Праздник Нового года: история эволюции

Традиционный сценарий празднования Нового года хорошо известен всем: родственники и друзья сообща наряжают елку, несколько поколений семьи собираются за одним столом, на котором в обязательном порядке присутствует салат «Оливье», слушают новогоднее поздравление президента, веселятся и обмениваются подарками. Однако подобным образом Новый год в России отмечали не всегда: в XIX в. это был детский праздник, а в 1930-е – официальный идеологизированный ритуал, воссозданный для объединения общества вокруг фигуры главы государства.

Теперь Новый год – в первую очередь домашний, семейный праздник, в котором, как показывает история его появления и развития, объединились традиции разных культур – языческой, христианской, советской – и разных обществ. Так, идея почитать и наряжать елку пришла из Германии, Снегурочку как внучку Деда Мороза придумали в Советском Союзе, а традиционное теперь чтение детьми стихов у елки возникло в период европейской Реформации – борьбы с властью католической церкви.

Солнцеворот и Реформация

Истоки празднования Нового года лежат в древних календарных обрядах и ритуалах, сопровождавших, например, наступление весны или окончание сбора урожая и знаменовавших связанные с этими событиями изменения в общественной жизни – переход от одного этапа (например, зимы) к другому (к весне). Календарные обряды и ритуалы символически структурировали жизнь общества, придавая ей упорядоченность и предсказуемость.

Во многих таких ритуалах часто задействовались деревья, символизирующие и подчеркивающие связь с природой. Так, жители средневековой Европы в начале мая праздновали приход весны танцами вокруг «майского дерева» – украшенного ветвями и цветами шеста, а у славян, также отмечавших переход весны в лето (позднее языческий праздник был приурочен к Троицыну дню), главным символом выступала береза.

Зимой важным событием в цикле жизни общества был день солнцестояния, после которого световой день начинал удлиняться. День или дни после 21 декабря, дня зимнего солнцестояния, у многих индоевропейских народов отмечались как начало нового годового цикла. В этом празднике также использовались деревья.

В том, что рождественским деревом стала именно ель, мир обязан германским народам, пишет культуролог и литературовед Елена Душечкина, автор книги «Русская елка» об истории и мифологии новогоднего праздника. У германских народов во времена язычества ель почиталась особо: она отождествлялась с мировым древом и – как вечнозеленое растение – символизировала неумирающую природу. У древних германцев существовал обычай: на новый год идти в лес и украшать елку, затем совершая вокруг нее полагавшиеся смене года ритуалы. Позднее германцы стали срубать елочки и приносить в дом, ставя на столе и украшая свечами, яблоками и сладостями, а после распространения христианства – использовать как рождественское дерево.

Таким образом «языческая» ель «перешла в христианство». Согласно средневековым легендам, в самый мрачный день года некоторые деревья (в том числе ель) покрываются чудесными цветами: это интерпретировалось как свидетельство того, что деревья таким образом отмечают рождение Христа, рассказывает в своей лекции антрополог и фольклорист Александра Архипова, ведущая телеграм-канала «(Не)занимательная антропология».

Во время Реформации в XVI веке возникает еще один элемент празднования Рождества, который стал ныне привычным для всех атрибутом новогодних празднований: читающие стихи возле нарядной елки дети, которым за это дарят подарки.

Реформация – широкое общественно-политическое движение, охватившее всю Западную и Центральную Европу, – была направлена на ограничение влияния католической церкви на государство и жизнь общества. С развитием экономики и торговли появился и укреплялся новый социальный класс буржуазии, по мере роста своего влияния на экономическую жизнь требовавший политического участия в ней и выражавший недовольство традиционной для феодализма ключевой ролью церкви в государственной политике. В конце 1517 г. немецкий богослов Мартин Лютер прибил к дверям виттенбергского собора «95 тезисов» с критикой доктрины католицизма, утверждавших, что она губит веру: этот день считается началом Реформации. Сторонники Реформации предлагали вернуться к идеям раннего христианства: они полагали, что Бог у каждого человека в сердце, что человек всей своей жизнью должен доказывать свою связь с Богом, и что каждый может общаться с Богом лично, а не через священников.

