Экономическая свобода, жизнь с ковидом и выбор между климатом и экономикой
Индекс экономической свободы стран, составляемый Институтом Катона, несколько улучшился – правда, это без учета данных периода пандемии. Институт Катона опубликовал на минувшей неделе свой ежегодный Индекс экономической свободы мира: индекс-2021 оценивает 165 юрисдикций и основан на данных за 2019-й, допандемический год. В сравнении с предыдущим индексом-2020 (на данных соответственно 2018 г.) экономическая свобода в мире в целом незначительно увеличилась – с 7,03 до 7,04 балла. С начала XXI в. индекс вырос на 0,43 балла, глобальное снижение экономической свободы за это время фиксировалось в 2008–2009 гг., что было следствием глобального финансового кризиса, и в 2012 г. на фоне долгового кризиса еврозоны. В следующем году глобальный индекс, очевидно, также покажет снижение, отразив повсеместное вмешательство правительств в экономику во время пандемии. Лидерами текущего рейтинга остались Гонконг и Сингапур (8,91 и 8,81 балла соответственно), США сохранили 6-е место (8,24 балла), замыкает рейтинг Венесуэла (2,83 балла). Китай занял 116-е место (6,53 балла), поднявшись за год со 124-го. Россия заняла 100-е место (6,7 балла), опустившись за год с 89-й строчки.
Экономическая свобода основана на концепции «собственности на самого себя» (self-ownership), пишут авторы рейтинга. Люди имеют право выбирать, как им использовать свои время, таланты и ресурсы, однако не имеют прав на чужие. Краеугольный камень экономической свободы – личный выбор и свободный обмен, открытые рынки и четко определенные и закрепленные права собственности. Индекс экономической свободы измеряет, в какой степени ей соответствуют институты и политика стран, и состоит из 42 переменных, сгруппированных в пять основных составляющих: 1) размер правительства (в какой степени страна полагается на личный выбор и рынки, а не на госбюджет, госсобственность и политически мотивированные проекты); 2) правовая система и права собственности; 3) устойчивость национальных валют; 4) свобода международной торговли; 5) регулирование кредита, труда и бизнеса. ВВП на душу населения в странах, входящих в верхний квартиль индекса экономической свободы, в 10 раз выше, чем в странах из нижнего квартиля, – $50619 против $5911, а разница в продолжительности жизни составляет почти четверть: 81,1 года против 65,9 (все цифры за 2019 г.).
Можно ли бороться с изменением климата, не останавливая экономический рост? Краткий ответ от экспертов Bruegel, проанализировавших в своем исследовании разные варианты: «Теоретически можно, но практически – маловероятно». Исторически экономический рост ассоциируется с увеличением выбросов парниковых газов: более высокий уровень экономической активности, как правило, идет рука об руку с дополнительным использованием энергии и потреблением природных ресурсов. Ископаемые виды топлива по-прежнему составляют 80% глобального энергобаланса, поэтому потребление энергии тесно связано с выбросами СО2. Прогнозы численности мирового населения и роста ВВП на душу населения предполагают, что без потерь этого роста для достижения углеродной нейтральности к 2050 г. мир должен снижать уровень выбросов CO2 на единицу реального ВВП примерно на 9% в год; для сравнения масштабов – за 1990–2016 гг. этот показатель сокращался всего на 1,8% в год. Ускорить процесс впятеро – малореалистично, считают авторы: он происходит недостаточно быстро даже в развитых странах – так, ЕС с 1990 г. сократил выбросы на 25%, тогда как его экономика выросла на 62%. Глобальные выбросы продолжают расти и в 2019 г. были на 62% выше, чем в 1990 г., и на 4% выше, чем в 2015 г., антипандемические локдауны привели к их снижению на 6% в 2020 г., но затем выбросы СО2 быстро восстановились до уровня, предшествовавшего пандемии.
Сокращение темпов экономического роста для достижения климатических целей, не говоря уже об отрицательном росте, означает, что огромная часть мира не сможет развиваться, с чем мир вряд ли согласится; либо сможет за счет глубокого спада и потерь благосостояния населения развитых стран – идея такого перераспределения тоже нереалистична. Еще один способ ограничить рост выбросов СО2 – сокращение роста численности населения, но это выходит за рамки дискуссии, отмечают авторы. Таким образом, вопрос заключается в том, могут ли выбросы сокращаться при сохранении экономического роста – за счет, например, «дематериализации» экономик (переход от производства к сфере услуг), изменения поведения (более ответственное потребление), декарбонизации энергосектора (переход на возобновляемые источники энергии – ВИЭ). Это так называемая концепция «зеленого роста» – предполагающего двойной дивиденд в виде и роста экономики, и ее декарбонизации. Она основана на четырех столпах: 1) субсидии на инновации и инвестиции в ВИЭ; 2) ценообразование на углерод (углеродный налог либо торговля выбросами) для стимулирования перехода к ВИЭ; 3) развитие технологий с нулевыми выбросами; 4) компенсации для беднейших домохозяйств или регионов, чтобы сделать «зеленый переход» политически осуществимым.
Однако эмпирические доказательства двойного дивиденда выглядят неоднозначно, рассуждают авторы. С одной стороны, многие официальные документы фиксируют, что таковой возможен только при реализации весьма конкретных предположений (например, о развитии соответствующих технологий); в то время как во многих сценариях меры по борьбе с изменением климата приводят как минимум к краткосрочному снижению экономического роста. Надеяться на то, что человечество пожертвует экономикой, не стоит, а ускоренный переход к «зеленому росту» требует беспрецедентных усилий, заключают эксперты Bruegel.
