Изменения в организации частной и общественной жизни на фоне пандемии вызвали новый виток научного интереса к вопросам гендерного дисбаланса на рынке труда. Россия адаптируется к кризису в первую очередь за счет цен – а значит, вероятен рост гендерного разрыва в заработках.
  |   Оксана Синявская

Пандемия коронавируса и связанные с ней ограничения по-разному повлияли на занятость и неоплачиваемую нагрузку мужчин и женщин в большинстве развитых стран. Российские показатели до пандемии отличались от зарубежных: многие факторы гендерного дисбаланса здесь были относительно низки – но подстройка к кризису частично совпала с тенденциями в развитых экономиках.

Чем объясняется гендерный дисбаланс на рынке труда

Традиционно в экономической науке различия в занятости и заработках мужчин и женщин объясняются в рамках теории человеческого капитала, дополненной новой экономической теорией семьи, теории компенсирующих различий и теории дискриминации. Предполагается, что решения об инвестициях в человеческий капитал, вступлении в брак, рождении детей и специализации внутри семьи взаимосвязаны.

  • Согласно теории человеческого капитала и концепции разделения труда в семье, выдвинутой в рамках экономической теории семьи, женщины, будучи биологически «лучше приспособленными» к рождению и уходу за маленькими детьми, специализируются на накоплении навыков, повышающих производительность их труда дома, и, как следствие, предпочитают рабочие места, требующие меньших инвестиций в человеческий капитал. Перерывы в занятости в связи с рождением детей ведут к еще большему отставанию матерей от женщин без детей и мужчин по уровню накопленного человеческого капитала. И это может влиять как на дальнейшие решения о занятости, так и на разрыв в заработках между женщинами с детьми и без детей («штраф за материнство») и между женщинами и мужчинами. После рождения детей женщины могут начать еще больше времени отдавать домашней работе и уходу за детьми, что позволяет мужчинам фокусироваться на работе, усугубляя различия в человеческом капитале и производительности труда на рынке.
  • Теория компенсирующих различий объясняет гендерную сегрегацию по секторам экономики и неравенство в зарплатах тем, что женщины выше ценят неденежные характеристики рабочего места – близость к дому, гибкость занятости, сокращенные часы работы, возможность работать из дома, социальный пакет, – которые позволяют им совмещать работу с воспитанием детей, тогда как менее комфортные условия работы мужчин компенсируются их более высокими заработками.
  • Теория дискриминации предполагает, что более низкие заработки женщин в целом и женщин с детьми в частности могут отражать негативное отношение работодателя (вытекающее из установок о том, что женщины – менее надежные работники, «вечно в декрете или на больничном», «голова всегда занята домашними делами»). В отношении мужчин с детьми может действовать противоположный механизм: работодатели могут платить им больше («премия за отцовство»), предполагая, что отцы заинтересованы в стабильной и хорошо оплачиваемой работе.

В последние десятилетия экономические исследования гендерного неравенства на рынке труда и разрывов в заработках существенно расширили набор объясняющих факторов. В анализ стали включаться некогнитивные характеристики, социальные идентичности и установки в отношении гендерных ролей; учитывается влияние различных институтов, созданных во второй половине XX века для облегчения совмещения родительства и воспитания детей, – дошкольных учреждений и иных услуг по уходу за детьми, материнских, отцовских и родительских отпусков по уходу за детьми и др.

Гендерное неравенство на рынке труда в России

По сравнению с большинством развитых стран Россию отличает достаточно высокий уровень занятости женщин, в том числе женщин с детьми. Перерывы в занятости в связи с рождением детей не очень длительные. А занятость чаще всего – в формате полной рабочей недели. Еще одной российской особенностью выступает высокий, в том числе по сравнению с мужчинами, человеческий капитал женщин.

Тем не менее разрыв в заработках между мужчинами и женщинами остается очень высоким – выше, чем в большинстве стран ОЭСР. Его основной причиной выступает гендерная отраслевая и профессиональная сегрегация. А также – на это указывают, например, исследователи из Всемирного банка и Высшей школы экономики – возможная дискриминация женщин по уровню заработной платы.

Эмпирических оценок «штрафа за материнство» и «премии за отцовство» в России, по сравнению с наиболее развитыми странами, немного. Но имеющиеся исследования показывают, что оба показателя невелики. В начале 2000-х оценки потерь в заработках матерей на основе Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) составляли порядка 8%. Оценки на данных РМЭЗ за 2014 г. были уже вдвое ниже  (.pdf).

