Первый заместитель председателя Банка России Ксения Юдаева в статье «Плохие долги и экономический рост» затронула важную для банков и экономики проблему. Предлагаю свой взгляд на этот вопрос.
Корректное описание любых процессов стоит вести на основе международных определений. В этом смысле МСФО – это эсперанто для финансов. Терминология стандартов не оперирует понятием «плохой долг». Это выражение обычно употребляется при оценке положения компаний и банков. Плохой кредит – это скорее эмоциональное описание ситуаций, когда качество ссуды ухудшается по негативному сценарию, т.е. снижение его стоимости не вписывается в принятую в банке политику принятия рисков.
Такой сценарий не предусматривается банком при выдаче конкретного кредита, хотя определенный общий объем потерь неизбежен и закладывается изначально. В зависимости от того, насколько агрессивна политика банка по отношению к рискам, долг, стоимость которого по МСФО снижается на 2–5% для юридических лиц и на 5–8% для физических лиц, признается плохим. Банковский надзор, аудиторы и рейтинговые компании имеют возможность оценивать, насколько разумен аппетит банка к риску и каково качество управления этими рисками (как часто и почему происходят негативные события).
Классические и преднамеренные плохие долги
Деликатный для банков вопрос – принятие на баланс актива, который заведомо быстро обесценится. Часто, чтобы скрыть это, банки фальсифицируют отчетность. В российском банковском секторе плохими долгами маскировали не только невозвратные ссуды, но и схемы фиктивного формирования капитала и прибыли, поэтому часть плохих долгов носит фантомный характер. Плохие долги могут выявляться аудиторами или органом банковского надзора, а при переходе контроля, смене менеджеров или банкротстве банков такие кредиты рассматриваются как вывод активов. Справедливая стоимость таких ссуд и по российским, и по международным (старым и новым) стандартам учета – ноль. Для удобства все такого рода плохие кредиты можно называть «преднамеренными».
Есть широко распространенное мнение, что преднамеренные плохие ссуды – это проблема криминальных банков. Это не так: при нерыночной ориентации акционеров или недобросовестном поведении менеджеров преднамеренные плохие ссуды появляются у любых, в том числе достаточно заметных банков.
Чтобы точно оценить объем плохих ссуд, их следовало бы разделить на классические и преднамеренные, но это невозможно: в действующем бизнесе акционеры и менеджеры считают все кредитные потери непреднамеренными. К плохим долгам банков (без учета банка плохих долгов «Траст») на 1 октября 2019 г. можно отнести ссуды объемом 9,5–10 трлн руб., из которых 3 трлн руб. – просроченные платежи по кредитам (без учета процентов). С этим показателем соотносится величина резервов на возможные потери по российским стандартам – порядка 5 трлн руб. Для сравнения: почти два года назад, на 1 января 2018 г., объем плохих долгов оценивался в 9,0–9,5 трлн руб. при примерно таких же в абсолютной величине объемах резервов и просроченной задолженности.
Если сопоставить эти данные с показателем собственных средств (капитала) – 10,5 трлн руб. (на 1 сентября 2019 г.) и 9,4 трлн руб. (на 1 января 2018 г.), то достаточно очевидно, что риск декапитализации сектора из-за плохих долгов отсутствует.
Понятно, что средняя температура по больнице не дает представления о состоянии дел в отдельных банках, которые оценивают качество собственного портфеля с различной степенью консерватизма. Оставим публичные оценки того, какие банки в большей степени подвержены риску эрозии, рейтинговым агентствам и аудиторам. Отметим только, что существуют банки разной величины с повышенным скоплением плохих долгов. Банки достаточно неоднородны по таким показателям, как рентабельность активов, покрытие резервами кредитов и т.д. – перечень индикаторов скопления плохих долгов можно продолжить. При этом в отличие от предыдущих лет накопленное доверие клиентов к банкам снижает системные риски.