Смысл домашних рождественских обрядов заключался в том, чтобы вернуть Бога в семью – до этого религиозная жизнь проходила строго в церкви. Реформаторы перевели Библию с латыни на национальные языки, а изобретенный незадолго до этого Иоганном Гутенбергом печатный станок способствовал распространению «переводных Библий» (как и идей Реформации в целом). Это совпало с начавшимся ростом грамотности, и для ознакомления со Священным Писанием больше не требовалось идти в церковь – Библия была у каждого дома. Притчи из Библии и читали дети у рождественской домашней елки.

От трактира до дворца

Обычай Германии праздновать Рождество дома с елкой постепенно захватывает Европу, а в конце XVII века приходит и в Россию: после своего путешествия по европейским странам Петр I в 1699 г. издает указ – праздновать новолетие 1 января «по примеру всех христианских народов» (а не 1 сентября, как было на Руси) и в честь наступления нового года «учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых» перед домами или на воротах домов.

Однако после смерти Петра I его предписания были основательно забыты и соблюдались только трактирами. Трактиры получали лицензии на торговлю водкой от государства и не хотели давать лишних поводов для придирок со стороны чиновников, поэтому хозяева питейных заведений продолжали законопослушно украшать их елками.

Елки у трактиров стояли круглогодично: перед новым годом их устанавливали на крышах или у ворот, а накануне следующего нового года заменяли новыми. В результате трактиры в народе стали называть «елками» или «Елкиными», а в обиход вошли такие выражения, как «пойдем к Елкину» (означавшее «пойдем выпьем») и «быть под елкой» (находиться в кабаке).

Только в XIX веке елка снова «возрождается» по всей России уже как рождественское дерево – и снова благодаря немцам. Летом 1817 г. будущий император Николай I, в то время великий князь, венчается с дочерью прусского короля, и ближайшей же зимой молодая великая княгиня, принявшая имя Александра Федоровна, устраивает елку в Москве, а через год – и в Петербурге. Став императрицей, на Рождество 1828 г. Александра Федоровна проводит во дворце первый праздник «детской елки» для своих детей и племянниц, куда приглашаются и дети придворных. Наряду с великой княгиней елки начали устанавливать в своих домах петербургские немцы, а после праздника в императорском дворце это «немецкое обыкновение», как рождественскую елку называли в Петербурге, стало быстро распространяться среди петербургской знати.

Это увлечение поддерживалось модой на немецкую литературу (в том числе на Гофмана, чью рождественскую сказку «Щелкунчик и Мышиный король» хорошо знали и любили в светских салонах), а также швейцарскими кондитерами, которые с конца 1830-х гг. организовали в Петербурге продажу полностью «готовых», т.е. уже украшенных игрушками и сладостями, елок. Такие елки стоили дорого и были доступны только богатым горожанам. Массовая торговля елками началась в российской столице с конца 1840-х гг. – крестьяне из окрестных лесов привозили их к Гостиному Двору в центре Петербурга.

Во второй половине XIX века празднование Рождества с елкой стало обычным явлением во многих российских городах. «Елкой» стал называться уже не трактир, а праздник, устраиваемый по поводу Рождества: «переняв, через Питер, от немцев обычай готовить детям к Рождеству разукрашенную, освещенную елку, мы зовем так иногда и самый день елки, сочельник», писал Владимир Даль в своем знаменитом словаре.

В то время это был в первую очередь праздник для детей, от которых елку полагалось сначала прятать, украшая втайне, и только потом торжественно «предъявлять». Дети налетали на елку и срывали с нее сласти и игрушки, разрушали, ломали и полностью уничтожали дерево, что породило выражения «грабить елку», «щипать елку», «рушить елку». Со временем праздники елки стали устраивать и для взрослых – по своему устройству они напоминали балы и маскарады.

К концу XIX века елка была праздником преимущественно горожан – для крестьян зимним праздником по-прежнему оставались Святки с гаданиями и ряжеными.