Потери наиболее сильно проявляются у женщин с маленькими детьми; при этом женщины, вышедшие из отпуска по уходу за ребенком, достаточно быстро восстанавливают прежний уровень зарплаты, поскольку – в отличие от, например, европейских матерей – работают на условиях полного рабочего дня. Тревожная тенденция – более высокие по сравнению со средним значением потери в заработках женщин с высшим образованием.

Премия за отцовство – с учетом индивидуальных характеристик мужчины, а также количества и возраста детей – составляет около 2,5–3%, показало исследование Алексея Ощепкова из Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ на данных РМЭЗ за 2000–2018 гг. Он также выделяет «супружескую премию» (то есть для мужчин, состоящих в официальном браке) в размере 3%.

Невысокие размеры «штрафов за материнство» могут объясняться рядом причин – например, все еще очень ограниченными масштабами бездетности (хотя бы одного ребенка по-прежнему рожает абсолютное большинство женщин); низкими заработками, вынуждающими женщин возвращаться на рынок труда независимо от их установок; ограниченным количеством рабочих мест с неполным рабочим днем, а также уже упомянутыми гендерной сегрегацией и дискриминацией женщин, которые обусловливают более низкие заработки женщин независимо от наличия у них детей. При этом все еще сильные традиционные межпоколенные отношения делают возможным выход матерей на работу даже в условиях ограниченно доступных дошкольных учреждений: бабушки если и не берут на себя интенсивный уход за внуками, то помогают организовывать жизнь с детьми, забирая их из детского сада или школы, отвозя на кружки или беря вместо мам больничный.

Пандемия и гендерное неравенство

Ставший уже привычным баланс рабочей и семейной жизни был практически в одночасье разрушен пандемией и теми мерами, которые принимали правительства стран с целью сдерживания масштабов ее распространения. Весной 2020 г. во многих странах были введены режимы самоизоляции, особенно жесткие для людей старшего возраста, остановлена работа многих предприятий, часть работы перенесена на дом, закрыты детские дошкольные учреждения и школы.

За первый год пандемии появилось множество эмпирических подтверждений того, что в развитых странах положение женщин на рынке труда ухудшилось сильнее, чем положение мужчин. В США, в отличие от предыдущих кризисов (например, глобального финансового кризиса 2008 г.), в 2020 г. именно женщины чаще, чем мужчины, теряли работу и были вынуждены сильнее сокращать свои рабочие часы. Аналогичная ситуация наблюдалась в Канаде и Испании. Правда, есть и результаты, свидетельствующие о том, что по мужчинам пандемический кризис ударил в среднем сильнее: например, в Великобритании и в России.

Одно из объяснений наблюдаемых изменений – различия в структуре занятости мужчин и женщин до пандемии. С одной стороны, женщины чаще работали в секторах, наиболее сильно пострадавших от карантинных мероприятий (гостиничный бизнес, туризм, услуги и пр.), и поэтому чаще мужчин испытывали негативное влияние пандемии. Кроме того, во многих развитых странах женщины чаще занимали рабочие места с нестандартными условиями занятости – неполной занятостью, на срочных контрактах, – которые также сильнее пострадали в ходе кризиса. С другой стороны, женщин больше в так называемых жизненно важных секторах и профессиях – медицине, социальном обслуживании, образовании, общественном транспорте, торговле продуктами питания, – занятость в которых не сокращалась в пандемию.

При этом наиболее высокие риски потери работы или сокращения рабочих часов в таких странах, как Австралия, Англия, Германия, Сингапур и США, наблюдались среди матерей, особенно с детьми младшего возраста. В частности, результаты опроса, проведенного в феврале – апреле в США и включившего первые недели первой волны пандемии, показали, что матери с детьми до 5 лет сократили часы работы в 4–5 раз сильнее, чем отцы. В Германии у отцов сокращение занятости также было меньшим, чем у матерей.