Как заемщики тоже становятся too big to fail
В прошлом формирование классических плохих ссуд показывало определенную чувствительность банковского сектора к макроэкономическим условиям. Вместе с тем политика Центрального банка во время кризиса давала возможность временно не формировать резервы, и банки могли без потери капитала и прибыли пролонгировать ссуды заемщикам, которые, по их мнению, были способны выйти из сложной ситуации. Такие решения принимались и в 2008, и в 2014 г. В периоды кризисов заемщики и банки откладывали исполнение обязательств по ссудам. Поэтому статистически проблема пиков плохих долгов выявляется только в управленческих документах банков. Дополнительными факторами, сглаживающими отношения банков с заемщиками в периоды кризисов, были активное рефинансирование банков и докапитализация банковского сектора государством.
Эти меры помогли банковскому сектору и экономике пройти кризисные явления с меньшими потерями. Однако в таких условиях кризис приводит к банкротствам гораздо реже, чем в ситуации без специальных вспомогательных мер. Смене контроля заемщика, испытывающего финансовые трудности, препятствует то, что многие предприятия заложены частными собственниками в банках-кредиторах, в том числе государственных. Патерналистское отношение государства к банкам и поддержка проблемных заемщиков во избежание публичных проблем приводят к консервации низкой эффективности части компаний.
Нереально требовать в период кризиса возврата долга, но реально добиваться появления эффективных собственников и обновления корпоративного управления. Благодаря льготам по формированию резервов, которые предоставлял регулятор, и докапитализации, которую обеспечило государство, банки могли игнорировать неэффективность бизнеса плохих заемщиков. Банки, не обремененные задачами структурной политики, принимают решения о пролонгации задолженности, чтобы улучшить показатели заемщиков и качество своих кредитов. Отметим, что такая практика кризисными временами не ограничивается. Для менеджмента банков это легкий и комфортный путь: потери признавать не надо, финансовый результат сильно не страдает как по российским стандартам из-за льгот, так и по МСФО из-за того, что дефолт не наступает. Так принцип too big to fail с банков перекидывается на широкий круг заемщиков.
С точки зрения принципов функционирования частного бизнеса смысл рыночной ответственности и преимуществ в эффективности теряется. Собственник становится непотопляемым, особенно если он заложил свой бизнес госбанку. Поэтому экономическая природа потенциальных «плохих» долгов структурная: удовлетворительные финансовые показатели многих заемщиков не отражают эффективности управления и мотивации владельцев компаний устойчиво развивать свой бизнес.
Сейчас часто употребляется термин «мыльные пузыри». С моей точки зрения, основной «мыльный пузырь» – это бизнес безответственных собственников, которые привлекают кредиты, не опасаясь потерять актив в период трудностей. Что будет, например, в случае ценовых шоков в угольной промышленности, грузоперевозках на железнодорожном транспорте, в новом строительстве? Снижение цен или спроса могут пережить только фундаментально состоятельные предприятия с умеренной долговой нагрузкой.
Эти процессы всплыли при внедрении стандартов МСФО 9 применительно к корпоративным портфелям банков. Дефолты 2014–2015 гг. в соответствии с новыми правилами необходимо достаточно долго учитывать как базу для определения величины резерва через вероятность невозврата всех ссуд крупным заемщикам. Российские правила резервирования предписывают смотреть на текущую ситуацию и в лучшем случае анализировать прошлый опыт. Поэтому рост резервов после введения МСФО 9 снижает прибыльность банков, заемщики которых допускали частые дефолты, и повышает финансовые результаты банков, которые качественно управляли рисками. Но недовольство банков, допустивших негативный опыт дефолтов в понимании МСФО 9, выражено заметнее, чем поддержка стандарта другими банками, финансовый результат которых растет при применении новых подходов.
Правило «учиться на своих ошибках» так и не стало реальным требованием к российским банкам. Чем раньше регулятору удастся переломить сопротивление банкиров и внедрить МСФО 9 как элемент требований по резервам в полном объеме, тем легче банковский сектор пройдет очередную фазу вызревания плохих долгов.
