Глобальная финансовая поддержка или собственные подушки безопасности: как развивающимся экономикам преодолеть экономические последствия пандемии.
  |   Эконс

Пандемия коронавируса, ставшая причиной экономического спада, социальных шоков и беспрецедентной неопределенности, усилила глобальные разногласия между странами. Как противостоять этому, стоит ли полагаться только на собственные ресурсы, кому помогут глобальные финансовые институты – эти вопросы обсудили участники вебинара, организованного Институтом глобальных отношений при Лондонской школе экономики совместно с Centre for Economic Policy Research (CEPR): профессор Чикагского университета и бывший председатель Резервного банка Индии Рагурам Раджан, его коллега по Чикагскому университету Дали Ян и первый заместитель председателя Банка России Ксения Юдаева. «Эконс» публикует выдержки из выступлений.


Рагурам Раджан, профессор Чикагского университета, бывший председатель Резервного банка Индии (2013–2016 гг.):

– Мы наблюдаем сейчас по всему миру огромную неопределенность, вызванную коронавирусом и возможной второй волной пандемии. Если в Европе и Восточной Азии вирус удалось взять под контроль, то в США, Латинской Америке, Южной Азии и, возможно, в Африке – пока нет. Но даже там, где вирус, казалось бы, преодолен, победа может быть не окончательной, поскольку сохраняются риски второй волны заражения.

Развитые страны направили огромные объемы средств на смягчение последствий кризиса и на помощь в восстановлении своих экономик. Важно помнить, что речь не о стимулировании, а именно о преодолении кризисных явлений и восстановлении.

Но у многих стран с формирующимися рынками и развивающихся экономик нет ни достаточных ресурсов, ни подушек безопасности. Урон, который понесли их домохозяйства, малый бизнес и даже крупные компании, огромен, а средства для его преодоления невелики. Речь может идти и о дефиците ресурсов как таковом, и о невозможности довести их до тех, кто нуждается в помощи, – например, в Индии много мигрантов, которые очень пострадали от кризиса. Если ничего не изменится, этот урон в сочетании со слабым глобальным спросом может привести к потерянному десятилетию во многих развивающихся странах, тогда как Европа и США могут справиться с последствиями кризиса за пару-тройку лет.

В ряде стран, особенно в бедных и особенно среди тех, которым не удается сдерживать коронавирус, возникнут сложности. Множество представителей среднего класса сползут в бедность. Это станет причиной политической нестабильности, а это обычно означает, что в течение многих лет экономика будет расти медленнее, чем могла бы.

Разумеется, международные финансовые институты могли бы сыграть важную роль в разрешении проблем развивающихся стран, в частности в вопросах реструктуризации их долговых обязательств. Но и сами развивающиеся экономики тоже могут взять свое будущее в свои руки. Сейчас очень важно повысить эффективность государственных расходов и отдавать предпочтение расходным статьям, которые способны обеспечить наибольшую отдачу.

Для многих развивающихся стран нынешний кризис также может стать подходящим моментом для того, чтобы запустить приватизацию: даже если государственные активы придется продавать с дисконтом, это все равно поможет выиграть дополнительное фискальное пространство для наращивания расходов.

Но самое главное – чтобы привлечь инвесторов и перезапустить рост, необходимы структурные реформы. Разумеется, очень сложно начать их на фоне кризиса и экономической нестабильности, но, вероятнее всего, другого выбора просто нет. Лучший сценарий для развивающихся экономик – это быстрое восстановление мировой торговли и экономического роста развитых стран и, как следствие, спроса на промышленные товары. Но проблема в том, что в значительной степени восстановление мировой торговли и спроса на промышленную продукцию будет зависеть от взаимоотношений США и Китая, которые могут ухудшиться в преддверии выборов в Америке.

Сейчас мир действительно стал многополярным, но США и Китай ведут себя так, как будто они во главе однополярной системы. Мы нуждаемся в реформировании глобальной организации таким образом, чтобы она стала по-настоящему многополярной.


Дали Ян, профессор Чикагского университета:

– Китаю начавшаяся эпидемия поначалу напомнила атипичную пневмонию SARS 2003 г., и потому все были уверены, что власти с ней быстро справятся. Однако коронавирус оказался гораздо заразнее и распространялся очень быстро. К таким быстрым переменам оказалось тяжело адаптироваться и людям, и институтам.

