Эльвира Набиуллина, председатель Центрального банка России: «Структурные изменения требуют времени. Мы – сначала из-за высоких цен нефти, потом из-за необходимости сконцентрироваться на укреплении макроэкономической стабильности – откладывали проведение многих назревших структурных реформ, а теперь хотим быстрого результата. В итоге мы снова оказываемся в ловушке поиска простых решений, когда ищем не где потеряли, а где светло. И почему-то обычно поиски решения при таком подходе приводят в Центральный банк.
Если в период кризисных явлений 2014–2015 гг. в качестве простых решений предлагалось введение ограничений на движение капитала, резкое снижение ключевой ставки или широкомасштабная раздача денег «нужным стране» предприятиям, то теперь появились и новые идеи. Например, борьба с потребительским кредитованием в расчете на то, что если банкам запретить выдавать кредиты физическим лицам, то они начнут активно кредитовать корпоративный сектор и это само по себе запустит маховик инвестиционного бума.
Я должна в очередной раз констатировать, что никаких простых решений не бывает. Это хорошо понятно тем, кто сталкивался когда-либо с решением оптимизационных задач. Если действительно ограничивающим является один фактор – в нашем случае это прежде всего инвестиционный климат, – то, как бы мы ни меняли другие факторы, улучшения ситуации мы не получим.
Более того, если пытаться, раздавая дешевые деньги, маскировать структурные проблемы, то наша страна потеряет еще больше времени: сначала мы лишимся завоеванной с таким трудом макроэкономической стабильности, а потом будем заново решать проблему ее восстановления, подрывая веру в завтрашний день у населения и бизнеса.
Улучшение инвестиционного климата, увы, не сводится к сокращению административных барьеров. Нужны защита частной собственности, независимые суды и именно судебное урегулирование корпоративных конфликтов, лучшее качество корпоративного управления, развитие человеческого потенциала. Эти слова мы произносим практически в неизменном виде много лет. Сначала они казались правильными, потом общим местом, потом обращение к теме инвестиционного климата стало казаться пустыми словами чиновников, а теперь иногда похоже на крик отчаяния. Но нам по-прежнему нужно лучшее качество деловой среды, а это большая и долгая работа».
Марк Узан, исполнительный директор Обновленного Бреттон-Вудского комитета: «Торговая война между США и Китаем, я думаю, имеет серьезные последствия для развивающихся рынков. В последние несколько десятилетий их модель роста была связана с международной торговлей, цепочками поставок, сырьевыми суперциклами. Думаю, будущее ставит перед нами фундаментальный вопрос о новой модели роста развивающихся рынков.
Второй важный момент: раньше считалось, что приток капитала – это хорошо для развивающегося рынка, потому что его привлечение может увеличить экономический рост, повысить производительность, уровень жизни. Но вместе с преимуществами есть и риски. И мы видим масштабную перестройку глобальной ситуации, которая меняет ортодоксальный подход к потокам капитала. В развитых экономиках низкие процентные ставки, это влияет на развивающиеся экономики – они принимают большие притоки капитала, но он затем так же легко их покидает. Сталкиваясь с оттоком, стабилизировать ситуацию с помощью только мер денежно-кредитной политики и макропруденциальных мер не так легко. Повышение обменного курса, уровня цен будет оставаться проблемой для развивающихся рынков».
Эльвира Набиуллина, председатель Центрального банка России: «Политически тяжело принимать меры по ограничению роста кредита на стадии экспансии, но для emerging markets возникает дополнительная сложность в связи с необходимостью отличить, где рост кредита связан с перегревом, а где – с увеличением финансового проникновения. Потому что в emerging markets все больше людей начинают брать кредиты, увеличивается число заемщиков, и невозможно мерить риски финансовой стабильности только показателем темпа роста кредита в том или ином секторе. Должен быть более глубокий мониторинг, чтобы понимать, что действительно возникают риски именно перегрева, а не financial deepening.
И второй риск, связанный с макропруденциальными мерами, которые стали популярны: правительства замечают, что центральные банки с помощью макропруденциальных мер могут не только регулировать агрегированный спрос, но и влиять на структуру спроса, на структуру кредитования. Возникает соблазн уговорить центральные банки применять макропруденциальные меры не с точки зрения противостояния рискам финансовой стабильности, а с точки зрения управления структурой портфеля – куда, каким секторам лучше направить денежные ресурсы. Мы видим риск от появления этого нового инструмента у центральных банков в попытках решать с его помощью вопросы иные, нежели финансовая и ценовая стабильность».
Гильермо Ортиз, партнер, член совета директоров BTG Pactual: «Как мы попали в этот мир ультранизких ставок? Ответ сводится к тому, что инфляция застыла, и надолго. Базовые корреляции [низких ставок] с ростом зарплат, ростом инфляции не сработали. В таких условиях монетарная политика гораздо менее эффективна. Чем дольше процентные ставки остаются низкими, тем сильнее привыкает к ним рынок. ФРС еще несколько месяцев назад должна была ужесточать денежно-кредитную политику, прогнозы свидетельствовали о трех подъемах в 2019–2020 гг. А сейчас рынок уже рассчитывает на снижение процентных ставок на следующем заседании. И вот уровень задан. Центральный банк хотел бы отойти от нулевой нижней границы, однако первоочередная задача – избежать рецессий. Чтобы сделать это, ему необходимо смягчить ставки в очередной раз. Какой выход? Нестандартная монетарная политика, такая, как поддержание отрицательных процентных ставок. Я думаю, мы входим в неизведанные воды экономики. Пока что мы на плаву, но риски будут возрастать».
