Вызовы энергоперехода для российской экономики
Происходящий энергетический переход – это технологический переход от ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии и низкоуглеродному топливу. Основное отличие текущего энергоперехода от предыдущих в том, что он связан не с предложением потребителю каких-то новых потребительских свойств товаров. Нынешний переход направлен на предотвращение изменения климата, то есть на ликвидацию будущих угроз – но для потребителей это не настолько очевидная выгода, чтобы они сами захотели изменить свое поведение.
Эта особенность нынешнего энергоперехода оказывается неким барьером для естественного хода этого процесса. К изменению поведения потребителей придется принуждать, и это – традиционная роль государства: она может быть реализована, например, с помощью ценового давления (введения цены загрязнения атмосферы парниковыми газами).
Существующие прогнозы BP и Wood Mackenzie сходятся на том, что цель энергоперехода – снизить мировые выбросы с нынешних 35 Гт в год до примерно 10 Гт к 2050 г. Это приводит в том числе к необходимости улавливания CO2: изменения топливного баланса в пользу низкоуглеродного топлива и повышения энергоэффективности будет недостаточно, чтобы достичь нулевых чистых выбросов к 2050 г.
Изменение энергобаланса предполагает, что за ближайшие 30 лет в его структуре зеркально поменяются доли ископаемых видов топлива и возобновляемых источников энергии: доля последних возрастает почти до половины с текущих нескольких процентов. Чтобы настолько сильно изменить энергобаланс, должны стремительно развиваться новые виды возобновляемой энергии, прежде всего ветра и солнца, а также прочие – биомасса, геотермальные и др. В этом еще одна особенность текущего энергоперехода: если посмотреть на историю, настолько быстро доля ни одного отдельно взятого энергоресурса никогда не увеличивалась.
При этом ряд экспертов считают, что на эти изменения понадобится даже меньше 30 лет: они полагают, что это технологическая революция, а любая технологическая революция занимает 10–15 лет. Как это произошло, например, с мобильными телефонами. Но у меня есть два сомнения по этому поводу.
Первое: 10–15 лет – это обычно срок коммерциализации уже появившейся технологии, в течение которого она завоевывает рынок и вытесняет прежние технологии. Но, по оценке Международного энергетического агентства (IEA), примерно половина технологий, необходимых для столь быстрых изменений в энергобалансе, какие заложены в радикальных сценариях энергоперехода, еще не коммерциализирована. То есть точка отсчета в завоевании рынка для них еще не наступила. Второе: каких-то очевидных потребительских свойств эти новые технологии не несут, и для их распространения понадобится принуждение. Это может потребовать достаточно много времени, и потому процесс энергоперехода может быть не таким простым, как, например, переход от фотоаппаратов к фотокамерам в мобильных телефонах или к самим мобильным телефонам от стационарных аппаратов.
Почти неизбежный сценарий
Независимо от сценария энергоперехода – быстрого или не очень, – мировое потребление нефти (а вернее, жидкого углеводородного топлива) будет сокращаться. За последующие 30 лет оно может снизиться с текущих примерно 100 млн баррелей в сутки до 50 млн и даже до 20 млн баррелей в сутки, в зависимости от сценария.
Это серьезнейший вызов для российской экономики, которая по-прежнему во многом зависит от экспорта нефти. Сжимающийся «экспортный пирог» будет трудно чем-то заместить. Одним из вариантов может стать развитие водородной энергетики – не только для замещения водородом более углеродоемких видов топлива, но и прежде всего для поддержки экспортного потенциала России и замещения выпадающих экспортных доходов. Российское правительство объявило о намерениях завоевать 20% мирового рынка водорода. Утверждены «дорожная карта» и концепция развития водородной энергетики, ведется работа над программой развития низкоуглеродной водородной энергетики. Но я слышу о таких же планах из разных уголков земли: от Чили до Австралии и Китая. Конкуренция обещает быть острой.
При этом размеры будущего спроса на водород пока не очень ясны. Многие делают ставку на водород как низкоуглеродное топливо. Но проблема все та же: многие новые технологии производства и использования водорода еще не доказали свою рыночную жизнеспособность. И мнения о сферах применения водорода пока сильно разнятся. Понятно одно: спросом будет пользоваться преимущественно водород, произведенный с минимальными выбросами СО2. Но и тут намечается борьба технологий – свои экономические преимущества предстоит продемонстрировать и «зеленому» водороду (произведенному в электролизерах с использованием возобновляемых источников энергии, ВИЭ), и «голубому» (паровой риформинг метана, то есть природного газа, при улавливании сопровождающих процесс выбросов СО2 с помощью установок улавливания и хранения углекислого газа – carbon capture and storage, CCS), и «бирюзовому» (пиролиз метана), и «желтому»/«розовому» (в европейской палитре) – выработанному в электролизерах и с использованием электроэнергии АЭС.
