Промышленный шпионаж: краткосрочные выгоды и долгосрочные потери

Промышленный шпионаж – один из старейших каналов распространения технологий, который активно работает и сегодня. Но оценить экономическую выгоду стран, которые таким образом перенимают ноу-хау, как и потери страдающих от этого экономик, довольно трудно – в силу самой природы промышленного шпионажа у экономистов, как правило, недостаточно надежных данных для такого анализа. Исследование, которое провели экономисты Альбрехт Глитц из Университета Помпеу Фабра и Эрик Мейерссон из банковской группы Handelsbanken, – первая систематическая оценка экономической отдачи от поддерживаемого государством промышленного шпионажа. Статья Глитца и Мейерссона, посвященная влиянию промышленного шпионажа на производительность и технологический прогресс, опубликована в апрельском выпуске American Economic Review.

Предметом исследования стала Германия в период холодной войны, когда промышленный шпионаж стал инструментом экономического развития коммунистических государств, пытавшихся догнать более технологически развитые капиталистические страны. Благодаря чудом сохранившимся архивам министерства государственной безопасности ГДР (Штази) авторы смогли оценить масштаб промышленного шпионажа в Восточной Германии и его последствия для экономики страны.

Несмотря на многочисленные специфические особенности ГДР – плановая экономика, жесткие торговые эмбарго со стороны капиталистических стран, отсутствие альтернативных каналов трансфера технологий, – выводы исследования актуальны и сегодня, пишут Глитц и Мейерссон: механизм влияния украденных технологий на производительность и инновации не отличается от того, что наблюдалось в Восточной Германии.

Догнать ФРГ

Исследование показало, что программа промышленного шпионажа, организованная Штази, оказала позитивный эффект на рост производительности в Восточной Германии и позволила ее экономике сократить отставание от технического прогресса на Западе.

В 1970-х гг. разрыв между ГДР и ФРГ по совокупной факторной производительности (TFP) расширялся: в 1972 г. TFP в Восточной Германии составляла 21,4% от западногерманского уровня, а в 1979 г. – уже 19,2%. В 1980-х тренд изменился, и к концу десятилетия уровень ГДР достиг 21,8% от уровня ФРГ: таким образом, Восточной Германии удалось отыграть 13,5% отставания (то есть сократить разрыв на 2,6 п.п.). Согласно расчетам авторов, если бы не постоянный приток промышленных разведданных в ГДР, разрыв Восточной и Западной Германии по производительности продолжил бы расширяться и уровень ГДР в 1989 г. был бы лишь 18,9% от западногерманского.

Особенно эффективным промышленный шпионаж был в секторах, наиболее приближенных к уровню технологического развития ФРГ. Для некоторых секторов промышленности ГДР он оказался жизненно важным, пишут авторы. Так, в области микроэлектроники ГДР стала лидером Восточного блока в основном благодаря значительному перетоку западных технологий: именно в сфере электроники Штази вела разведку наиболее активно. В результате разрыв в производительности между ГДР и ФРГ в этой области мог бы к началу 1990-х гг. быть на 39% больше, если бы не программа промышленного шпионажа.

В целом промышленный шпионаж сыграл довольно заметную роль в приближении ГДР по производительности к ФРГ, заключают исследователи. По их примерным оценкам, положительный эффект от промышленного шпионажа за рассматриваемый период составил порядка 10 млрд евро ежегодно, в то время как затраты на подразделение внешней разведки Штази – около 11 млн евро в год.

Для исследования Глитц и Мейерссон проанализировали данные, собранные в 1970–1989 гг. восточногерманской внешней разведкой за границей, преимущественно в Западной Германии, – около 190000 сводок с указанием даты, кодовых имен источников и ключевых слов, описывающих их содержание (например, «электроника», «военные технологии», «микрокомпьютеры», «атомная станция», «металлургия», «оптика», «химические вещества»). Затем авторы сопоставили сведения о добытых разведкой технологиях с динамикой TFP в 16 секторах восточногерманской экономики и сравнили ее с показателями ФРГ. Для сравнения двух частей Германии по уровню производительности авторы использовали «относительную производительность» – соотношение TFP в ГДР к тому же показателю в ФРГ. Показатели TFP рассчитывались на основе данных по валовой добавленной стоимости по секторам, занятости и инвестициям в основной капитал.

Препятствие для инноваций

В долгосрочной перспективе промышленный шпионаж негативно сказывается на собственных инновациях в стране, которая полагается на заимствование чужих технологий. У стран снижается стимул инвестировать в собственные научные исследования и разработки – именно так и произошло в Восточной Германии, объясняют Глитц и Мейерссон.