Позитивный знак – снижение доли крупных кредитных рисков: на 1 сентября этого года он составил 21,8% против 24,9% на 1 января 2018 г. и 27,6% на 1 января 2016 г. Дальнейшее уменьшение данного индикатора, в том числе вследствие усиления надзорной практики и регулирования, позволит банкам чувствовать себя более свободно перед каждым заемщиком, оказавшимся «плохим».
С моей точки зрения, градус внимания регулятора к потенциальным рискам в настоящее время смещен от корпоративного сектора к розничному. Это не совсем оправданно: в потребительском секторе нет признаков массового перегрева, а в ипотечном сегменте стоимость риска в 1,5 раза меньше, чем в корпоративном. Отношение среднего платежа по кредитам к средней заработной плате (10% в месяц) далеко от уровня, при котором регулятор повышает коэффициенты риска (30%). Для сектора потенциальный риск перекрыт величиной фактически сформированных резервов. Одна из причин дисциплины в розничном портфеле состоит в том, что банки последовательно работают с плохими розничными долгами на рыночных принципах без неоправданных отсрочек и пролонгаций.
Проблема преднамеренных плохих долгов
Объем преднамеренных плохих долгов, вскрывшихся только за последние шесть лет, впечатляет. В ликвидируемых и санированных банках потери активов превышают 3,7 трлн руб. За этой цифрой стоит вывод активов, фиктивный капитал, экономически неэффективные расходы, связанные с демпингом на рынке вкладов.
Реализованные рецепты противодействия этим явлениям со стороны Банка России и правоохранительных органов известны: вывод банков с рынка, санации значимых банков, запрет на деятельность лиц в финансовых институтах, уголовная и гражданско-правовая ответственность.
Безусловно, уголовное преследование и конфискация личного имущества криминальных менеджеров и владельцев создают атмосферу неотвратимости ответственности, которая необходима для предотвращения масштабных проблем.
Однако этих инструментов недостаточно. В 2017 и в 2018 гг. после введения временных администраций стоимость активов банков, у которых отозвана лицензия, снизилась на 59,8% (на 281,8 млрд руб.) и 62% (на 275,3 млрд руб.) соответственно. В результате в признанных в 2017 и 2018 гг. банкротами банках только на этапе начала конкурсного производства потери кредиторов (отрицательный капитал) оцениваются в 297,5 млрд руб. и 250,3 млрд руб. соответственно.
Конечно, фальсификация отчетности – это уголовное преступление. Вместе с тем без своевременного и точного понимания надзором состояния в банках проблемы преднамеренных плохих долгов не преодолеть. Эти данные свидетельствуют, что резервы роста эффективности надзора имеются, и от правильной диагностики причин и выбранной линии трансформации надзора во многом зависят объемы будущих плохих долгов.
Преднамеренные плохие долги – это бич банков-банкротов, но есть много признаков того, что от проблемы преднамеренных плохих долгов не свободны и действующие банки вне зависимости от формы собственности (государственная, частная, иностранная). Если практика корпоративного управления допускает осуществление расходов в интересах акционеров или менеджеров, то плохие кредиты используются как инструмент. В банках с сильным менеджментом деятельность советов директоров во многом зависит от инициатив руководителя, который подсказывает акционерам повестку их интересов в банке. В таких ситуациях адресное кредитование вне стандартов рыночной политики может компенсировать низкую рентабельность и низкие дивиденды. Пресловутый «бизнес собственников» других банков в сочетании с сотрудничеством менеджеров выливается в «плохие» кредиты рискованному бизнесу контролирующих лиц. Банки, входящие в состав крупных холдингов, в том числе международных, используют любые инструменты минимизации налоговых платежей, включая невозвратные кредиты.
