмента Келлога) и Луиджи Зингалес (Чикагский университет) определяют гражданский, или социальный, капитал как систему ценностей и верований, которая помогает сообществам решать «проблему безбилетника», побуждая членов сообщества к социально значимой деятельности.
Коронавирус и безбилетники
В случае общественных благ (в том числе общественного здоровья) вклад отдельного человека в их производство неочевиден. Станет ли в городе грязно, если я брошу на асфальт окурок? Возникнет ли пробка, если я воспользуюсь личным, а не общественным транспортом? Заболеет ли кто-то, если я бессимптомно переношу коронавирус и пойду в магазин? Из-за неочевидности личного вклада возникает проблема фрирайда, или безбилетника: так институционалисты вслед за Рональдом Коузом описывают ситуацию, когда люди не хотят платить за общественные блага или прикладывать усилия к их производству, желая получать эти блага бесплатно. В результате те, кто несет расходы на производство общественных благ, не могут получить плату с их потребителей и производство неоплачиваемых благ уменьшается.
При свободном доступе к таким благам проблема безбилетника порождает «трагедию общих ресурсов»: доступное всем благо уничтожается или истощается в результате его бесплатного использования. Традиционно проблему фрирайда считают одним из «провалов рынка», но экономист Элинор Остром, получившая Нобелевскую премию в 2009 г., антрополог Джеймс Скотт и другие описывают ситуации, когда сообществам удается регулировать доступ к общим благам на горизонтальном уровне, избегая как административного регулирования, так и приватизации.
Применительно к коронавирусной эпидемии социальное благо – это низкие уровень заражений и темп распространения инфекции, что достигается за счет социального дистанцирования. Следование ему предполагает учет людьми социальных последствий своих действий. Но это обходится бизнесу и отдельным людям недешево. Без доверия ученым, политикам и друг другу люди неохотно подчиняются таким правилам. А готовность действовать исходя из коллективных, а не личных целей требует высокого социального капитала.
Люди не готовы соглашаться с безграничными экономическими потерями для спасения чужих жизней. Одномесячный локдаун стоит экономике порядка 9% ВВП ( расчет на примере Швеции). По оценке экономистов из Стэнфорда Роберта Холла, Чарльза Джонса и Питера Кленоу, при уровне смертности от вируса в 0,81% общество может пожертвовать для предотвращения смертей 41% годового потребления, а при уровне смертности в 0,44% – 28%.
Локдаун дается многим очень тяжело. Даже в 21 стране Европы из 342 млн домохозяйств у 41,6 млн не было сбережений, чтобы пережить два месяца эпидемии в ситуации, когда их доходы сократились вдвое (см. статью Катарины Мидойнш из Bruegel). Почти 30 млн семей в аналогичной ситуации не могли пережить и одного месяца. Если субсидировать людям половину потерянных ими доходов, то на грани выживания остались бы 4–6 млн семей.
Эффект безбилетника в ситуации социального дистанцирования возникает, когда отдельный человек надеется: «Ну что такого, если я нарушу правила? Распространение вируса удастся сбить благодаря тому, что осмотрительно будут вести себя другие (отказываться от поездок, покупать средства дезинфекции и т.д.), я же могу поддерживать привычный образ жизни, ни о чем не заботясь». Для каждого отдельного человека цена дистанцирования весьма высока, а его вклад в достижение общей цели незначителен.
Поскольку многим людям вообще неочевидно, что их личная «политика дистанцирования» вносит вклад в здоровье общества, становится важен социальный капитал: он побуждает думать о других и предпринимать коллективные действия.
В недавней работе Зингалес, Сапиенца и их соавторы изучили, как гражданский капитал помогает сообществам справляться с COVID-19. Оказалось, что и в США, и в Европе районы с более высоким гражданским капиталом лучше поддерживают социальное дистанцирование. А каждые 10 процентных пунктов снижения мобильности в феврале – мае приносили снижение заражений на 17–27 п.п. в расчете на душу населения, показывают расчеты Эдварда Глейзера из Гарварда и его соавторов на примере Атланты, Бостона, Чикаго, Нью-Йорка и Филадельфии.
Социальный капитал и дистанцирование
Насколько жители отдельных районов США поддерживают дистанцию, Зингалес и Сапиенца исследовали по данным Google Community Mobility Report, показывающим динамику посещаемости общественных мест в период пандемии. Для изучения гражданского капитала экономисты использовали данные о том, как жители отдельных районов принимали участие в выборах в 2004–2016 гг. (это социальное действие, прямой выгоды от которого отдельные люди не получают), и показатели социального капитала из Social Capital Project, который ведет US Joint Economic Committee: участие людей в церковной жизни, социальных клубах; членство в добровольных ассоциациях и объединениях; количество вечеров, проведенных вместе с соседями; доля людей, получающих, по их словам, эмоциональную поддержку от соседей; доля людей, делающих регулярные благотворительные взносы, и т.д.