В 2003 г. ученым потребовалось около пяти месяцев на то, чтобы признать, что это был коронавирус, а у политиков срабатывал ментальный блок, мешавший им применить политическую волю для сдерживания заболевания. Тогда в ситуацию вмешалась ВОЗ, организовавшая постоянные проверки в китайских провинциях и сопутствующие научные исследования. Во время текущей пандемии Китай был гораздо более оперативен и проактивен: технические специалисты были способны выявить вирус за считаные дни, а китайские власти стремились к сотрудничеству, в том числе с ВОЗ и другими международными организациями.

Пандемия коронавируса привела к значительной сегментации, фрагментации мира из-за препятствий в общении людей и оппортунистического поведения стран. Однако я считаю, что мы движемся в правильном направлении: сейчас люди наконец увидели, что нам всем нужно сотрудничать, в особенности для того, чтобы помочь развивающимся странам, у которых меньше возможностей самим справиться с ситуацией.

Одно из проявлений международного сотрудничества – работа множества ученых над созданием вакцины от коронавируса. Я надеюсь, она скоро будет готова и доступна, и это создает для нас возможность обдумать перспективы укрепления сотрудничества и улучшения качества общественных институтов. Не стоит считать эпидемиологию воином, который нужен только во время пандемий, – она должна быть наготове и после того, как вспышка будет преодолена. 


Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Банка России:

– То, что мы видели на мировых финансовых рынках в последние месяцы, довольно интересно. Когда эпидемия COVID-19 началась в Китае, мировые финансовые рынки в значительной степени это игнорировали. Однако затем, в марте, мы увидели, как рынки по всему миру испытали сильный шок и большой всплеск волатильности. Довольно быстро ситуацию удалось стабилизировать, по большей части благодаря действиям ключевых мировых центробанков – в первую очередь ФРС и ЕЦБ. Другие центробанки тоже предприняли значимые меры, но действия ФРС и ЕЦБ были наиболее важными.

Я бы сказала, что на этот раз ФРС пришлось взять на себя сразу две роли. Во-первых, кредитора последней инстанции на собственном рынке, где доминируют управляющие активами. А во-вторых – глобального кредитора последней инстанции, который предоставил другим центробанкам своп-линии и кредиты в форме репо. Это произошло потому, что Федрезерв опасался, скорее, не spillovers (то есть влияния своих действий на экономики и финансовые рынки других стран), а spillbacks (то есть внешних эффектов для экономики США, вызванных проблемами на других рынках). Сложности на других рынках стали настолько значимыми, что ФРС вынуждена была играть роль глобального кредитора последней инстанции. Мне кажется, это важное изменение в глобальной финансовой инфраструктуре.

Если говорить о роли традиционных институтов Бреттон-Вудской системы, то очевидно, что у них недостаточно ресурсов. МВФ сейчас работает, возможно, без перерыва, открывая новые кредитные программы и расширяя уже действующие. Но в основном МВФ оказывает поддержку небольшим развивающимся экономикам: организации не хватило бы ресурсов, чтобы помогать крупным развивающимся рынкам. Более того, многие крупные развивающиеся экономики сами являются донорами МВФ, а не получателями его ресурсов. Я бы не называла это «провалом глобальных финансовых институтов»: у них просто нет адекватных ресурсов, чтобы оказать поддержку кому-либо, кроме малых экономик. 

Первый эпизод волатильности на рынке был погашен довольно быстро, но сейчас мы переходим к другому вопросу: если на первой стадии кризиса наиболее остро стояла проблема ликвидности, то теперь все более и более важной становится национальная платежеспособность. Здесь я бы согласилась, что, возможно, глобальные институты могли бы вмешаться в ситуацию, однако сомневаюсь, что у них имеется достаточно ресурсов, чтобы обеспечить адекватную поддержку разным странам.

В сфере здравоохранения, разумеется, нужно строить более сильные и эффективные глобальные институты, но вопрос непростой: если эпидемия такого масштаба случается раз в столетие, то позже, когда COVID-19 удастся преодолеть, может быть уже недостаточно стимулов заниматься подобными глобальными проблемами.

Что касается ситуации в России, то главный урок, который мы можем для себя вынести, – это иметь резервы: это фискальное пространство, пространство для денежно-кредитной политики, буферы в финансовой системе, которая надежно обеспечена капиталом. Полагаться нужно в первую очередь на себя, а не на глобальные финансовые институты. Миру действительно необходимы более сильные и эффективные глобальные финансовые институты, но первый инстинкт – нарастить собственные мощности, которые позволят противостоять таким кризисам.

Пока непонятно, как будет развиваться ситуация после пандемии, и мы помним, что после кризиса 1998 г. многие страны стали формировать значительные международные резервы. Вполне возможно, что после пандемии этот процесс будет идти еще активнее, а это может сказаться на всей глобальной финансовой инфраструктуре.