Как примирить модели с реальностью, точнее предсказать инфляцию и заглянуть в будущее криптовалют
Для прогнозов и выработки экономической политики можно использовать различные модели макроэкономики. Сегодня наиболее популярны новокейнсианские модели – их используют ЕЦБ и ФРС (см. врез), но свои сторонники есть у неоклассических моделей, у моделей нового монетаризма и многих других. Выбор модели должен быть обоснован тем, насколько хорошо она объясняет релевантные факты из макроэкономических данных. Но любая модель упрощает реальность, поэтому ни одна из них не объяснит все наблюдаемые факты. Экономисты работают над улучшением моделей и добавляют в них новые элементы, чтобы полнее отразить реальность и получить более точные прогнозы.
Какими издержками можно пренебречь
Алан Ауэрбах и Юрий Городниченко (Беркли) вместе с Дэниелом Мерфи (Виргинский университет) на основе статистических данных проверяют, как оборонные расходы влияют на различные экономические показатели, и сравнивают результаты с предсказаниями моделей, чтобы понять, какая из них объясняет больше обнаруженных закономерностей.
Резкое увеличение расходов министерства обороны США в их исследовании выступает шоком спроса. О закупках минобороны есть надежная отчетность, и при этом это экзогенный и экономически значимый фактор, определяющий спрос на продукцию локальных рынков. Выяснилось, что в ответ на резкий рост закупок возрастает доля труда в общем доходе (она считается обратно пропорциональной наценкам фирм), сокращается трудовой клин (labor wedge, разница между предельной отдачей от труда для фирмы и предельной выгодой от труда для работника: чем она выше, тем больше несовершенств на рынке труда), падает безработица, растут номинальные зарплаты, но еще сильнее растут локальные цены на аренду жилья, а ВВП растет больше, чем выросли расходы на оборону.
Но обнаруженный благодаря анализу данных высокий мультипликатор государственных расходов сложно примирить с новокейнсианскими и неоклассическими моделями. В таком случае пришлось бы предполагать, что количество отработанных часов нереалистично возросло. Наконец, данные показывают, что в ответ на шок государственных расходов растет потребление, в то время как в модели оно должно падать. В теории предполагается, что если рост госрасходов увеличивает выпуск, то ради увеличившегося выпуска люди должны больше работать, а заставить их больше работать в модели может снижающееся потребление.
Авторы предлагают новую модель, которая позволяет одновременно объяснить поведение всех описанных ими метрик: модель предельных издержек, которыми можно пренебречь (negligible marginal costs). Представим себе, что фирма нанимает сотрудника на восьмичасовой рабочий день: если реальной работы для сотрудника только на пять часов, фирме по-прежнему придется заплатить сотруднику за все восемь. Но вполне возможно, что самому сотруднику все равно, работать ли эти лишние три часа или нет, раз он уже вынужден находиться на рабочем месте. К тому же некоторые сотрудники могут ценить тот факт, что их работа нужна, и предпочесть работу скуке. Иными словами, если фирма хочет увеличить свой выпуск, то до какой-то степени ее предельные издержки будут отсутствовать: просто сотрудники, раньше занятые пять часов, но получавшие зарплату за восемь, будут работать все восемь часов. Такая предпосылка в модели согласуется с тем, что, как показывают данные, в ответ на рост спроса растет производительность труда.
Модель, предложенная авторами, примиряет закономерности, выявленные эмпирически, с предсказаниями макроэкономических моделей, но насколько значим в реальности механизм предельных издержек, которыми можно пренебречь, пока неясно. Наличие людей, которые работают пять часов из восьми, представляет собой неэффективность. Не во всех фирмах могут позволить себе держать таких сотрудников: некоторые предпочтут сократить затраты и вместо восьми сотрудников, занятых пять часов в день, держать пять сотрудников, занятых все восемь часов. Сколько в экономике фирм, где предельными издержками можно пренебречь, и сколько фирм, где «кто не работает, тот не ест»? Пока у нас нет ответа на этот вопрос.
