От прямых мер к косвенным: трансформация господдержки предпринимательства в России

Разрыв производственных цепочек и ограничение внешнеэкономической деятельности в период двух последних внешних шоков 2020–2023 гг. – пандемии и санкций – стали «проверкой на шокоустойчивость» для российского малого и среднего предпринимательства (МСП). Во время коронакризиса число субъектов МСП ожидаемо сократилось. Но в условиях санкционного давления сектор, наоборот, вырос – по числу и субъектов, и работников.

С одной стороны, рост объясняется освоением ниш, которые освободили ушедшие иностранные компании, разрешением параллельного импорта, переориентацией спроса на отечественные товары и услуги и общей политикой импортозамещения. С другой стороны, свой вклад внесло и увеличение господдержки: государство стремилось предотвратить массовое закрытие предприятий, так как долгосрочный ущерб от этого оказался бы выше краткосрочных расходов бюджета. Поэтому федеральные и региональные власти быстро смягчали налоговую и административную нагрузки на бизнес и расширяли поддержку для ускорения его адаптации.

Однако субсидии и иные формы прямого финансирования состоявшимся предприятиям, традиционно применяемые в разных странах, не всегда дают желаемый результат даже в стабильных условиях. Так, подобные выплаты могут искажать стимулы действующих компаний и вытеснять частные инвестиции.

Чтобы снизить подобные риски и уменьшить вмешательство в рыночные механизмы, многие страны, и Россия в том числе, все чаще переходят к мерам экосистемной политики: снижению регуляторных и административных издержек ведения бизнеса, льготному кредитованию приоритетных отраслей, налоговым льготам уязвимым категориям, консультациям, банковским гарантиям и другим инструментам, которые не предполагают прямого выделения властями бюджетных средств конкретным бенефициарам.

При этом измерить результативность подобных косвенных мер непросто. Их воздействие неоднородно, а в условиях внешних шоков количественный анализ усложняется – из-за большого числа изменяющихся факторов.

В нашем исследовании, проведенном с Розой Семеновой и Никитой Пойловым (РАНХиГС), мы проанализировали, как изменилась государственная поддержка МСП в России после 2020 г. и ее результативность, выбрав в качестве показателя краткосрочную динамику числа субъектов МСП. Этот показатель хорошо отражает деловую активность в регионах, поскольку быстро реагирует на изменения в экономике. В исследовании мы использовали системный обобщенный метод моментов (ОММ), поскольку он позволяет снизить риск ошибочного определения причинно-следственных связей – влияет ли поддержка на развитие предпринимательства, или, наоборот, проблемы бизнеса являются причиной оказания поддержки.

Исследование показало, что в 2020–2021 гг. акцент делался на прямой поддержке – например, субсидиях и грантах. В 2022–2023 гг. он сместился в сторону косвенных инструментов – гарантий и льготного кредитования, которые вместе со снижением регуляторных издержек бизнеса формируют экосистемный подход.

Эффект господдержки

По нашим расчетам на основе данных Федеральной налоговой службы России (ФНС), антикризисная поддержка МСП заметно выросла: в реальных ценах в 1,45 раза в 2020 г. и в 1,73 раза в 2022 г. по сравнению с 2019 г. При этом в 2020 г. ее объем составил почти 2% от добавленной стоимости сектора МСП, а в 2022 г. – около 1,93%, что можно считать значительным уровнем. Для сравнения: в ЕС, по нашим оценкам, это значение в пандемию не превысило 1,95%.

За полтора года санкционного шока (2022 г. – первое полугодие 2023 г.), по нашим подсчетам, было предоставлено 931,4 млрд руб. поддержки – это в 1,7 раза больше (в номинальном выражении), чем во время пандемии (2020 г. – первое полугодие 2021 г.). При этом 83% всей помощи составили гарантии и поручительства, хотя раньше их доля не превышала 50%: в пандемию доминировало прямое субсидирование, которое помогало удерживать занятость. Заметим, что объем поддержки в России не сокращается: только за девять месяцев 2025 г. малый и средний бизнес привлек 686 млрд руб. В основном это не выделение денег, а различные косвенные инструменты: льготного кредитования, поручительств Корпорации МСП, государственных микрофинансовых и гарантийных организаций.

В целом господдержка действительно помогала сохранять предпринимательскую активность в периоды рассматриваемых шоков. При этом наиболее сильный эффект давало сочетание двух противоположных стратегий: увеличения объема удельной помощи на одного получателя (выделять одному бенефициару больше средств) и расширения охвата получателей (оказывать поддержку большему числу бенефициаров).

В регионах, где оба параметра одновременно были на 1% выше среднего, темп роста числа субъектов МСП оказался выше на 0,02% при прочих равных условиях. При этом, если власти увеличивали только объем удельной помощи, это не приводило к росту числа субъектов МСП. А вот увеличение охвата работало результативнее.