В любом случае России, скорее всего, будет немного легче, чем другим нефтеэкспортерам, поскольку Россия также крупный экспортер природного газа. А спрос на газ, как считается, будет меняться менее радикально: в следующие 10–15 лет он может даже вырасти, а потом если и будет сокращаться, то примерно до нынешнего уровня, а не как нефть – до половины, а то и одной пятой текущего показателя.
Следует оговориться, правда, что от экспорта нефти российская экономика и российский бюджет получают заметно больше доходов, чем от экспорта газа, а объем спроса на российскую нефть, а главное, цены на экспортных рынках все же будут падать. Компания Wood Mackenzie прогнозирует, что в сценарии ежегодного снижения спроса на 2 млн баррелей в сутки ОПЕК не сможет сократить добычу в достаточной степени для поддержания цен на прежнем уровне – тогда к 2030 г. цена нефти марки Brent опустится до $37–42 за баррель, а к 2050 г. – до $10–18 за баррель.
Спрос на газ может быть более устойчив, поскольку газ – хороший поддерживающий элемент для развития возобновляемой энергетики. Доля в энергобалансе солнечной и ветровой генерации будет быстро расти, но и та и другая – прерывистые: солнце не постоянно светит, ветер не всегда дует. А значит, нужно иметь либо запасную генерацию, либо накопители энергии. Последние исследования показывают, что использование парогазовых установок для выработки электроэнергии при улавливании образующегося углекислого газа останется в перспективе ближайших 10–20 лет более конкурентоспособным методом, чем какие-либо виды накопления энергии (промышленные аккумуляторы, гидроаккумулирующие электростанции, водород и т.п.).
Таким образом, газовая генерация имеет хорошие шансы сохраниться на долгое время, но она должна будет сопровождаться улавливанием углекислого газа. Это еще одна проблема – не только для России, но и для всей мировой экономики, потому что, хотя технология улавливания и захоронения существует, на коммерческом уровне успешных примеров ее использования немного. Крупнейшая установка по улавливанию углекислого газа в США в прошлом году закрылась из-за нерентабельности, а всего сейчас в мире работают 29 таких промышленных проектов.
Учитывая, что в России уже есть сложившаяся тепловая генерация, предстоит решить, что именно выгодно для развития электроэнергетики: строить возобновляемые источники электроэнергии или сопроводить имеющуюся тепловую генерацию – угольную и тем более газовую – установками по улавливанию углекислого газа. К расчетам на эту тему в правительстве приступили буквально несколько месяцев назад. От того, какое решение будет принято, будет во многом зависеть и технологическое развитие. Энергопереход дает шанс на модернизацию российской экономики, но как мы им воспользуемся, еще предстоит увидеть.
Лидеры энергоперехода
Развитые страны приняли на себя «повышенные климатические обязательства» еще на климатическом саммите, организованном администрацией США весной 2021 г. Летом 2021 г. программу по снижению выбросов парниковых газов на 55% к 2030 г. по сравнению с 1990 г. и достижению полной углеродной нейтральности к 2050 г., Fit for 55, опубликовала Еврокомиссия: она включает систему торговли выбросами, налог на импорт товаров, производимых с высокой интенсивностью выбросов, цели по доле возобновляемой энергии в общем энергетическом балансе. Следующий этап переговоров по климату начнется 31 октября 2021 г. в Глазго – на саммите ООН COP26.
Чаще всего в разговорах про энергопереход упоминается Евросоюз. Но мне кажется, что энергопереход свершится прежде всего не из-за европейских планов, а из-за позиции Китая, сделавшего на него ставку.
По производству электромобилей, литийионных аккумуляторов и оборудования для солнечной и ветровой генерации Китай впереди планеты всей. Кроме того, от 40% до 80% мирового производства металлов, необходимых для реализации технологии энергоперехода, – лития, кобальта, никеля – контролируется Китаем.
