На крайний случай: облигации катастроф
В 1992 г. ураган «Эндрю» достиг берегов США и вылился в $27 млрд ущерба, из которых $15,5 млрд были покрыты страхованием. На тот момент «Эндрю» оказался самым разрушительным ураганом с финансовой точки зрения: из-за него обанкротились восемь страховых компаний, еще ряд оказался на грани банкротства. На фоне этих событий американские страховщики начали переоценивать свои риски в прибрежных зонах – и страховые премии для владельцев недвижимости резко выросли. Некоторые страховые и перестраховочные фирмы вообще сократили страхование катастрофических событий в таких регионах, пишет старший аналитик Федерального резервного банка Чикаго Энди Полачек.
В итоге страховые компании начали активнее перестраховывать свои риски, появились дополнительные программы страхования катастрофических событий с государственным финансированием и, наконец, чтобы увеличить объем доступного капитала, страховая индустрия начала в 1997 г. выпускать облигации катастроф (cat bonds). Это своего рода гибрид облигации и страховки – ценные бумаги, по которым эмитент получает выплаты в случае реализации риска определенного бедствия при определенных условиях – например, землетрясение силой 7 баллов или ущерб от урагана, превышающий $500 млн. Выплаты могут быть привязаны как к потерям эмитента, так и к ущербу отрасли или региона. Инвесторы таких бумаг получают повышенный доход, но в случае реализации риска теряют все свои вложения.
Выпускают такие бонды не только страховщики и перестраховщики, но и государства: например, Мексика, Перу, Колумбия, Чили, где высоки риски землетрясений, в 2018 г. при поддержке Всемирного банка выпустили облигации катастроф на случай реализации именно этих рисков. Однако основными эмиссионными центрами остаются регионы с развитым финансовым рынком – страны Европы и США.
Пример катастрофических бондов – облигации, выпущенные в ноябре 2010 г. компанией Mariah Re от имени American Family Mutual Insurance (AFMI). По условиям AFMI получала до $100 млн компенсации в случае, если оценка потерь индустрии страхования собственности и страхования от несчастных случаев от ураганов и торнадо превысит отметку в $825 млн, после достижения этого размера ущерба AFMI получала $1 компенсации на каждый $1 дополнительного ущерба (в рамках установленного лимита). В свою очередь, AFMI обязалась в течение трех лет выплачивать инвесторам годовой купон в 6,25%. Mariah Re в этой сделке выступала третьей стороной, которая обеспечивала движение средств между непосредственными участниками: инвесторы передали ей $100 млн на случай выплат AFMI, привлеченные средства были вложены в казначейские облигации, AFMI выделила Mariah Re средства на выплату купонов. Если бы катастрофического события не произошло, казначейские облигации по истечении трех лет подлежали бы продаже, а инвесторы получили бы свой капитал обратно. Однако весной 2011 г. США столкнулись с целой серией торнадо, и к ноябрю оценка убытков достигла $954,6 млн. В итоге AFMI получила всю сумму компенсации, а инвесторы, соответственно, остались без вложений.
Только в США за период с 1980 по 2020 г., по оценке Национального управления океанических и атмосферных исследований, произошло 279 погодных и климатических катастроф, совокупный ущерб от которых для экономики страны превысил $1,8 трлн. Но, несмотря на такие масштабы бедствий, катастрофические бонды привлекательны для инвесторов, которым они обеспечивают высокую доходность, притом что на эти активы почти не влияют даже глобальные экономические потрясения. Одной из причин привлекательности может быть то, что используемые при создании бондов модели переоценивают риск, а условия выплат чрезмерно строги: так, из более 600 выпусков катастрофических бондов за 1996–2016 гг. инвесторы потеряли вложения всего 10 раз – не из-за того, что стихийных бедствий было мало, а в силу условий выплат. Например, из девяти бондов, относившихся к региону Мексиканского залива, выплаты после урагана «Катрина» в 2005 г. были сделаны всего по двум.
