Надежды, возлагаемые на программы повышения финансовой грамотности, могут не оправдаться в полной мере, показывают исследования: и при наличии знаний люди не всегда готовы вести себя в соответствии с ними из-за психологических и поведенческих ограничений.
  |   Дмитрий Кислицын

Программы повышения финансовой грамотности приняты и реализуются в большинстве развитых и во многих развивающихся странах. Здравый смысл подсказывает, что понимание базовых финансовых концепций способно помочь людям лучше ориентироваться в усложняющейся финансовой системе и принимать более взвешенные финансовые решения. Но чтобы ответить на вопрос, насколько эффективны подобного рода программы, недостаточно показать, что они приводят к росту финансовых знаний, – важно оценить их влияние на финансовое поведение.

Финансовое поведение многообразно, но эмпирические исследования, как правило, концентрируются на одном из его видов – например, на просрочке по займам или формировании пенсионных накоплений. Если сопоставить поведение людей, прошедших программы повышения финансовой грамотности, с решениями тех, кто их не проходил, то, как правило, видны существенные отличия: бывшие участники программ реже допускают просрочку по займам, больше сберегают, с большей вероятностью ведут домашнюю бухгалтерию. Однако если участие в таких программах является добровольным, положительные изменения в финансовом поведении нельзя считать убедительным доказательством эффективности этих программ: желание повысить финансовую грамотность, как правило, наблюдается у людей, у которых она и так уже выше среднего.

Стефан Майер (Федеральный резервный банк Бостона) и Чарльз Спренгер (Калифорнийский университет в Сан-Диего) показали, что это может объясняться различными межвременными предпочтениями (time preferences): люди, которые участвовали в программе повышения финансовой грамотности, в меньшей степени дисконтировали будущие платежи, чем те, кто предпочел не участвовать, – иными словами, они более терпеливы и более склонны жертвовать в настоящем ради будущего. Это означает, что такие люди, скорее всего, и до участия в программе были готовы сберегать и ставить долгосрочные финансовые цели в большей степени, чем те, кто решил отказаться от участия в программе.

Впрочем, существуют сотни исследований о влиянии программ повышения финансовой грамотности на финансовое поведение, но они используют различную методологию и нередко приходят к различным результатам (подробнее о подходах к оценке эффективности таких программ – в моей статье «Программы повышения финансовой грамотности и финансовое поведение: почему люди не становятся «финансово грамотными»?», опубликованной в журнале «Вопросы экономики»). Сделать общие выводы из этой массы исследований можно при помощи метаанализа – количественного обзора литературы, в ходе которого авторы включают в анализ все работы, удовлетворяющие заявленным критериям, делают эффекты сравнимыми, используя стандартизированные единицы, и предоставляют информацию о среднем эффекте и уровне значимости.

Исследование Даниэля Фернандеса (Католический университет Португалии) с соавторами, опубликованное в 2014 г., оценивает эффект, который курсы финансовой грамотности оказывают на финансовое поведение, анализируя свыше 150 публикаций – основанных как на данных наблюдений (observational studies), так и на экспериментальных и квазиэкспериментальных методах. Результаты показали, что курсы финансовой грамотности, проанализированные в этих работах, имели статистически значимый, но практически ничтожный эффект для финансового поведения. Он был не только очень малым, но и неустойчивым: значимое влияние образовательных программ на финансовое поведение исчезало спустя 20 месяцев после окончания обучения. При этом в работах, методология которых позволяла учесть проблему самоотбора (то есть участия в таких образовательных программах тех, кто и так имеет уровень финансовой грамотности выше среднего) и другие сторонние факторы, эффект был еще ниже среднего по всем рассмотренным публикациям.

Последующие метааналитические работы показывали, что эффект программ повышения финансовой грамотности зачастую оказывается крайне неоднородным. Например, экономисты Всемирного банка, проанализировав научные работы с точки зрения воздействия курсов финансовой грамотности на различные типы финансового поведения, показали, что статистически значимый эффект наблюдался в случае с ведением домашней бухгалтерии, но отсутствовал в таких вопросах, как формирование пенсионных накоплений и допущение просрочек по выплате кредитов. Тим Кайзер и Лукас Менхофф (оба – Немецкий институт экономических исследований) в работе 2017 г. также продемонстрировали, что эффект ниже для отдельных видов финансового поведения, например управления долгами.

В целом работа Фернандеса с соавторами и последовавшие метааналитические исследования заставили взглянуть на государственные программы повышения финансовой грамотности гораздо более скептично: анализ показал, что меры воздействия, направленные на повышение финансовой грамотности, могут влиять на финансовое поведение и этот эффект статистически значим, однако даже при наличии этого эффекта его масштаб мал с практической точки зрения. При этом программы повышения финансовой грамотности связаны с издержками, причем как явными (например, расходы государственного бюджета), так и скрытыми (например, вместо обязательных курсов финансовой грамотности могли бы быть прочитаны иные образовательные курсы, которые могли бы быть более эффективны), так что само по себе наличие статистически значимого эффекта не является убедительным аргументом – необходим анализ затрат и выгод.

Более оптимистично на программы повышения финансовой грамотности заставляет взглянуть препринт Кайзера и его соавторов, опубликованный в апреле 2020 г. Они анализируют только работы, основанные на экспериментах, – 76 экспериментальных исследований из 33 стран (в работе Фернандеса с соавторами рассматривались 13 экспериментальных исследований из 8 стран). Результаты вновь показывают существенную неоднородность эффекта для разных видов финансового поведения: так, для ведения домашнего бюджета и сбережений он выше, чем для кредитного поведения. В целом эффект оказывается малым со статистической точки зрения, но тем не менее экономически значимым, подчеркивают авторы, полемизируя с Фернандесом и его коллегами: эффект от программ повышения финансовой грамотности сопоставим по размеру с эффектом от программ, направленных на изменение поведения в сфере здоровья, в частности программ по борьбе с курением.

Аналогия между вредными финансовыми привычками и курением может оказаться продуктивной в объяснении, почему программы повышения финансовой грамотности не оправдывают в полной мере возлагаемых на них надежд: «неправильное» поведение объясняется не только и не столько отсутствием необходимых знаний.

Фундаментальный выбор, осуществляемый в рамках финансового поведения, – выбор между потреблением и сбережением – связан с существованием множества поведенческих эффектов. Так, классики поведенческой экономики Ричард Талер и Херш Шефрин рассматривали (. pdf) поведение в сфере сбережений как результат конфликта между двумя «я», имеющими различные наборы предпочтений: дальновидным планировщиком и близоруким деятелем. Психологи Венди Вуд и Дэвид Нил из Университета Южной Калифорнии продемонстрировали (. pdf), что поведение потребителей в значительной степени определяется бессознательными привычками: меняя свое финансовое поведение, потребителям приходится бороться с самими собой.

Не исключено, что обучение потребителей способам борьбы с проблемами самоконтроля могло бы принести большую пользу, чем информирование об особенностях финансовых продуктов и тренировка навыков финансовой математики.