Лекарственный парадокс
В последние десятилетия инвестиции бизнеса в развитых странах, в частности в США, перетекали из сферы физического капитала в сторону нематериальных активов, таких как данные, исследования и разработки, инновационные бизнес-процессы. Уже к концу 1990-х инвестиции американского бизнеса в нематериальные активы, по оценке экономистов Федеральной резервной системы, догнали по объему вложения в физический капитал, достигнув около 13% ВВП; с 1977 по 2013 г. инвестиции в материальные активы как доля совокупной добавленной стоимости бизнеса сократились с порядка 14% до менее 10%, а в нематериальные – с точностью до наоборот: выросли с 10% до 14%. Джонатан Хаскел из Имперского колледжа Лондона и Стиан Вестлейк, советник министра бизнеса, энергетики и промышленной стратегии Великобритании, отмечают в своей книге «Капитализм без капитала: рост нематериальной экономики», что к 2013 г. на каждый 1 фунт стерлингов инвестиций в физический капитал в крупных развитых экономиках приходилось 1,1 фунта стерлингов вложений в нематериальные активы.
Экономисты ФРС в своей работе делят «инвестиции в знания» на три группы: компьютеризированная информация (программное обеспечение и базы данных), научная и креативная собственность (НИОКР, георазведка, расходы на копирайт и лицензирование, развитие продуктов, дизайн и т.п.) и экономические компетенции (реклама и исследования рынка, направленные на развитие брендов и торговых марок, расходы на создание специфического для фирм человеческого капитала и развитие организационной структуры бизнеса). Нематериальный капитал может приводить к ускорению роста производительности труда, напрямую влияя на нее за счет сокращения затрат на единицу выпуска, однако этого не происходит: за исключением развивающихся стран, в крупнейших экономиках мира производительность последние десятилетия стагнирует. В 2012 г. Кэрол Коррадо из Conference Board и ее соавторы оценивали, что лишь около одной четвертой роста производительности труда в крупных экономиках Европы и США объясняется увеличением нематериального капитала.
Хаскел и Вестлейк выделяют специфические свойства нематериальных активов: более простая масштабируемость, в отличие от физического капитала; возможность использования нематериальных активов конкурентами, то есть «распространяемость» (спилловеры); неотчуждаемость (такие активы зачастую невозможно продать) и, наконец, синергия – то, что нематериальные активы часто более ценны в сочетании с другими такими же активами (например, НИОКР компании Apple приносят больше ценности в сочетании с брендом Apple, приводят пример авторы).
Эти специфические свойства могут помочь объяснить проблему низкой производительности, пишут Хаскел и Вестлейк. Например, если большая доля нематериального капитала оказывается масштабируемой, а также характеризуется синергией и возможностью распространения, то фирмы-лидеры могут еще сильнее оторваться от конкурентов – перенимая их знания, масштабируя свои нематериальные активы и сочетая их в комбинациях, которые недоступны отстающим компаниям. Хаскел и Вестлейк указывают на то, что лидирующие фирмы, по-видимому, лучше умеют перенимать опыт (то есть выигрывать от спилловеров, порождаемых инвестициями конкурирующих фирм) – этот феномен особенно характерен для секторов экономики, в большей степени зависимых от нематериальных активов, таких как технологический сектор и фармацевтика. Другое объяснение – по признанию авторов, более спекулятивное – может быть связано с тем, что нематериальные активы сейчас порождают меньше спилловеров, чем раньше, в силу того, что только лидеры способны использовать синергии между ними – и совокупная производительность не растет из-за этого.