Советская елка: ритуал за три дня

Сразу после революции 1917 г. из-за материальных и бытовых трудностей праздник елки почти не отмечался, указывает Душечкина: «В первые годы после Гражданской войны в городах, как и прежде, все еще продавалось много елок, но население бедствовало, и мало кто мог позволить себе купить даже самое маленькое деревце. Мужики из пригородных деревень, привозившие в город елки, теряли предрождественский заработок».

В 1922 г. в стране прошла кампания за преобразование праздника Рождества в «комсомольское рождество», или «комсвятки». На «комсвятках» полагалось ставить сатирические сценки, разоблачавшие «экономические корни» рождественских праздников, устраивать шествия с факелами и сожжением икон. Однако очень быстро, через пару лет, «комсвятки» сошли на нет как не сумевшие сыграть существенной роли в антирелигиозной пропаганде, и с 1925 г. началась плановая борьба с религией и православными праздниками.

Празднование Рождества было официально запрещено. Некоторые семьи «старой закалки» продолжали праздновать его тайно, плотно занавешивая окна, и партийным сотрудникам поручалось ходить по домам и проверять, не отмечают ли «поповский обычай» «недобитые» противники нового строя, рассказывает Архипова. Последствия для тех, кого застали за таким празднованием, могли быть смертельными, поскольку оно квалифицировалось как уголовное преступление по статье 58-10 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда», предусматривавшей наказание вплоть до расстрела.

Ситуация резко изменилась в середине 1930-х. 28 декабря 1935 г. газета «Правда» опубликовала небольшую заметку Павла Постышева, кандидата в члены политбюро ЦК ВКП(б), с призывом устроить для детей «хорошую советскую елку во всех городах и колхозах». В заметке рассказывалась история дореволюционного праздника, в которой дети рабочих с завистью смотрели на сверкающую елку детей богатеев, и содержался призыв не лишать детвору советских трудящихся удовольствия и искоренить нелепое мнение, что детская елка – буржуазный предрассудок. Автор продвигал две идеи: что праздник должно организовать государство, и что Новый год для детей должен отмечаться везде – и в городе, и в селе, в отличие от дореволюционного праздника.

Главная газета страны, официальный рупор ЦК ВКП(б), не просто разрешала, а даже рекомендовала повсеместно проводить елки для детей, что на языке тех лет означало приказ: опубликовать такую директиву было, конечно, невозможно без личного одобрения Сталина (см. врез).

Предложение было реализовано молниеносно: уже к 31 декабря, т.е. через три дня после публикации, в магазинах страны продавались елки, в срочном порядке было налажено производство елочных украшений, учреждения и организации готовили подарки для детей сотрудников – пакеты со сладостями. На празднование Нового года в Советском Союзе «переходят» основные атрибуты дореволюционного празднования Рождества, и вифлеемскую звезду на макушке елки заменяет красная пятиконечная звезда – символ советской власти.

Снегурочка-посредник

Деда Мороза как «хозяина зимы» придумали русские писатели в XIX веке: в 1841 г. писатель-романтик Владимир Одоевский пишет сказку «Мороз Иванович», и к концу XIX века Дед Мороз становится персонажем литературной псевдомифологии. В реальной мифологии никакого хозяина зимней стихии, которому поклонялись бы, не было, объясняет Архипова.

В советском новогоднем ритуале Дед Мороз стал главным героем, победив в «кастинге» остальных «претендентов», рассматривавшихся на эту роль, – Петрушку, Мальчика-зайчика, «святочного деда» и лешего.

Если образ Деда Мороза успел войти в сценарий детских елок еще до революции, то никакой Снегурочки тогда еще не было. На равных правах с Дедом Морозом в новогоднем праздновании Снегурочка начинает действовать только в советское время.

Образ Снегурки есть в народной сказке о сделанной из снега и ожившей девочке, которая тает, прыгая через костер (отражая миф о духе зимы, гибнущем при наступлении лета). Позднее образ Снегурочки, дочери Весны и Деда-Мороза, появляется в «Весенней сказке» Александра Островского, на основе которой написал оперу Николай Римский-Корсаков.