Стивен Чекетти, профессор мировой экономики, Брандейсовская международная школа бизнеса: «Странам с развивающимися рынками [чтобы обезопасить себя от эффектов, связанных с разворотом монетарной политики развитых стран] необходимо использовать макропруденциальные меры, которые подходят в каждом конкретном случае – не все сработает везде. Фискальная политика также должна быть задействована, иначе центральный банк ничего не сможет сделать. Вот почему для таких стран, как Россия, так важно иметь бюджетное правило и его соблюдать. Иначе центробанк с тем же успехом можно вообще распустить, сделать он мало что сможет».
Олег Вьюгин, председатель наблюдательного совета Московской биржи, председатель совета директоров ПАО «САФМАР Финансовые инвестиции»: «Если мы говорим о России, то ситуация [с рисками оттока капитала из-за повышения процентных ставок в развитых экономиках] немного специфична. Потому что основной инструмент, который сейчас защищает Россию, – это санкции. Единственный рынок, на котором есть приток, – это рынок государственного долга. Но с учетом большого бюджетного буфера, возможно, это не самая большая угроза российской экономике. В то же время я не могу сказать и не скажу, что Россия защищена от рисков, связанных с повышением ставок [развитыми экономиками], которое может произойти в будущем, потому что она зависит от цен на нефть, а реакция рынков на падение цен на нефть весьма чувствительна для России».
Ольга Дергунова, заместитель президента – председатель правления, Банк ВТБ: «Над слоем технологическим есть слой политический. К несчастью, мы оказываемся в ситуации, когда весь мировой порядок, технологическое доверие, которое строилось десятилетиями, нарушено фактором политического недоверия.
Пример, как достигаются договоренности, которые позволяют обеим сторонам доверять друг другу, – это пример из моего опыта в компании Microsoft, когда мы открывали исходный код Windows для наших уважаемых коллег из Федеральной службы безопасности. Этот проект занял у нас, у обеих сторон, больше 7 лет. Мы прошли через категорическое отрицание двумя сторонами вообще возможности вести этот диалог, и когда мы подписывали это соглашение в присутствии уважаемых генералов и представителей компании – в этот момент все стороны доверяли друг другу настолько, что это соглашение действует по сию пору.
Только таким образом – через взаимное сотрудничество, через сложнейшие казуистические переговоры, дальнейшее достижение договоренностей и максимально пунктуальное и честное соблюдение правил – достигается миропорядок, и тогда вопросы импортозамещения перестают вставать на повестку дня.
Мы живем в политической среде. Такого рода договоренностей на ближайший момент времени сложно будет достичь. С любой из иностранных компаний. Потому что уровень доверия утрачен. Он легко может быть сломан в любой момент политическими инцидентами. Но это не означает того, что не надо готовиться к моменту, когда этих договоренностей можно будет достичь. В том числе развивая свои программные продукты и давая возможность иностранным компаниям инвестировать в развитие совместных производств».
Людмила Преснякова, руководитель исследовательских проектов ООО «инФОМ»: «В России инфляционные ожидания формируются в крайне специфическом контексте. Во-первых, это крайне короткие горизонты планирования: две трети опрошенных планируют свои доходы не более чем на год. Во-вторых, это крайне фаталистическое восприятие инфляции – как некоего природного явления, к которому невозможно приспособиться. В-третьих, механизм восприятия инфляции и, соответственно, формирования инфляционных ожиданий – он специфический, разнообразный для разных людей: кто-то смотрит на цены, кто-то на свою потребительскую корзину, кто-то начинает ощущать инфляцию, когда не может позволить себе отдых на Мальдивах. На инфляционные ожидания влияют наблюдения людей и представления людей о том, что будет с экономикой. Наблюдения в основном касаются цен, но не только – сюда включены еще и наблюдения людей за тем, как меняется их материальное положение, их уровень жизни в связи с изменением цен. И чем хуже представления о дальнейшем [изменении], тем выше инфляционные ожидания».
Сергей Беляков, президент СРО «АНПФ»; председатель президиума, АКОРТ; председатель правления, НААИР; управляющий директор, InfraONE: «Нам важно формировать доверие к рынку – и перед клиентами, и перед членами всех саморегулируемых организаций, и перед ЦБ. Это вопрос того, какими практиками мы продвигаем свой продукт. И, к сожалению, в конкуренции между добросовестными практиками и недобросовестными часто побеждают недобросовестные практики. Потому что это более простой способ получить доступ к клиенту. Задача рынка и саморегулируемых организаций – минимизировать, исключать недобросовестные практики и поощрять добросовестное поведение. Рынок должен брать на себя эту функцию. Если мы претендуем на некую приватизацию части контрольно-надзорных функций и вообще функций по осуществлению поведенческого надзора, то должны быть готовы выполнять и эту неприятную функцию. Но воли рынка на это сейчас, как мне кажется, не хватает».
Эльвира Набиуллина, председатель Центрального банка России: «Поведенческий надзор и соблюдение стандартов продажи продуктов приобретают гораздо большее значение, может быть, [большее] чем все остальное, чем мы до этого занимались. Это доверие к рынку, об этом многие говорили. Работает или не работает саморегулирование? Для нас это действительно ключевой вопрос. Если не сработает саморегулирование в ряде секторов, мы пойдем на государственное регулирование.
Саморегулирование работает там, где много соразмерных участников и есть рыночная сила или сила принуждения саморегулируемых организаций. Опасения возникают там, где есть очень крупные игроки, сила которых больше, чем у саморегулируемой организации. И здесь нам надо посмотреть, можем ли мы придумать такую форму саморегулирования, вот все вместе – отрасль, регулятор – для того, чтобы у саморегулируемой организации действительно была возможность, если договорились о стандартах, принуждать [к их выполнению]. Нужно иметь право принуждать, чтобы исправлять. Если у вас нет никаких санкций за нарушение, я боюсь, что сила убеждения и исправления будет сильно меньше».