Кроме того, часть таких инвестиций может сводиться к поиску ренты: например, страховая компания может выстроить новую сервисную линию, а может организовать офшорную дочернюю структуру для снижения налоговой нагрузки – и то и другое можно считать инвестициями в нематериальные активы, но только первая порождает спилловеры. В частности, Джеймс Бессен из школы права Бостонского университета отмечает, что существенная доля роста стоимости и прибылей компаний с 1980-х гг. связана как с инвестициями в нематериальные активы (измеренными как НИОКР), так и с «инвестициями» в лоббизм (компании могут получать ренту, то есть дополнительную прибыль, как от своих инноваций, так и регуляторную ренту от благоприятного изменения законодательства), и с 2000-х значимость последних растет, а они непосредственно на производительность не влияют.
Фармацевтический всплеск
Проанализировав американские данные, эксперты из Школы менеджмента Келлога (Kellogg School of Management) и Гарвардской школы бизнеса предложили еще одно возможное объяснение феномена низкой производительности на фоне растущих инвестиций в нематериальные активы: существенная доля таких инвестиций направлена на потребительские товары, а именно медикаменты, целевой аудиторией которых выступает население старшего возраста. Получаемый в результате рост ожидаемой продолжительности и качества жизни этих людей приводит к увеличению благосостояния, однако это не отражается в общей факторной производительности, ведь эта часть населения уже не входит в состав рабочей силы.
На фармацевтические компании приходится все большая доля совокупных расходов на НИОКР в экономике США: в 1970-х гг. она составляла 3%, к концу 2010-х достигла 10%. Если рассматривать только производственный сектор, доля фармацевтики в расходах на НИОКР за этот период выросла с 8% до 35%, если обратить внимание на торгуемые на бирже американские компании – с 7% до 25%.
Около трети расходов фармацевтических компаний на НИОКР направлены на разработку медикаментов для старшей возрастной группы – 65 лет и старше, оценивают авторы исследования.
Население старшего возраста – основные потребители медикаментов: по оценке Марка Раскина из Университета Южного Иллинойса и Санни Линнебар из Университета Колорадо, порядка 90% людей старшего возраста регулярно принимают хотя бы один рецептурный препарат, почти 80% – минимум два, 36% регулярно используют минимум 5 рецептурных препаратов. Подушевые расходы на лекарства логично увеличиваются с возрастом: например, в 2015 г. американцы старше 65 лет тратили в среднем $2531 на медикаменты, в то время как для людей от 45 до 64 лет этот показатель составлял $1758.
Медикаменты для людей старшего возраста – существенный источник выручки для фармацевтических корпораций. В качестве примера авторы исследования из Школы менеджмента Келлога и Гарварда приводят Lipitor, препарат для снижения уровня холестерина в крови, который был одобрен в 1997 г. и с 1999 г. принес компании-производителю Pfizer $143 млрд. Оценки авторов показывают, что более 40% рецептов на этот препарат пришлись на людей 65 лет и старше.
В период с 1995 по 2013 г. «медикаменты для старшего возраста» составили более половины новых доклинических проектов, количество которых стабильно росло. Доля расходов на НИОКР, связанных с препаратами для людей старшего возраста, выросли на 10–15 процентных пунктов, посчитали авторы исследования: то есть не только продажи, но и «инвестиции в знания» сместились со временем в сторону возрастных пациентов.
Демографические показатели старшей возрастной группы улучшаются: в частности, ожидаемая продолжительность жизни при рождении для мужчин в США выросла с 70 лет в 1980 г. до 76,3 года в 2018 г. При этом фактический пенсионный возраст изменился не столь значительно, менее чем на два года (с 66 до 67,9 года), а в рамках пенсионного законодательства прирост за эти 28 лет оказался и того меньше (с 65 до 66 лет). Таким образом, вложения фармацевтической отрасли в НИОКР почти не отражаются на населении, еще участвующем в рабочей силе, и, соответственно, не влияют на общую производительность, заключают авторы.
Впрочем, оговариваются экономисты, могут существовать и компенсационные механизмы: если фармацевтические НИОКР приводят к увеличению продолжительности здоровой жизни и продуктивности, то экономика выигрывает от сохранения человеческого капитала работников старших возрастов.
