Новые технологии и рынок труда: роботы или люди
Последствия технологического прогресса для рынка труда – тема, вызывающая большой и растущий интерес как в политической и медийной среде, так и в экспертно-исследовательском сообществе. В том числе из-за опасений, что в ближайшем будущем новые технологии приведут к значительному снижению числа рабочих мест и массовой безработице.
Современные рынки труда действительно переживают значительные трансформации, вызванные новыми технологиями. Тем не менее большинство исследователей сходятся на том, что ожидания массовой технологической безработицы в результате четвертой промышленной революции кажутся необоснованными или по меньшей мере преувеличенными, показывает анализ исследований по теме влияния технологического прогресса на рынок труда и государственную политику в этой сфере в развитых странах (с полными результатами анализа можно ознакомиться в нашей обзорной статье, опубликованной в журнале «Экономическая политика»).
Промышленные революции и угроза массовой безработицы
Мир пережил уже три промышленные революции, каждая из которых порождала свою волну страхов перед массовой безработицей. Их результаты оказались далеки от подобных опасений. Снижение численности занятых в сельском хозяйстве в результате технологических инноваций компенсировалось ростом в промышленности и сфере услуг. Во второй половине XX в. во многих развитых странах происходило массовое вовлечение женщин в состав рабочей силы. Активно росла численность населения и вместе с тем и количество рабочих мест. Массовая компьютеризация также не привела к росту числа безработных. В первые десятилетия XXI в. в большинстве развитых стран наблюдается рост уровня занятости: в странах – членах ОЭСР с 65,4% в 2000 г. до 68,5% в 2018 г.
Несмотря на то что прогнозы, высказанные во время предыдущих технологических революций, оказались несостоятельными, это не помешало появлению новых угроз «будущего без работы». Основная их часть связана не столько с распространением существующих технологий, сколько с внедрением новых.
Концепция новой, четвертой революции была сформирована на основе доклада Industry 4.0, представленного немецким правительством в 2011 г. и посвященного более эффективному применению новых информационных технологий в промышленности. Активным популяризатором термина «четвертая промышленная революция» стал Всемирный экономический форум 2015 г. Согласно экспертам экономического форума, четвертая промышленная революция может быть описана как появление «киберфизических систем», включающих совершенно новые возможности для людей и машин. Хотя эти возможности зависят от технологий и инфраструктуры третьей промышленной революции, четвертая промышленная революция представляет собой совершенно новые способы, с помощью которых технология внедряется в общество и даже в наши тела. Примеры включают редактирование генома, новые формы машинного интеллекта, новые материалы, а также особые подходы к управлению, которые полагаются на криптографические методы, такие как блокчейн.
Стоит отметить, что основное отличие сегодняшнего витка обсуждений последствий технологического прогресса от предыдущих – в отсутствии результатов новой революции. К 2020 г. указанные выше технологии все еще остаются слишком дорогостоящими и малораспространенными. Тем не менее, по мнению Клауса Шваба, руководителя Всемирного экономического форума, на этот раз все будет иначе: технологии станут более эффективными и дешевыми, поэтому люди, занятые на большинстве существующих в настоящее время рабочих мест, не смогут конкурировать с роботами. В качестве основных причин Шваб указывает следующие: «скорость (темпы изменений сейчас выше, чем когда-либо раньше), широта и глубина (много радикальных изменений происходит одновременно) и полная трансформация целых систем».
Возможности автоматизации, вызванные новыми технологиями, одними из первых проанализировали оксфордские экономисты Карл Фрей и Майкл Осборн в 2013 г. Они предположили, что в будущем благодаря новым технологиям роботы смогут успешно выполнять и нерутинные виды задач. В таком случае ряд профессий окажется в группе риска исчезновения. Согласно расчетам авторов, 47% от всех занятых в США работают по профессиям, имеющим высокие риски автоматизации в следующие 10–20 лет. Неудивительно, что эти результаты были растиражированы и вызвали значительный резонанс.
Однако методика измерения таких рисков в дальнейшем была подвергнута серьезной критике. Основным замечанием было то, что они оценивают профессии целиком, хотя зачастую автоматизировать возможно лишь ряд задач, выполняемых специалистами внутри одной профессии. Последующие исследования, использовавшие схожую методологию, но учитывающие такую критику, показали значительно более низкие риски: полностью поддаются замене в США лишь 9% рабочих мест и примерно столько же в странах ОЭСР. Согласно исследованию структуры занятости 56 крупнейших экономик мира, проведенному McKinsey, эта доля в целом еще ниже – менее 5%.
Представления о невероятной скорости нынешних технологических изменений также ставятся экспертами под сомнение. В исследовании экспертов Information Technology and Innovation Foundation (ITIF) показано, что в США совокупный объем рабочих мест, появляющихся в новых отраслях и исчезающих в традиционных, в 2000–2015 гг. был значительно ниже, чем в 1950–2000-х и ранее.
Тем не менее все указанные выше исследования сходятся на том, что на 40–50% существующих в настоящее время рабочих мест значительная доля процессов поддается автоматизации, это влечет изменение должностных обязанностей в этих профессиях в будущем, но не обязательно их упразднение. В этом выводе нет ничего удивительного: новые технологии за последние 30–40 лет значительно изменили характер труда и должностные обязанности большей части существующих профессий, но практически никогда они не приводили к их полному исчезновению.