Главным драйвером этих изменений выступало существенное сужение формальных и неформальных возможностей по присмотру и уходу за детьми. Несмотря на то, что увеличение бремени домашних обязанностей затронуло обоих родителей, женщины традиционно в большей мере вовлечены в уход за маленькими детьми, что и подтвердили проведенные в 2020 г. исследования. Например, в Австралии, с одной стороны, выросло количество времени, которое с детьми проводили отцы, и разрыв между подобной нагрузкой родителей в домохозяйствах, где работают и мать, и отец, несколько сократился; с другой стороны, неоплачиваемая нагрузка матерей тоже возросла по сравнению с доковидными временами. В Италии большая часть домашней работы легла на плечи женщин, хотя уход за детьми и был распределен несколько более равномерно между супругами. Исследование по Англии показало, что женщины уделяют гораздо больше времени дому и детям и большую долю своего оплачиваемого рабочего времени вынуждены «жонглировать» работой и ребенком. В Испании большая часть дополнительной домашней нагрузки также оказалась уделом женщин. Такие решения о распределении домашних обязанностей в семье могут опираться на различия в заработках партнеров или в условиях их занятости до начала пандемии, а могут отражать существующие социальные нормы о гендерных ролях.

Даже когда матерям удается сохранить занятость и работать из дома, производительность их труда, похоже, страдает сильнее, чем у отцов, поскольку они испытывают более высокую нагрузку семейными делами и чаще сталкиваются с помехами в работе. В перспективе это может повлиять на возможности их профессионального продвижения. Таким образом, в основном исследователи приходят к выводу о том, что пандемия усиливает гендерное неравенство на рынке труда за счет ослабления позиций женщин, и особенно женщин с детьми.

В России в интернет-опросе, проведенном НИУ ВШЭ в мае 2020 г., мужчины чаще женщин отмечали ухудшение своего положения в результате кризиса и опасались потери работы – притом что гендерных различий в рисках перевода на неполное рабочее время, вынужденных отпусков или сокращения оплаты труда исследователи не обнаружили. В свою очередь, женщины чаще мужчин говорили о переводе на работу из дома и возрастании рабочей нагрузки. Телефонный опрос, проведенный тем же исследовательским коллективом ВШЭ в середине июня, показал, что вероятность работать дистанционно и большее количество часов выше у мужчин. При этом по результатам другого интернет-опроса пандемия не сократила гендерные различия в распределении домашних дел; более того, в период самоизоляции нагрузка домашними делами у женщин возросла сильнее, чем у мужчин.

Влияние пандемии на положение женщин и мужчин на рынке труда в России, вероятно, окажется слабее и будет проявляться иначе, чем в развитых странах. С одной стороны, в России был короче период действия сильных ограничений. Во вторую волну почти все предприятия продолжали работать; детские сады были открыты, школы – в большинстве регионов – также. Поэтому и рост семейной нагрузки в России, вероятно, окажется слабее. Неформальная помощь со стороны бабушек также оставалась частично доступной, учитывая большую распространенность многопоколенных домашних хозяйств и менее жесткие требования по самоизоляции пожилого населения во вторую волну.

С другой стороны, как показывают исследования, Россия и к этому кризису адаптируется, используя преимущественно ценовую подстройку. Вероятно, с учетом сложившихся гендерных особенностей занятости это приведет к увеличению гендерного разрыва в заработках.

Гендерное неравенство в постпандемийном мире

Практически во всех странах пандемия привела к росту гендерного дисбаланса в семье и неравенства на рынке труда. Некоторые европейские страны – Австрия, Бельгия, Италия, Канада, Кипр, Литва, Словакия и др. – ввели временные отпуска по уходу за заболевшими детьми или другими родственниками. В условиях традиционного распределения обязанностей в семье эта мера, хотя и направленная на сохранение связи с рабочим местом и поддержку доходов семей, может привести к усугублению этого неравенства.

Для выстраивания более сбалансированного распределения обязанностей между женщинами и мужчинами в семье, очевидно, требуются более гендерно нейтральные инструменты, поддерживающие участие мужчин в выполнении домашних обязанностей и уходе за детьми или другими родственниками. Инструменты, аналогичные отцовским квотам в родительских отпусках или отцовским отпускам по уходу за детьми, выглядят более перспективными как ответ на периодические закрытия детских садов и школ или длительные болезни детей.

По мере ослабления пандемии еще более актуальными становятся вопросы как развития институтов по уходу за детьми (доступные ясли и детские сады), так и меры, непосредственно направленные на возвращение женщин на рынок труда (переобучение, содействие в трудоустройстве) и снижение масштабов гендерного неравенства на нем (антидискриминационное законодательство, квоты для женщин на руководящих позициях или в государственном управлении; поддержка предприятий, создающих условия занятости, благоприятные для совмещения родительства и работы – для обоих полов, и пр.).