Теоретически социальный капитал мог влиять на распространение вируса двояко. В местах с более высоким социальным капиталом выше плотность связей: люди больше общаются друг с другом, что повышает риск заражения. В США и Италии территории, где проживает больше людей, связанных через Facebook соответственно с Нью-Йорком и Ломбардией (регионами, где произошла вспышка в этих странах), к концу марта 2020 г. имели больше заразившихся. Аналогичная динамика наблюдалась в Австрии, Италии, Германии, Нидерландах, Швеции, Швейцарии и Великобритании: первоначально в районах с более высоким социальным капиталом было больше случаев заражения. Но затем вступал в действие второй механизм: в районах с высоким социальным капиталом сильнее снизилась мобильность, и в итоге там было меньше заражений и смертей на душу населения.
Социальный капитал – это не только связи, но и доверие, отношения внутри сообщества, нормы взаимодействия. Там, где социальный капитал выше, люди больше заботятся о других. Во время эпидемии забота выражается в первую очередь в социальном дистанцировании и гигиенических практиках.
Социальный капитал помогает обществу пережить тяжелые периоды более спокойно, облегчает соорганизацию, помогающую минимизировать социальные последствия кризиса и восстановиться после него. Доверие помогает членам сообщества делиться информацией о том, как легче пережить кризис.
Людям с меньшим количеством социальных связей труднее самостоятельно пройти кризис и получить доступ к ресурсам – от финансов до психологической поддержки. Социальный капитал похож на нити, связывающие людей вместе, и работает как двигатель, помогающий обществу пережить кризис и восстановиться. Об этом говорят многочисленные исследования того, как общества реабилитируются после природных катаклизмов и эпидемий.
Исследование Зингалеса и Сапиенцы показывает, что в районах с высоким гражданским капиталом сильнее снизилось посещение ресторанов, кафе, торговых центров, тематических парков, музеев, библиотек, кинотеатров. Чем выше гражданский капитал, тем сильнее люди придерживались социально ответственного поведения. Это характерно и для времени, когда местные власти еще не ограничивали перемещения людей, и для периодов, когда такие ограничения были. Опрос Financial Trust Index подтвердил, что в начале апреля 2020 г. люди с более высоким уровнем доверия к другим контактировали с меньшим числом людей за пределами своего домохозяйства (а те, кто доверяет другим меньше, чаще пытались нарушить правила социального дистанцирования).
В районах с высоким социальным капиталом люди придерживаются мер дистанцирования и тогда, когда обязательные ограничения отменены. А там, где социальный капитал низок, социальная мобильность начинает резко расти за несколько дней до отмены обязательных ограничений, показывают экономисты.
Аналогичные результаты Зингалес и Сапиенца получили и для Европы (там социальный капитал измерялся по вопросу European Social Survey о том, насколько респондент склонен доверять другим). Уровень социального капитала показывает, насколько люди будут готовы добровольно следовать социальным ограничениям. Поэтому в Швеции, где социальный капитал очень высок, властям не пришлось прибегать к жестким ограничениям: граждане были готовы добровольно следовать «мягким» правилам. Власти не стали останавливать экономическую активность, поскольку организации и люди сами следовали правилам дистанцирования. В Италии, где социальный капитал находится на одном из самых низких в Европе уровней, такое было бы невозможно.
В США ограничение мобильности со стороны властей добавило 8% снижения мобильности к уровню, до которого люди смогли ограничить мобильность самостоятельно (в среднем на 26%). Чем сильнее люди снижали мобильность сами, тем менее рестриктивными были административные ограничения. При этом наибольший эффект имело не предписание сидеть дома, а закрытие ресторанов, кафе, магазинов, школ и т.д. По другой оценке, предписание сидеть дома снизило мобильность в городах США на 8–10%, а в целом по сравнению с докризисным уровнем – на 45%. В районах с более высоким уровнем доверия мобильность снизилась сильнее.
В свою очередь, на готовность властей ограничивать мобильность во время эпидемии влиял уровень общественного внимания к эпидемии (но только в странах с развитыми институтами). Общественный интерес к эпидемии был особенно важен на ее старте. Так, если бы в США мобильность была ограничена неделей раньше, смертность к 3 мая 2020 г. была бы более чем наполовину ниже. Ограничения мобильности в Швейцарии были введены через 3 дня после первого подтвержденного диагноза COVID-19, в Ирландии – через 8, в Корее – через 11, а в Сингапуре – через 15 дней. В то же время США «отсчитали» от этого момента 34 дня, Бельгия – 35, Франция и Япония – 36, Испания – 37, а Великобритания – 45. Оптимальный локдаун, по расчетам Фернандо Альвареса из Чикагского университета и его коллег, должен начинаться две недели спустя после фиксации первого случая коронавируса и охватывать 60% популяции.