Интуитивно вывод может показаться очевидным: чем больше денег направлено на поддержку, тем вероятнее это будет способствовать развитию сектора. Но это справедливо только при корректно работающих механизмах во время конкретного шока. Если правила получения помощи не адаптируются к характеру кризиса или неверно меняется баланс прямых и косвенных мер, увеличение бюджетных расходов само по себе не гарантирует результата.

Собственно, в ряде регионов увеличение помощи не привело к росту числа субъектов МСП. Это может объясняться как особенностями отдельных территорий и их предпринимательских экосистем, так и невозможностью полностью исключить двунаправленную причинно-следственную связь: государство в кризис обоснованно направляло больше средств именно туда, где было хуже всего.

Увеличение региональной доли поддержки в среднем за период шоков не коррелировало с ростом числа субъектов МСП. Однако в пандемию, когда местные власти оперативнее принимали решения, более проактивные регионы сохранили большее число бизнесов.

Для непрямых инструментов более результативным оказалось наращивание удельных объемов, а для прямых мер – рост охвата предприятий мерами поддержки. Можно предположить, что это связано со спецификой целевого использования инструментов: прямое финансирование чаще выделяется новым предприятиям, поэтому их охват напрямую влияет на рост числа субъектов МСП; в то же время гарантии необходимы часто уже действующим компаниям, требующим привлечения больших средств на масштабирование бизнеса.

В период санкционного шока федеральное правительство переориентировалось с массовых небольших субсидий и грантов наиболее пострадавшей во время пандемии сфере услуг на точечную гарантийную поддержку производств, новых сервисов (ИТ, туризм) и технологических компаний, связанных с импортозамещением. Такой процесс можно считать движением в сторону экосистемного подхода. Так, гарантии и льготное кредитование предполагают банковский контроль распределения поддержки, поручительства и консалтинг – участие местных властей и институтов развития, а субсидии заменяются грантами, которые выдаются на конкурсной основе с привлечением экспертов для оценки проектов. Иными словами, новый подход делает предпринимательскую экосистему более взаимосвязанной и устойчивой. 

В целом оба шока – и коронакризис, и санкционные ограничения – ожидаемо замедлили рост числа субъектов МСП в России. Но если учитывать эффекты господдержки, влияние санкций оказалось слабее. Это может говорить о том, что экосистемные меры, расширяемые в последние годы, оказались эффективнее в условиях именно второго шока. Можно предположить, что их результативность выросла частично благодаря усиливающейся цифровизации госуслуг, которая повышает возможности адресной поддержки и контроля.

Другие драйверы и ограничения

В своей работе мы также исследовали некоторые дополнительные факторы, влияющие на предпринимательскую активность.

• Усилия федеральных и региональных властей по улучшению делового климата, которое мы оценили через снижение преступности, могли поддержать рост числа субъектов МСП.
• Повышение кредитных ставок в экономике, наоборот, действовало сдерживающе, что частично компенсировалось льготным кредитованием. Господдержка могла снижать кредитную нагрузку для приоритетных направлений. В перспективе смягчение денежно-кредитной политики может стимулировать деловую активность, но это требует дальнейшего анализа.
• Влияние на предпринимательскую активность изменения рынков труда, оцениваемое через динамику безработицы, не выявлено в рассматриваемый период. Безработица находится на рекордно низком уровне, что теоретически могло влиять на доступность трудовых ресурсов для новых субъектов МСП.

При этом предпринимательская активность быстрее росла в регионах, где плотность малого и среднего бизнеса ниже. Это может объясняться эффектом низкой базы; еще одно возможное объяснение – ускорение развития в регионах, граничащих с дружественными странами, в частности на Северном Кавказе. Особенно ярко это проявилось в 2022–2023 гг., вероятно, из-за роста параллельного импорта, часто осуществляемого индивидуальными предпринимателями приграничных регионов.

В будущем политика поддержки предпринимательства должна стать более дифференцированной – с учетом разных механизмов и специфики региональных экосистем. Можно ожидать дальнейшего смещения в сторону косвенных мер: консалтинга, поддержки выхода на внешние рынки, расширения льготных режимов ведения бизнеса, развития инфраструктуры промышленных парков и других инструментов, формирующих среду для устойчивого роста МСП.

При этом инструменты прямой поддержки также важны. Они по-прежнему необходимы в приоритетных промышленных проектах, для молодых предпринимателей и технологических стартапов, которые не могут привлечь финансирование иным способом. Впрочем, и здесь уже не предполагается прямого выделения средств компаниям. Вместо этого используются, например, конкурсные инструменты институтов развития, результативность которых регулярно проверяют. В дальнейшем, чтобы стартапы могли расти, потребуется развитие также экосистемы частно-государственного венчурного финансирования.

Полный текст исследования опубликован в журнале «Экономическая политика», 2025, №5.