Как правило, банки стараются скрыть преднамеренные плохие долги в отчетности и отражать потери не по факту возникновения, а в зависимости от наличия прибыли. Преднамеренные плохие кредиты легче прятать, чем классические, потому что кредитные риски приняты на контролируемые компании. Аудиторы и надзор, как правило, затрудняются точно и своевременно идентифицировать такие ссуды.
Проблемы преднамеренных плохих ссуд вскрываются при перемене контроля над банком или смене менеджеров. При этом новые руководители и участники будут склонны преувеличить реальные масштабы бедствия для того, чтобы показать свою эффективность за счет разрешения преувеличенных проблем. Так вокруг реальных потерь формируется кокон внезапно ухудшивших свое финансовое состояние заемщиков.
Лекарство от плохих долгов
Классические и преднамеренные плохие долги – это две разные болезни, как диабет 1-го и 2-го типа. Лекарства для их лечения отличаются, кроме одного: здоровый образ жизни. В профилактике плохих долгов роль универсального лекарства выполняет рыночная ответственность, частная собственность, в том числе и на капиталы банков. Угроза потерять бизнес, вложенные и накопленные средства служит основным инструментом предотвращения кризиса плохих долгов.
В России за последние годы сформировалось необоснованное недоверие к частному управлению банками – паршивые овцы испортили имидж стада. Вместе с тем добросовестный частный капитал всегда был и есть в российских банках. И это не только успешно работающие сейчас сотни частных банков. Отметим, что заметная часть владельцев успешно продали бизнес в середине 2000-х. Российское качество прошло жесткую проверку деньгами ведущих западных банков, плативших за русский бизнес 3–6 капиталов.
Наиболее правильный рецепт противодействия плохим долгам в текущей ситуации – это приватизация банков. К сожалению, она вряд ли состоится, власти пока нацелены на максимизацию выручки. Даже Банк России не заявлял о намерении до 2021 г. продать более 20% акций «Открытия». С моей точки зрения, структурные выгоды от расширения добросовестного частного сектора (по меньшей мере за счет нормализации конкуренции, ответственности частного сектора за риски) превысят условные потери от быстрой продажи банков.
Пока мы живем в реалиях доминирования государственного участия в банковском секторе, рациональными видятся промежуточные меры. Идеология прекращения поддержки банков государством вне процедур санаций (Базель III) может быть закреплена на уровне нормативного решения и достигнет эффекта через бизнес-планирование банков, если будет реализована сейчас, когда практическая необходимость в поддержке банков отсутствует. Для противодействия росту плохих долгов менеджмент должен быть жестко ориентирован на то, что ни один государственный банк больше не будет получать вливания в капитал и должен перечислять в форме дивидендов не менее 50% прибыли. Тогда все потери быстро отразятся на величине дивидендов, по которым судят об эффективности руководителей банков.
Другой аспект управления банками, контролируемыми государством, связан с необходимостью реструктуризации взаимоотношений с заемщиками. Понятно, что в российских условиях необеспеченное корпоративное кредитование – вещь штучная с точки зрения рисков. Тем не менее ситуации, когда бизнес заложен в банке-кредиторе, при этом владелец не несет ответственности за долг, должны стать не правилом, а исключением.
Чтобы не наломать дров и избежать потерь банков, начать можно с новых кредитов, рассматривая комплекс взаимоотношений с действующими заемщиками при возникновении факторов риска. В любом случае советы директоров банков должны участвовать в принятии основных решений по крупным кредитам.
Отмечу, что предотвращать плохие долги в этой части должны органы управления банка, а не регулирование. Обсуждаемое сейчас обременение сделок M&A резервами весьма неизбирательно к реальному риску, а при последовательном применении создаст структурную проблему: заменить неэффективных собственников бизнеса и повысить качество корпоративного управления будет сложнее из-за ограничений со стороны банковского кредитования.
Не стоит опасаться некоторого сокращения бизнеса банков, контролируемых государством. Часть кредитного портфеля перейдет в частные банки, что позволит оздоровить конкуренцию. Отсутствие интереса бизнеса к продолжению кредитования, которое вели государственные банки, послужит самостоятельным фактором, сдерживающим плохие долги.