Поляризация на рынке труда
Как показывает опыт трех технологических революций, изменения вызывают не безработицу, а существенные сдвиги в структуре занятости. Рост производительности труда приводит к росту заработных плат, однако последний может быть неравномерным, и одни группы работников выигрывают значительно больше, чем другие.
В настоящее время рынки труда развитых стран переживают период масштабных структурных изменений, вызванных еще третьей технологической революцией. С начала 1990-х гг. в них растет спрос на рабочие места с наиболее высокими и наиболее низкими уровнями оплаты труда: с одной стороны, руководителей и специалистов; с другой стороны, неквалифицированных рабочих и работников, занятых в сфере обслуживания населения и торговли. В то же время снижалась доля рабочих мест со средними по стране заработками: офисных служащих, рабочих промышленности, операторов оборудования. Этот феномен получил название «поляризация рынка труда».
Подобные структурные изменения на рынке труда большинства развитых стран в основном объясняются предложенной Дэвидом Аутором с коллегами теорией технологического прогресса, направленного на вытеснение рутинного труда путем автоматизации и массового внедрения компьютеров (routine-biased technological change, RBTC). Согласно этой теории, технологический прогресс начиная с 1970–1980-х гг. вел к вытеснению работников, выполняющих простые и рутинные операции, которые можно легко выполнять с помощью новых технологий, то есть как раз офисных служащих и промышленных рабочих.
В то же время новые технологии позволяли увеличивать производительность труда высокооплачиваемых работ руководителей и специалистов с абстрактными и креативными задачами. Часть наиболее низкооплачиваемых профессий, как оказалось, с трудом поддается автоматизации (например, грузчиков и продавцов), в результате чего на них технологический прогресс последних лет не оказывал существенного влияния. В соответствии с этим менялся и спрос на рынке труда на различные категории работников. В результате рынки труда столкнулись с растущим зарплатным неравенством: сегодня в большинстве развитых стран оно выше, чем сорок лет назад.
Хотя в настоящее время большинство стран переживает этот процесс, есть ряд исключений. В Китае за счет роста промышленного сектора и активного внедрения современных технологий в сельском хозяйстве доля работников со средним уровнем оплаты труда растет. В меньшей степени поляризация проявляется в государствах Центральной и Восточной Европы, таких как, например, Чехия, Эстония, Польша. В них происходит другой процесс, связанный с перетоком работников из низкооплачиваемых секторов промышленности в более высокооплачиваемые сектора услуг. Сходные со странами Восточной Европы процессы наблюдаются и в России.
В целом в России рост безработицы вследствие автоматизации представляется еще менее вероятным, чем в странах Западной Европы. Тем не менее всплески безработицы на отдельных локальных и отраслевых рынках вполне возможны, поэтому государственная политика на рынке труда должна быть направлена на минимизацию последствий таких всплесков. Для этого представляется правильным ориентироваться на наиболее эффективные практики развитых стран: более активное сотрудничество служб занятости с отделами кадров, оказание отдельных услуг для работников с высоким риском увольнения, внедрение аутплейсмента (участие работодателя в последующем трудоустройстве уволенных сотрудников) и др. Одновременно с этим необходимо стремиться к развитию систем непрерывного образования и улучшению качества связи между потребностями рынка труда и возможностями системы образования.
Новые формы занятости
Снижение спроса на ряд профессий и изменение рабочих задач являются не единственными следствиями технологического прогресса. Трансформируется структура занятости, продолжит снижаться доля так называемой стандартной занятости, то есть наемной работы на полный рабочий день по официальному трудовому контракту с соблюдением социальных гарантий. Изменения трудовых отношений в будущем являются одной из основных тем для обсуждения не только в различных национальных и международных экономических организациях, но и в таких организациях, как NASA, IBM, Microsoft.
Следствием развития технологий может стать рост неформальной и нестандартной занятости. Во-первых, меняется портрет успешной компании: все более эффективными становятся различные организации, работающие на базе платформ, например Uber, Airbnb, Cabify, менее чем за десять лет превратившиеся в транснациональные компании с огромной выручкой. Платформенные компании лишь с малой частью работников вступают в стандартные трудовые отношения, предполагающие заключение трудового договора и социальные гарантии (ежегодный оплачиваемый отпуск, уплата страховых взносов и т.п.). При этом переговорная сила работников в платформенных компаниях ослаблена вследствие разобщенности сотрудников. Новизна подобных трудовых отношений, а также ее специфические особенности приводят к слабой социальной защищенности работающих. Например, московские работники «Яндекс.Еды» и «Яндекс.Такси» с начала 2019 г. оформлены как самозанятые, и на них практически не распространяется большинство норм Трудового кодекса.
Во-вторых, работа в традиционных компаниях также меняется: современные технологии делают более доступной и выгодной для работодателя частичную, нерегулярную и временную занятость. Так, за 2000–2017 гг. доля работающих менее тридцати часов в неделю в странах ЕС выросла с 12,7 до 16,9%, что во многом связано с потребностью работодателей в более гибких трудовых отношениях с работниками. Растет доля работающих из дома: согласно данным Евростата, их доля увеличилась с 12,4% в 2008 г. до 16,1% в 2019 г. Вероятное распространение в будущем нестандартных форм трудовых отношений ставит вопрос о формировании норм их регулирования в новых нетрадиционных секторах экономики.