Торговое эмбарго, применяемое странами Запада к Восточному блоку (в том числе и к ГДР), в сочетании с большим количеством разведывательных источников Штази в стратегически важных местах, например на границе с ФРГ, привело к тому, что стоимость промышленного шпионажа для Восточной Германии оказалась ниже, чем стоимость НИОКР.

При коммунистическом режиме значительные вложения в шпионаж помогли ГДР догнать по технологиям своих капиталистических соседей, но после объединения Германии инвестиции в шпионаж по большей части утратили свою ценность. В то время как компании в ФРГ располагали десятилетиями успешного опыта проведения исследований, восточноевропейские организации потеряли основные источники технологических ноу-хау.

Те, кто развивает промышленный шпионаж, получают НИОКР на допинге, объяснял в 2016 г. Мейерссон: взлет происходит очень быстро, но в стране не развиваются инструменты, которые должны способствовать инновационному процессу в долгосрочной перспективе. Вероятно, в ГДР промышленный шпионаж вытеснил стандартные методы НИОКР именно потому, что был очень успешным, пишут авторы: это привело к тому, что после объединения страны восточногерманским компаниям было трудно конкурировать с западногерманскими, хотя в коммунистическом блоке экономика ГДР была самой сильной. Вопрос о том, является ли зависимость восточногерманской экономики от промышленного шпионажа причиной ее слабости после объединения с ФРГ, станет интересной задачей для будущих исследований, заключают авторы.

Промышленный шпионаж онлайн

Немногие современные спецслужбы смогли превратить промышленный шпионаж в эффективный инструмент настолько же успешно, как это сделала Штази во время холодной войны, отмечают Глитц и Мейерссон. Однако по мере развития и интеграции международных рынков, обеспечивших более легкий доступ к новым идеям и технологиям через законные каналы, относительные преимущества промышленного шпионажа уменьшились.

В то же время в результате цифровой революции новым и сравнительно дешевым методом незаконной передачи технологий стал кибершпионаж. Сейчас большинство развитых стран воспринимают промышленный шпионаж (в том числе с применением кибертехнологий) как серьезную и растущую угрозу для своей экономики, что делает эту тему не менее актуальной, как и в разгар холодной войны, указывают авторы.

Одна из стран, неизменно упоминающаяся в контексте промышленного шпионажа, – Китай, где высок спрос на технологии: по данным МВФ, если в 1997 г. за использование прав интеллектуальной собственности Китай заплатил $543 млн, то в 2018 г. – почти $36 млрд. Однако быстрое технологическое развитие Китая зачастую связывают с незаконным получением интеллектуальной собственности. Чаще всего опасения по этому поводу высказывают США: департамент юстиции США в 2018 г. заявил, что в 2011–2018 гг. более 90% дел, связанных с обвинениями в экономическом шпионаже, а также свыше 2/3 дел о краже торговых секретов были связаны с Китаем. В свою очередь, Китай считает, что США в попытках защитить американские компании от конкуренции пытаются блокировать технологическое развитие Китая.

Разногласия США и Китая обострились во время торговой войны 2019 г.: требование усилить защиту интеллектуальной собственности и отказаться от приобретения американских технологий с помощью кибершпионажа, пиратства и экономического шпионажа стало одним из основных требований США во время переговоров о перемирии сторон, которое было достигнуто в декабре 2019 г. Впрочем, уже в феврале 2020 г. директор ФБР Кристофер Рэй назвал Китай самой большой шпионской угрозой, с которой сталкиваются США. «Они не просто нацелены на компании оборонного сектора. <…> Они ищут… все, что может дать им конкурентное преимущество».

Точно оценить экономическую выгоду преимуществ, получаемых за счет незаконного доступа к технологиям, в современных условиях по-прежнему сложно. Чаще сообщается о значительных экономических потерях, от которых страдают жертвы шпионажа.

Так, по оценкам комиссии США по интеллектуальной собственности (US Intellectual Property Commission) 2017 г., промышленный шпионаж обходится стране в 1–3% ВВП (от $180 млрд до $540 млрд). Ежегодный ущерб Германии от промышленного шпионажа оценивается почти в 12 млрд евро, подсчитала в 2014 г. компания Corporate Trust, занимающаяся вопросами безопасности. В докладе разработчика программного обеспечения для защиты информации McAfee по итогам 2017 г. отмечается, что глобальный ущерб от киберкраж интеллектуальной собственности составляет порядка $150 млрд в год, это четверть всех потерь мировой экономики от различных киберпреступлений.