Социальный капитал и жизнь
Социальный капитал не только замедляет распространение инфекции, но и спасает жизни. Сделав аналогичные работе Зингалеса и Сапиенцы расчеты для Италии, Луиджи Гвизо вместе с Рубеном Дюранте и Джорджо Гулино из Барселонской школы экономики выяснил следующее. Мобильность сильнее всего удалось снизить районам с более высоким социальным капиталом – и до, и во время, и после отмены локдауна. В Италии в провинциях, входящих в верхний квартиль по уровню социального капитала, мобильность снизилась на треть сильнее, чем в остальных. Аналогичные результаты Гвизо и коллеги получили по германским регионам. Если бы во всех итальянских районах социальный капитал был так же высок, как у тех, что входят в верхний квартиль, смертей от COVID-19 в стране было бы меньше в 10 раз.
В США, показали Кристос Макридис из MIT и Кэри Ву из Йоркского университета, социальный капитал тоже спасал жизни. Они исследовали 2700 районов в США и обнаружили, что в районах с высоким социальным капиталом было на 20% меньше случаев заражения, чем в районах с низким, и медленнее – распространение инфекции. Причина – в большей распространенности ответственного поведения и заботе друг о друге. В таких районах люди чаще подчиняются нормам дистанцирования, избегая как паники, так и того, чтобы окружающие в трудной ситуации оказались предоставлены сами себе.
Для Европы аналогичные расчеты сделаны в докладе IZA: в регионах с более высоким уровнем доверия мобильность в марте замедлилась сильнее, а 10%-ное снижение мобильности в последнюю неделю марта в отношении ко второй неделе месяца давало сокращение ежедневного темпа роста заражений на 11,8%. В итоге двукратный рост уровня доверия давал регионам снижение смертности в марте – апреле на 11%. В середине марта коронавирусных смертей в Европе было около 2000, а месяц спустя – около 90000. Согласно расчетам в докладе IZA, регионы с высоким доверием спасли около 4500 жизней. Еще одна работа по 7 европейским странам показала (. pdf), что в районах с высоким социальным капиталом с середины марта по середину мая было на 12–32% меньше случаев заражения коронавирусом в расчете на душу населения и ниже смертность – хотя первоначально заражений было больше там, где социальный капитал и количество связей у людей выше.
Другие компоненты социальности
Эпидемиологические модели не учитывают социальных мотивов в поведении людей. Но эти мотивы важны. Нарушая нормы социального дистанцирования во время эпидемии, люди пренебрегают социальными последствиями своего поведения, рискуя здоровьем других. А учитывают ли люди вообще влияние своих поступков на других – зависит от их социальных предпочтений. Эти предпочтения применительно к эпидемии коронавируса изучал Флориан Шнайдер из Цюрихского университета и его коллеги из университетов Копенгагена, Лунда и Чикаго.
Исследование проводилось в Швеции и показало, что люди, более склонные учитывать социальные последствия своих действий (эта склонность измерялась за два года до эпидемии), во время нее будут скорее избегать каких-либо контактов, если заболели, носить маски, поддерживать социальную дистанцию, давать деньги на благотворительность. Одним из важнейших стимулов к дистанцированию во время эпидемии стала эмпатия, опасение причинить своими действиями вред другим.
Похожий способ объяснить, почему разные общества по-разному реагируют на перспективу добровольных и принудительных ограничений, предложили экономисты из Гарварда, Бостонского и Франкфуртского университетов. Для исследования мобильности они использовали Apple Mobility Data по 53 странам, обеспокоенность людей коронавирусом измеряли по гугл-запросам, а статистику предпочтений (склонность к альтруизму, терпению, к позитивным взаимодействиям с другими людьми – отвечать добром на добро) взяли из работы Армина Фалька и его соавторов, в которой эти предпочтения исследовались в глобальном масштабе. Оказалось, что в регионах, где социальные предпочтения наиболее развиты, административные ограничения контактов менее эффективны, ведь люди ограничивают себя добровольно. Позитивное влияние социальных предпочтений на ответственное поведение во время эпидемии подтверждает и исследование экономистов из университетов Цюриха, Копенгагена, Лунда и Чикаго.
Не все компоненты социального капитала одинаково полезны во время эпидемии. Как выяснил Росс Левин из Беркли и его коллеги из университетов Гонконга, более высокая вовлеченность в местные дела (спортивные, религиозные группы и т.д.) ведет к тому, что людям труднее сепарироваться. Такие сообщества менее склонны к дистанцированию.
Другая разновидность социального капитала, связанная с готовностью людей жертвовать личным благом ради достижения общих целей (участие в благотворительности, голосованиях, донорская сдача крови), коррелирует с большей готовностью к дистанцированию. Эти два компонента социального капитала, по расчетам Левина, работают в противоположных направлениях. Похожие результаты получены еще в одном исследовании: большая плотность социальных связей мешает дистанцированию, а гражданские нормы – способствуют. Мешает социальному дистанцированию и индивидуализм.
Многое зависит и от модели социальных связей, показывает исследование экономистов из бельгийского Университета Намюра (. pdf). Если люди пожилого возраста часто контактируют со своими сверстниками и с людьми других возрастов (как в Италии), вирус распространяется быстрее; если реже (как в Германии и скандинавских странах) – медленнее. Модель социальных контактов важна и для выработки технологии снятия локдауна: там, где у пожилых меньше контактов, восстанавливать мобильность можно быстрее.