Не совсем корректно рассматривать санацию как инструмент решения проблемы плохих долгов. Санация – вынужденная мера защиты интересов кредиторов. Вместе с тем как старый, так и новый способ санации имеют определенные преимущества в методах работы с плохими долгами. Проблемная задолженность остается на балансе действующего банка, что позволяет не только реализовывать активы по ликвидационной стоимости, но и, при наличии возможностей, осуществлять коммерческое использование с целью извлечения большей выгоды.
Банки, проводившие санацию по старой схеме, активно пользовались такой возможностью, что отражалось в досрочных возвратах кредитов, предоставленных Банком России на санацию. Банк «Траст» имеет больше возможностей искать эффективное применение полученных активов, поскольку он не обслуживает рыночное фондирование. Пока в публичном пространстве – только продажа активов с торгов, что приближает банк «Траст» по применяемым методам к ликвидатору, а не к «банку плохих долгов».
Возможности продолжения коммерческого использования плохих долгов необходимо реализовать и при банкротстве банков, тогда реализация активов может приносить меньший ущерб кредиторам. Жаль, что в этой части законодательство и обсуждаемые намерения по его изменениям не учитывают эту задачу.
Перезагрузка регулирования
Роль регулирования в российской практике предотвращения проблем преднамеренных плохих долгов также нуждается в перезагрузке. Не связанные с макропруденциальным регулированием надбавки к расчету капитала и российские особенности резервирования существуют 10–15 лет. Они не смогли остановить или своевременно выявить преднамеренные «плохие» кредиты на балансах криминальных банков.
Ключевая проблема российских требований состоит в том, что аппетиты акционеров и менеджеров «заточены» на другой показатель – финансовый результат по МСФО. Мощная система надзора контролирует параметры, которые не используются при формулировании целей бизнеса акционерами, мало применяются аналитиками и рейтинговыми компаниями в интересах инвесторов. Надзор, не использующий в качестве базы требований по величине резервов МСФО, не сможет полностью показать эффективность для предотвращения плохих долгов.
МСФО позволяет исключить неоправданные споры регулятора и банков, возникающие вокруг формального применения российских требований. Сейчас надзор делает упор на поиске перспектив полного погашения кредита заемщиком, недооценивается то обстоятельство, что непрерывность коммерческой деятельности предприятия предполагает определенный уровень долговой нагрузки. Излишнее обременение хороших ссуд резервами служит самостоятельным фактором, сдерживающим кредитный портфель, поскольку снижает рентабельность качественных ссуд в российской отчетности.
К проблеме «преднамеренных» плохих долгов могла бы подключиться и Налоговая служба. Пока резервы банков уменьшают прибыль, государство косвенно субсидирует вывод активов через кредиты, которые не имеют явных формальных признаков аффилированности с банком. Техническое банкротство заемщика не должно стать основным признаком того, что банк предпринял достаточные меры по взысканию. Уменьшать базу налога на прибыль банков могут только потери, принятые с разумным уровнем риска (классические плохие долги).
Наконец, банки не так страшны, как иногда себя представляют властям. Пока надзорный орган дает собственникам время исправиться, те усугубляют потери кредиторов при банкротстве или эмиссионные затраты при санации за счет неэффективных расходов и вывода активов. Поэтому раннее вмешательство надзорного органа не имеет альтернатив, а искусственные паузы в выводе проблемных банков с рынка неоправданны.
В разговоре о плохих долгах жирную точку поставить не удастся. Методы предотвращения проблем имеют структурный аспект: «плохие» долги можно устранить только вместе с капитализмом. Бороться с «плохими» долгами необходимо так, чтобы не выплеснуть с грязной водой ребенка, то есть базовые принципы рыночной ответственности собственников и менеджеров банков. С моей точки зрения, только в рамках такого подхода стоит искать наиболее полезные для банков и рынка решения.