Ураганы, эпидемии и выпуски
С точки зрения страховщика, у катастрофических бондов есть преимущество перед обычной процедурой перестрахования: они, по сути, обеспечены залогом (как в кейсе Mariah Re, когда средства переводились на специальный счет и вкладывались в казначейские облигации) и построены так, чтобы исключить риск контрагента (то есть того, что фирма-перестраховщик обанкротится и не выполнит обязательства). Кроме того, у облигаций, как правило, дольше срок, чем у договоров перестрахования, обычно 3–5 лет – это позволяет компании-страховщику фиксировать свои издержки на более продолжительное время. Будучи конкурентом перестрахования, катастрофические бонды не только увеличивают объем доступного страховым фирмам капитала, но и стимулируют перестраховщиков снижать цены.
Потери суверенных эмитентов от катастрофических событий (ураганов, цунами, землетрясений, наводнений, засух, пандемий) Всемирный банк в 2018 г. оценивал более чем в $300 млрд в год. Выпуск облигаций катастроф позволяет суверенным эмитентам хеджировать эти риски, перенося их на глобальные рынки капитала.
Инвесторы, в свою очередь, получают инструмент, доходность которого практически не коррелирует с доходностью других инструментов на рынке даже при глобальных экономических потрясениях: возникновение торнадо или землетрясений не связано с экономическими и финансовыми переменными. Бывают, впрочем, и исключения: допустим, если землетрясение затронет Сан-Франциско, потери, вероятно, понесут как держатели катастрофических облигаций, так и владельцы многих акций, приводит пример Полачек.
Ураган «Катрина» в 2005 г. нанес экономике США ущерб в $125 млрд, из которых $62 млрд были покрыты страхованием. Это привело к резкому скачку стоимости перестрахования и, как следствие, росту популярности облигаций катастроф: если в 2003–2004 гг. совокупный объем рынка секьюритизированных страховых инструментов держался на уровне $5 млрд, то по итогам следующих трех лет он утроился.
Мировой финансовый кризис 2008–2009 гг. охладил «рынок катастроф»: в ряде крупных сделок рынка участвовал обанкротившийся банк Lehman Brothers, и инвесторы увидели для себя риски контрагента в этих сделках – выпуск облигаций катастроф пошел на спад. Именно после коллапса Lehman Brothers нормой стало инвестирование номинала по облигациям в казначейские облигации. Но уже к четвертому кварталу 2009 г. инвесторы вновь вернулись на «рынок катастроф» – только за этот квартал было выпущено катастрофических бондов на $1,6 млрд (для сравнения: $2,8 млрд за весь 2008 г.). К 2017 г. глобальный объем этого рынка уже превышал $25 млрд, чему способствовал в том числе низкий уровень ставок по гособлигациям и спредов по корпоративным облигациям – многие инвесторы начали искать более высокую доходность.
Новый импульс рынок получил в результате эпидемии Эболы в 2014 г.: тогда государства G7, Всемирный банк и Всемирная организация здравоохранения объявили о необходимости создания более устойчивой системы управления риском пандемий. И в 2017 г. Всемирный банк выпустил первые в мире пандемические облигации – специализированные облигации, предусматривающие выплаты странам в случае пандемий шести видов вируса (включая коронавирус). Объем размещения составил $320 млрд, дополнительно были заключены своп-соглашения на $105 млн с несколькими компаниями-перестраховщиками. В результате эпидемии COVID-19 Всемирный банк уже к сентябрю 2020 г. перевел 64 странам полный объем страховых выплат на случай коронавируса – $195,8 млн.
Весной 2020 г. выпуск катастрофических бондов приостановился на некоторое время, но затем продолжился, хоть и при более высоких спредах. И поставил новый рекорд: за семь месяцев года выпуск составил почти столько же, сколько за весь прошлый год, – $10 млрд против $11,1 млрд, а к концу декабря, по данным Artemis (специализируется на информации о секьюритизированных страховых инструментах), – $16,4 млрд; общий же объем находящихся в обращении облигаций катастроф по итогам 2020 г. превысил $46 млрд, почти удвоившись за последние пять лет. Опрошенные Artemis брокеры ожидают новых рекордов рынка катастрофических бондов в 2021 г.