Поведение фирм и инфляция
Мировой экономический кризис 2008 г. заставил экономистов пересмотреть связь между инфляцией и разрывом выпуска (то есть разницей между потенциальным и фактическим выпуском): хотя отрицательный разрыв выпуска США в кризис составил 10%, инфляция снизилась лишь на 1,5 п.п. Некоторые макроэкономисты стали утверждать, что кривая Филлипса неспособна объяснить стабильную положительную инфляцию в условиях устойчиво низкой загрузки мощностей в экономике. Новокейнсианские модели, в том числе те, которые используются ЕЦБ и ФРС, с началом кризиса стали хуже предсказывать инфляцию.
Джеспер Линде (Банк Швеции) и Матиас Трабандт (Свободный университет Берлина) показывают, что новокейнсианская теория способна разрешить «загадку исчезнувшей дефляции», если ее дополнить. Предложения Линде и Трабандта выглядят техническими, но за ними стоят содержательные экономические соображения.
Новокейнсианская теория уделяет много внимания номинальным жесткостям – например, номинальным ценам, которые не могут мгновенно подстраиваться под меняющуюся ситуацию в экономике; но реальные жесткости тоже важны. Под реальными жесткостями понимаются силы, которые снижают чувствительность оптимальной цены фирмы – цены, которую она установила бы без номинальных жесткостей, – к колебаниям совокупного спроса. Например, в рецессию у фирм могут возникнуть трудности с денежными потоками, а активы фирм обесцениваются – оба фактора усложняют заимствования и мешают фирмам снижать цены.
Чем сильнее реальные жесткости в экономике, тем меньше фирмы хотят снижать свои цены в ответ на сокращение совокупного спроса. Снижение цен могло бы способствовать восстановлению спроса. Но раз фирмы на это не идут, негативные последствия распространяются дальше по экономике, и погашать их приходится экономической политике, в том числе центробанку. От того, как в модели описывается поведение фирм, зависит, какими будут предполагаемые реальные жесткости.
Наиболее популярный способ описания фирм в моделях монетарной экономики был предложен в 1977 г. Авинашем Дикситом и Джозефом Стиглицем. Агрегатор Диксита – Стиглица не содержит реальных жесткостей: оптимальная относительная цена, которую хочет назначить фирма в их модели, в процентах меняется один к одному с предельными издержками.
Линде и Трабандт утверждают, что такая простая модель поведения не отражает то, как фирмы на самом деле принимают решения о ценах. Предположим, что фирма понижает цену, а конкуренты этого не делают, – такая фирма наверняка захватит большую долю рынка? Все сложнее: когда фирма понижает цену, она может продать больше товара, у потребителей его тоже станет больше и интерес к нему ослабеет. Из-за этого у фирмы становится меньше возможностей ставить наценку на свой продукт. Поэтому фирмы ждут, когда цены понизятся во всех секторах экономики. Такую модель поведения называют «стратегической комплементарностью» (strategic complementarity).
Но если каждая фирма будет ждать остальных, кто понизит цену первым? Такую модель монополистической конкуренции со стратегической комплементарностью предложил в 1995 г. профессор Мичиганского университета Майлз Кимбол. Линде и Трабандт предлагают использовать агрегатор Кимбола, чтобы новокейнсианская модель учитывала реальные жесткости стратегической комплементарности и, таким образом, реалистичнее описывала поведение фирм.
Второе изменение, которое вводят Линде и Трабандт, – отказ от линеаризации модели. Новокейнсианская модель нелинейна, но если колебания в экономике невелики, то хорошим приближением служит линейная версия. Представьте себе гладкую функцию и мысленно проведите касательную к любой точке. Рядом с этой точкой нелинейная функция почти не отличается от прямой касательной, но изучать прямую намного проще, чем нелинейную функцию. Точка в нашем мысленном эксперименте – стационарное состояние экономики, в котором экономика бы оказалась, если бы по ней не били разнообразные шоки. Большой шок – такой, каким был мировой экономический кризис, – уводит экономику далеко от стационарного состояния, так что линейное приближение становится плохим. Сегодня компьютерные мощности позволяют сравнительно быстро решать даже нелинейные модели, так что жертвовать точностью необязательно.