Решение стран продолжать жить с ковидом «от волны до волны» может быть более реалистичным «концом пандемии», чем достижение коллективного иммунитета, публикует блог Всемирного экономического форума статью экспертов McKinsey. Распространение варианта «дельта» вируса COVID-19 сделало фактически недосягаемым достижение коллективного иммунитета даже во многих развитых странах: заболеваемость взлетела, несмотря на охват вакцинацией большинства граждан. «Дельта» вызывает больше случаев заболеваемости, госпитализации и смертей, она более заразна, и остаются вопросы по поводу эффективности вакцин в отношении этого варианта вируса. Многие развитые страны начали переход к норме во втором квартале 2021 г., но были остановлены новой волной коронавируса. Эксперты McKinsey полагают, что стремиться к коллективному иммунитету как к «концу пандемии» больше не стоит и имеет смысл переходить к нормальной жизни сразу после того, как начнет стихать очередная волна заболеваемости. Опыт Великобритании показывает, что после того, как страна выдержала новую волну, она может снова возобновить переход к норме: в июне под влиянием волны «дельты» Великобритания приостановила отмену некоторых ограничений в сфере общественного здравоохранения, но во второй половине июля все же сняла их.
Наиболее вероятно, что эпидемиологический конец пандемии будет достигнут, когда COVID-19 станет эндемическим заболеванием, то есть когда страны решат, что можно продолжать жить с ковидом – и так же, как с гриппом и другими заболеваниями, бороться с ним как с постоянной угрозой, а не как с исключительной. Одним из шагов к достижению этой точки могло бы стать смещение фокуса усилий общественного здравоохранения с ведения учета случаев заболевания на лечение тяжелых форм болезни и предотвращение смертей. Именно такой «план долгосрочной жизни с ковидом» объявило в июне правительство Сингапура, оставив его актуальным даже при росте заболеваемости в сентябре, но ограничив массовые собрания. В США показатели заболеваемости и смертности от COVID-19 в июне – июле уже снижались до средних за 10 лет аналогичных показателей для гриппа, хотя затем снова резко выросли; при этом риски для невакцинированных оставались намного выше. После волны «дельты» пережившие ее страны могут с большей вероятностью решить бороться с COVID как с эндемическим заболеванием – для США и ЕС этот переход, если не появится новый контагиозный вариант вируса, может начаться в IV квартале 2021 г., полагает McKinsey; а тем временем продолжение вакцинации и бустеры (третья доза вакцины) помогут повысить иммунитет.
Может ли биткоин действительно сделать Сальвадор первой страной, успешно внедрившей частную валюту, размышляет Мария Демерцис, заместитель директора Bruegel и бывший сотрудник Еврокомиссии и Центрального банка Нидерландов. С сентября 2021 г. правительство Сальвадора сделало биткоин законным платежным средством в стране. Это значит, что его можно использовать для платежей, погашения долгов, уплаты налогов наряду с долларом США – с 2001 г. Сальвадор полностью долларизован, у него нет собственной валюты. Деньги выполняют три основные функции – это средство расчетов, средство обмена и средство сбережения, напоминает Демерцис: чтобы что-либо считалось деньгами, оно должно выполнять все эти три функции. Биткоин продается на международных рынках, что делает его средством расчета. В Сальвадоре он должен приниматься для оплаты товаров и услуг, что действительно делает его средством обмена. Но именно третья функция имеет решающее значение для получения «хороших» и «популярных» денег: стабильная и предсказуемая стоимость – вот что делает деньги деньгами, устраивающими всех и широко используемыми.
С 2014 г. стоимость биткоина возросла более чем в 100 раз – если бы купить его в то время, это было бы хорошей инвестицией. В 2020 г. это было уже не так: имело бы значение, в какой именно период сделана инвестиция. Оценка волатильности, период и горизонт инвестирования – факторы, которые определяют доходность инвестиций. И график волатильности биткоина рассказывает совсем другую историю о нем как о средстве платежа и сбережения: например, 4 июля 2021 г. стоимость биткоина по отношению к доллару была на 12% ниже, чем 4 июня, к 4 августа он был на 8% дороже, чем месяцем ранее, но все еще дешевле, чем двумя месяцами ранее. Если бы кто-то предпочел, чтобы его зарплата выплачивалась в биткоинах, – как это теперь могут сделать сальвадорцы, – это значит, что с 2014 г. стоимость его месячного заработка постоянно колебалась бы в диапазоне между 180% и минус 65%. Цены в Сальвадоре устанавливаются в долларах, и конверсия между долларом и биткоином продолжается ежедневно – неудивительно, что две трети сальвадорцев против перехода на биткоин. Кроме того, страна имеет постоянный торговый дефицит со своим основным торговым партнером – США, и ей требуются доллары для финансирования этого дефицита: трудно представить, как может уменьшиться использование доллара в пользу биткоина.
Есть область, в которой биткоин мог бы помочь: живущие за рубежом сальвадорцы ежегодно присылают в страну переводы в объеме, эквивалентном более 20% ВВП, через такие службы, как Western Union, и переводы в биткоинах могли бы существенно сократить затраты на комиссию, сэкономив до $400 млн в год. Однако чтобы валюта стала популярной, необходима уверенность в том, что ее стоимость будет стабильной и предсказуемой. На данный момент условий для этого нет, заключает Демерцис.