Вакцина от COVID-19 как «Манхэттенский проект»: взгляд экономиста
Экономисты активно изучают взаимную связь экономики и здоровья людей, а выводы экономических исследований могут быть полезны при формировании политики в области здравоохранения. Как государство может способствовать тому, чтобы вакцина от коронавирусной инфекции была разработана как можно быстрее, задавая правильные стимулы, – об этом в своей онлайн-лекции, организованной Принстонским университетом, рассуждает Ларри Саммерс, профессор Гарвардской школы Кеннеди, а в прошлом – министр финансов США, экономический советник в администрации Барака Обамы и главный экономист Всемирного банка. «Эконс» публикует выдержки из лекции:
– По грубым подсчетам, каждая неделя пандемии обходится экономике США в $80 млрд, потери глобальной экономики – около $200 млрд в неделю. Когда ставки столь высоки, в области науки и инноваций нужно быть готовыми практически на все, чтобы приблизить момент разработки вакцины. Любые расходы, которые помогут ускорить процесс хотя бы на один день, будут оправданными. Впрочем, пока ресурсы распределяются совсем не так, как требовали бы эти нужды.
Сейчас, как в военное время, принципы эффективности становятся значительно менее значимыми, когда речь идет о крайней необходимости. Обычно, чтобы начать производство чего-либо, необходимо сначала выбрать наиболее подходящую модификацию. Но с вакцинами ситуация иная: необходимо параллельно разрабатывать множество разных вариантов, и даже если десятки миллиардов долларов будут потрачены на неработающую вакцину, то это совсем небольшая цена за ускорение процесса.
Это похоже на то, как работал «Манхэттенский проект» (Manhattan Project – кодовое название программы США по разработке ядерного оружия в начале 1940-х гг., один из самых дорогостоящих проектов в истории. – Прим. «Эконс»). Тогда было несколько способов производства расщепляющихся материалов – все очень разные и очень дорогостоящие, но все они были в разработке. Чтобы получить вакцину как можно скорее, нужно придерживаться такого же подхода.
Из базовых принципов экономики мы знаем три способа стимулировать людей решить ту или иную задачу – один из них заведомо провальный и два потенциально эффективных. Провальный способ выглядит так: вы говорите людям, что в случае успеха они получат свою норму прибыли, а в случае провала – потеряют свои вложения. И тогда никто не будет за это браться, поскольку задача, которую вы предлагаете решить, ничем не привлекательнее доступных альтернатив. Капитализм способен решить эту проблему двумя путями: нужна либо сверхприбыль в случае успеха, либо страховка от провала.
В случае с вакцинами предпочтительнее говорить о страховке: обещания сверхприбыли, то есть крупной компенсации из бюджета, могут столкнуться с недоверием, к тому же правительствам может оказаться непросто обосновать такие расходы перед лицом граждан. У страховки, то есть, по сути, компенсации издержек, тоже есть немало недостатков: например, при таком подходе деньги могут получить и те, кто заведомо знал, что не сможет разработать вакцину. Но, как я отметил в самом начале, сейчас лучше допустить ошибку, финансируя слишком большое количество разработок, чем в погоне за эффективностью не дать ресурсы потенциально успешному проекту.
Чтобы у компаний, которые получат такие компенсации от государства, были правильные стимулы, я бы предложил нанять команду из экономистов, занимающихся теорией контрактов, и специалистов по госзакупкам, которые бы помогли сформулировать условия предоставления компенсаций, минимизирующие оппортунистическое поведение.
Кроме того, стоит помнить, что все крупные проекты реализуются дольше, чем вы ожидали: это касается и студента, который пишет дипломную работу, и профессора, который пишет книгу, и правительства, реализующего социальную программу, и любого большого строительства – все идет намного медленнее, чем вы думали вначале. И все это следует иметь в виду, когда вы слышите о сроках разработки вакцины.
Фундаментальные изменения в структуре экономики, которые мы наблюдаем, важнее, чем может показаться. Если мы посмотрим на индекс потребительских цен, где уровень цен 1983 г. принят за 100%, мы увидим, что телевизор с тех пор подорожал в 5 раз, а день в больнице или год в университете – в 600 раз. Телевизоры производит рынок, а в здравоохранении и образовании сохраняется доминирующая роль государства, и рынок не может его подменить. Отчасти виноват эффект Баумоля (в секторах, где производительность стагнирует или растет очень медленно, зарплаты, тем не менее, повышаются, поскольку приходится конкурировать за рабочую силу с секторами, где рост зарплат обоснован увеличением производительности. – Прим. «Эконс»), но в конечном счете это ведет к разрастанию госсектора.
В то же время именно государства несут ответственность за уход за пожилыми людьми, именно государства несут ответственность – политическую – за проблему неравенства, росту которого способствуют рыночные силы, именно государства должны решать глобальные проблемы. И необходимость разработать вакцину от COVID-19, улучшить систему тестирования, отладить международное сотрудничество для борьбы с пандемиями также будет способствовать усилению роли государства. В ближайшие 15 лет эти процессы будут идти и в тех странах, где влияние государства не настолько велико, в том числе и в США.
Впрочем, если бы в декабре 2001 г. меня спросили, как изменится мир после терактов 11 сентября, я бы предсказал намного более сильные изменения, чем то, что на самом деле произошло впоследствии, поэтому нужно быть очень осторожным. В целом я думаю, что тенденции, которые развивались и до коронавируса, усилятся и останутся с нами надолго.
Несколько лет назад я написал работу, которая прошла практически незамеченной, в ней оценивалась вероятность возникновения пандемии и потенциальные издержки для мировой экономики, которые она может повлечь. Мы сравнивали их с оценками издержек от изменения климата: цифры были одного порядка, но потери от пандемии оказывались вдвое больше. Но при этом проблеме изменения климата уделялось в 100, если не в 200 раз больше внимания – причем речь как о политиках, так и о гражданских активистах. А ведь атипичная пневмония (SARS), ближневосточный респираторный синдром (MERS), Эбола, ВИЧ, грипп H1N1 – все это произошло в последние 25 лет.
Сейчас главным приоритетом должны стать новые институты и программы, которые помогут остановить пандемии на ранних стадиях, иметь резервы на случай, если пандемия все-таки разразится, и контролировать все потенциальные очаги. Я всегда считал, что необходимо усилить борьбу с изменением климата, но сейчас я считаю, что для начала нужно сосредоточить усилия на том, чтобы пандемия не повторилась.