Китай подготовился к энергопереходу еще до того, как Си Цзиньпин заявил, что страна достигнет углеродной нейтральности к 2060 г. Для Китая это борьба не столько за предотвращение изменения климата, сколько за глобальное экономическое лидерство. Плюс с переходом на новые виды выработки первичных энергоресурсов Китай имеет шансы добиться энергетической независимости, к которой давно стремился и которая сильно поспособствует укреплению геополитической позиции страны в мире.
А что Россия?
В последнем варианте российской низкоуглеродной стратегии остались два сценария – инерционный и интенсивный, и в интенсивном варианте основные надежды на сокращение чистых выбросов связаны не с повышением энергоэффективности и снижением углеродоемкости экономики, а с увеличением поглощающей способности экосистем лесного и сельского хозяйства. Ставка на повышение поглощающей способности достаточно сложно реализуема, потому что, например, Евросоюз проекты, связанные с лесопользованием, климатическими не считает.
Низкоуглеродная стратегия России менялась несколько раз за последние полтора года и, вероятно, будет меняться еще: в России осознали, что энергопереход создает очень серьезные проблемы для экономики, и перспективы значительного падения экспортных доходов – не единственная задача, которую придется решать.
Перемены в российской политике на климатическом фронте ускоряются. Текущий год демонстрирует явную активизацию в принятии государственных мер, направленных на решение проблем энергоперехода. В июле был принят закон об ограничении выбросов парниковых газов, заложивший основы:
- системы углеродной отчетности (станет обязательной для эмитентов с выбросами парниковых газов в эквиваленте 150000 тонн СО2 в год в 2023–2025 гг. и с выбросами свыше 50000 тонн в год начиная с 2025 г.),
- единых критериев климатических проектов,
- порядка обращения «углеродных единиц» (результатов климатических проектов, которые выражены в массе парниковых газов, эквивалентной 1 тонне СО2).
В августе была утверждена Концепция развития водородной энергетики России, которая предполагает создать отрасль с объемом экспорта до 50 млн тонн водорода к 2050 г. и занять до 20% мирового рынка водорода уже к 2030 г. А сейчас на рассмотрении в правительстве находится новая версия подготовленного Министерством экономического развития проекта Стратегии социально-экономического развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 г., интенсивный сценарий которой предполагает сокращение российских нетто-выбросов парниковых газов до нуля к 2060 г. Кроме того, предполагается разработать и Водородную стратегию РФ, конкретизирующую механизм достижения целей, поставленных в Концепции развития водородной энергетики.
Примечательно, что и российские нефтегазовые компании стали настраивать стратегии развития на цели энергоперехода. «Роснефть» объявила о планах снижения контролируемых выбросов парниковых газов (так называемый охват 1 и охват 2, то есть прямые выбросы и косвенные, связанные с производством потребляемой компанией электроэнергии) на 20 млн тонн в СО2-эквиваленте к 2035 г., что должно привести к снижению углеродоемкости продукции с 2019 по 2035 г. на 30% (с 27000 до 20000 тонн в СО2-эквиваленте на тысячу баррелей нефтяного эквивалента, то есть эквивалента среднего тепловыделения при сгорании 1 барреля сырой нефти). «Газпром нефть» объявила о проектах сокращения выбросов парниковых газов – прежде всего о полном прекращении сжигания попутного нефтяного газа к 2030 г. – и приступила к оценке экономической целесообразности реализации ВИЭ-проектов на более чем 30 площадках. ЛУКОЙЛ наметил 60 мероприятий для реализации цели по сокращению выбросов парниковых газов до 2030 г. Планируется снизить контролируемые выбросы (охват 1 + охват 2) в расчете на единицу энергетического эквивалента на 20% относительно уровня 2017 г., что эквивалентно сокращению валовых выбросов парниковых газов на 10 млн тонн.
Было бы преувеличением утверждать, что Россия нашла все ответы на вызовы энергоперехода. Предстоит еще много сделать для разработки и реализации мер, способных реально вывести российскую экономику из положения одной из самых энергозатратных, углеродоемких и ресурсозависимых экономик мира (по крайней мере среди крупных стран). Однако заданный вектор изменений в государственной политике, а также включение нефтегазовых компаний в процесс снижения углеродного следа своей продукции и диверсификации своей деятельности за счет развития низкоуглеродных источников энергии повышают надежды на то, что России удастся вписаться в энергопереход без невосполнимых потерь.