Сочетание стратегической комплементарности и нелинейности модели позволяет объяснить одновременно поведение инфляции до кризиса, «исчезнувшую дефляцию» во время кризиса и «исчезнувшую инфляцию» в современной экономике США. Линде и Трабандт призывают макроэкономистов внимательнее относиться к предпосылкам своих моделей. Все знали, что предположение Диксита – Стиглица нереалистично: сам Диксит еще в начале 2000-х гг. писал о важности стратегической комплементарности. Все знали, что линеаризация вносит погрешность в результаты модели. Понадобилась отдельная статья, чтобы экономисты задумались о том, насколько сильно эти предположения меняют выводы модели.
Дисциплина для центральных банков
Bitcoin, Ethereum, Libra – рост популярности частных валют вызывает вопросы о том, оправданна ли государственная монополия на выпуск валюты? Фридрих фон Хайек в книге «Частные деньги» утверждал, что разумно допустить конкуренцию на рынке денег: потребители сами решат, какими денежными продуктами им удобнее пользоваться. Цены в частных деньгах будут стабильнее (конкуренция будет удерживать частника от желания запустить печатный станок), а сами деньги будет сложнее подделать.
Предложение Хайека вызывает больше вопросов, чем дает ответов. Действительно ли цены в частных валютах будут стабильнее? Вытеснит ли одна валюта все остальные с рынка или на рынке будут сосуществовать несколько валют? Могут ли частные деньги конкурировать с государственными? Должны ли государства ограничивать обращение частных денег или облагать их налогом?
Хесус Фернандес-Виллаверде (Университет Пенсильвании) и Дэниел Санчес (ФРС) исследуют эти вопросы с помощью формальной математической модели: они основываются на идеях новых монетаристов Рикардо Лагоса и Рэндалла Райта. Новый монетаризм представляет собой попытку понять, как у людей возникает необходимость использовать деньги. Это реакция на отказ от анализа денег кейнсианцами: в новокейнсианских моделях деньги часто вообще отсутствуют, а ключевой монетарной переменной служит процентная ставка.
Модели новых монетаристов не получили широкого распространения в центробанках, но они позволяют последовательно рассуждать о деньгах. В модели Лагоса – Райта денежные знаки становятся валютой, потому что решают проблему достоверных обещаний. Предположим, я хотел бы получить ваш товар сегодня, но мой товар в обмен на ваш у меня появится только завтра. Если я не могу торговать своим обещанием как ценной бумагой, возникает необходимость в деньгах: денежные знаки без внутренней ценности становятся валютой, когда другие люди согласны принимать их вместо моего обещания. Валюта принимается всеми участниками экономики, потому что в равновесии все справедливо ожидают, что валюта будет иметь положительную ценность и поэтому будет приниматься в обмен на товары.
Фернандес-Виллаверде и Санчес добавляют в модель Лагоса – Райта предпринимателей, которые стремятся максимизировать свою полезность, выпуская собственную валюту. Простая модификация позволяет им получить ряд новых результатов.
Хайек обещал, что частные деньги обеспечат ценовую стабильность, но на самом деле ценовая стабильность зависит от издержек предпринимателя на выпуск дополнительной единицы денег. Если в каждом периоде времени эти издержки близки к нулю (то есть напечатать еще один денежный знак ничего не стоит, сколько бы их уже ни было на рынке в прошлом периоде), ценовая стабильность не установится никогда. Этот результат исчезает, если предположить, что для выпуска каждого из брендов частных денег существует верхняя граница. Если неизменный программный протокол гарантирует, что невозможно напечатать количество денег выше некоторого порога, конкуренция приводит к ценовой стабильности независимо от того, насколько затратно создание дополнительной денежной единицы.
Последний вывод авторов состоит в том, что конкуренция с частными деньгами ограничивает центробанк в проведении денежно-кредитной политики. Центробанк может добиться равновесия, если зафиксирует реальную ценность государственных денег, и такое равновесие будет эффективным. В этом равновесии частные деньги не используются в экономике, но возможность их появления дисциплинирует центробанк и не дает проводить политику, приводящую к слишком большой инфляции.
Теоретики будут продолжать исследовать последствия криптовалют, но весьма вероятно, что главный вывод Фернандеса-Виллаверде и Санчеса окажется устойчивым: если криптовалюты можно использовать свободно, они будут ставить ограничение для государств, которые хотят проводить безответственную денежно-кредитную политику, – спустя десяток лет мы будем говорить о «криптовалютизации» экономики так же, как сегодня говорим о долларизации.