Советские методисты, разрабатывавшие сценарий новогоднего ритуала в 1935–1937 гг., ввели в него фольклорную Снегурочку, «назначив» ее внучкой Деда Мороза, для того чтобы она играла роль посредника между ним и детской аудиторией: выяснилось, что дети пугались необычного деда. В 1937 г. состоялось первое масштабное официальное празднование Нового года в московском Доме союзов, где участвовали оба привычных теперь персонажа – Дед Мороз и Снегурочка.

Коллективная связь с вождем

Возрождение праздника елки в виде нового ритуала понадобилось властям для единения советских граждан. К тому времени прошло 20 лет с основания нового государства, подрастало новое поколение, родившееся уже при советской власти и не знавшее дореволюционных обычаев, но очень разное по своему социальному положению – и новый ритуал должен был всех объединить, рассказывает Архипова.

Социолог Эмиль Дюркгейм в 1912 г. опубликовал масштабное исследование про ритуал, охарактеризовав его как символическое действие, которое заставляет людей в момент ритуала или постфактум вырабатывать коллективные позитивные эмоции и осознавать себя единым обществом. Логика создания новогоднего советского ритуала была точно такой же.

Однако непременным атрибутом детских новогодних праздников становится также портрет Сталина: именно к Сталину дети должны испытывать благодарность за елку, подарки и счастливое детство («Песня советских школьников», фраза из которой «За детство счастливое наше спасибо, родная страна» надолго стала лозунгом для советских детей, была написана в том же 1935 г.).

В советских учреждениях, готовя новогодние подарки для детей сотрудников, вкладывали в пакеты со сладостями открытки «Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство». Таким образом для ребенка, получавшего из рук Деда Мороза подарок с открыткой-благодарностью Сталину, сам Дед Мороз должен был ассоциироваться с образом «доброго Сталина».

Установление связи общества с вождем – в этом и состоял главный смысл советского новогоднего ритуала, считает Архипова: в семье Новый год мог праздноваться или не праздноваться, но дети должны были посещать елку по месту работы родителей, поскольку Новый год предписывалось проводить во всех советских учреждениях. В методичке 1945 г. о новогоднем празднике предусматривалось, что над входом в школу и на школьной сцене должны висеть портреты Сталина, дети должны исполнять песни о Сталине и Красной Армии и благодарить Сталина за полученные подарки, и только в конце они могли спеть песню собственно про елку. Советский праздник новогодней елки должны были посещать в том числе и дети репрессированных.

Семья и телевизор

В период «оттепели» после смерти Сталина по-прежнему проводятся елки в детских садах и в школах, в государственных учреждениях, ежегодно организуется Кремлевская елка, но главное празднование Нового года возвращается в семью.

Семейный праздник перенимает очень много элементов советского официального праздника, в том числе приход Деда Мороза, которого можно было заказать в профкоме. Но большая часть семей организует появление Деда Мороза самостоятельно – его роль исполняют родственники, соседи или друзья. Визит Деда Мороза с подарками становится семейной традицией, и ассоциация Деда Мороза со Сталиным полностью исчезает. Дед Мороз превращается в квазимифологический персонаж, у которого можно что-то попросить в подарок, но никакой идеологической нагрузки он уже не несет, рассказывает Архипова.

Однако смысл ритуала – ощутить себя как некоторую группу, а для этого нужно испытывать не только общие эмоции, но и связь со своим лидером, продолжает Архипова. Эту функцию в постсталинском СССР начинает выполнять новогоднее поздравление главы государства по радио и телевидению.

Новогодние поздравления советских лидеров представляли собой в основном формат «отчета об успехах и достижениях». Этот формат «отчета» сломал в 1987 г. Михаил Горбачев, устроив совместное с Рональдом Рейганом, президентом США, невероятное «перекрестное» новогоднее поздравление: президент США поздравлял советских граждан, а президент СССР – граждан США. Горбачев в своем поздравлении избежал слова «товарищи», заменив его на «друзья и господа».

Последующие поздравления российских лидеров становились все менее политизированными, более эмоциональными и наполненными личными пожеланиями – счастья, здоровья и т.п. Тем не менее, они по-прежнему служат очень важным элементом новогоднего ритуала, отмечает Архипова.