В чем фундаментальная причина пузыря на китайском рынке недвижимости и кризиса гиганта Evergrande, куда выйдет из стагфляции входящая в нее глобальная экономика, как диверсифицировать экспорт и чем плоха 4-дневная рабочая неделя: самое главное из экономических блогов.
  |   Ольга Кувшинова Эконс

Станет ли Evergrande «китайским Lehman Brothers»? Возможно, и нет, но между текущим жилищным кризисом в Китае и бывшим ипотечным кризисом в США много параллелей, сравнивает в блоге Института Катона его старший научный сотрудник Рэндал О’Тул, специализирующийся на рынках землепользования, жилья и транспорта. Банкротство в сентябре 2008 г. Lehman Brothers, американского инвестбанка и крупнейшего игрока на рынке ипотеки, вызвало эффект домино на мировых финансовых рынках и стало отправной точкой глобального финансового кризиса, а также послужило распространению в последующем политики спасения государством системно значимых организаций (too big to fail – «слишком больших, чтобы рухнуть»). На прошлой неделе котировки Evergrande Group, одного из крупнейших застройщиков Китая, рухнули после сообщения S&P Global Ratings о риске дефолта компании, спровоцировав падение акций других китайских девелоперов и вызвав коррекцию на мировых рынках. С начала года акции Evergrande потеряли более 80%, упав ниже цены IPO 2009 г., а глава и основатель компании Хуэй Ка Янь, один из богатейших людей Китая, потерял, по оценкам Bloomberg, две трети своего состояния, или $15,8 млрд. В конце прошлой недели, 24 сентября, компания пропустила процентные выплаты по своим долларовым бондам; если она не выполнит обязательств в течение 30 дней, наступит дефолт. Совокупный долг Evergrande Group составляет $305 млрд, что эквивалентно порядка 2% ВВП Китая: компания является одним из крупнейших в мире должников и крупнейшим – в сфере недвижимости. Из суммы долга порядка $200 млрд, по оценкам Capital Economics, – проданные дольщикам, но еще не построенные 1,4 млн квартир. А в числе зарубежных кредиторов Evergrande называют таких гигантов финансового мира, как UBS, HSBC, а также BlackRock, одну из крупнейших инвесткомпаний мира.

Согласно веб-сайту Evergrande, компания строит 1300 проектов в 280 городах Китая, обеспечивая в общей сложности 3,8 млн рабочих мест в год (в том числе 200000 человек работают непосредственно в Evergrande). По оценкам экспертов Всемирного экономического форума, проблемы Evergrande затрагивают 128 банков и 121 небанковскую организацию. Крах огромной компании, интегрированной в финансовую систему и экономику Китая, может привести к цепочке дефолтов и подорвать экономическую активность страны, порядка 30% ВВП которой обеспечивает сектор недвижимости. Долговая модель экспансии Evergrande была разрушена пандемией, приостановившей стройки и продажи жилья (в августе 2021 г. продажи упали на 20% в стоимостном выражении к августу-2020), а также регуляторными ужесточениями – введенными с 2021 г. правительством и Национальным банком Китая лимитами на объем корпоративной долговой нагрузки, затруднившими получение новых кредитов для компаний с большим долгом. Аналитик Nomura сравнил этот шаг с «шоком Волкера» – резким повышением ставок в начале 1980-х ФРС под председательством Пола Волкера, что помогло обуздать инфляцию, но привело к рецессии. На середину августа китайские девелоперы объявили дефолты по долгам на $6,2 млрд – это больше, чем суммарно за предыдущие 10 лет. Аналитики Уолл-стрит надеются, что правительство Китая, обладающее исключительным контролем над банками и другими ключевыми игроками, не допустит худшего сценария в виде «нового Lehman Brothers», передает WSJ. Однако правительство, похоже, готово позволить крупным компаниям обанкротиться, если они берут на себя слишком большой риск, пишет Washington Post.

Как и в США, в Китае площадь сельхозземель, которые могут быть переданы под городскую застройку, после либерализации собственности на жилье в 1990-х была ограничена, хотя к настоящему времени города в обеих странах занимают едва ли 5% всех земель, пишет О’Тул. Девелоперы, такие как Evergrande, скупали землю у местных властей, а урбанизация Китая вела к постоянному росту стоимости земель, купленных под застройку. Жилье в новостройках быстро росло в цене – видя это, люди вкладывались в недвижимость: при общей нехватке городского жилья – на многих горожан приходится менее чем по 5 кв. м – в 2018 г. порядка 130 млн домов в Китае стояли пустыми, пишет О’Тул. Высокие цены на жилье способствовали росту неравенства: индекс Джини в Китае равен 46,5, а в США – 47 против 30 в 1970-е, когда власти начали ограничивать застройку сельских территорий. До того американский рынок жилья редко видел значительное снижение цен, отмечает эксперт.

Аналогично в Китае искусственный дефицит земли ведет лишь к формированию пузыря на рынке недвижимости. Правительство для обуздания пузыря пыталось ограничить «спекулянтов», дестимулируя людей покупать квартиры в инвестиционных целях, а застройщиков – скупать земли «впрок», с 2021 г. усилив давление на девелоперов. «Спекулянты не создают роста цен – они им пользуются», – отмечает эксперт Института Катона. Lehman Brothers убило не то, что люди перестали платить по ипотеке, а неумелая политика землепользования, за которую в итоге заплатили все; теперь такая же история разворачивается в Китае, сравнивает О’Тул. В США проблема жилищных пузырей будет решена тогда, когда владельцы сельхозземель будут восстановлены в правах на застройку, а в Китае – когда правительство приватизирует большую часть земель, заключает он.


Мировой экономике предстоит пройти через стагфляцию – вопрос в том, куда она из нее выйдет: поток данных демонстрирует, что феномен 1970-х – ускорение инфляции при замедлении экономического роста – вернулся, пишет Мохамед Эль-Эриан, один из самых влиятельных экономических мыслителей мира, бывший глава Совета по международному развитию при администрации президента Обамы. Большинство политиков и некоторые экономисты полагают, что начавшаяся стагфляция временная и будет преодолена по мере спада волны «дельта»-штамма коронавируса и расшивки узких мест в глобальных цепочках поставок, сжавших предложение на фоне роста поддержанного стимулами спроса. Пессимисты полагают, что коллапс поставок станет перманентным явлением, тогда как центробанки из-за высокого государственного и частного долга не смогут повышать ставки для снижения инфляции без риска спровоцировать крах финансового рынка.

Нуриэль Рубини, почетный профессор Нью-Йоркского университета, всемирно известный как «Доктор Doom» благодаря своему предсказанию глобального финансового кризиса 2008–2009 гг., также пишет о высоком риске сохранения стагфляции. Из четырех перечисляемых им возможных сценариев (временная стагфляция, перегрев, долгосрочная стагфляция, «новая норма» – долгосрочное ослабление роста с переходом к более низкой инфляции) он считает наиболее вероятным вариант перегрева, когда рост экономики сможет ускориться по мере устранения проблем в предложении, но инфляция останется высокой из-за мягкой денежно-кредитной политики и бюджетных стимулов спроса, поставив центральные банки «между молотом и наковальней». Однако в среднесрочной перспективе, судя по серии обрушивающихся на экономику шоков предложения, экономика может столкнуться не с перегревом, а с самой полномасштабной стагфляцией – падением темпов роста при повышении темпов инфляции, предупреждает Рубини.

Скорее всего, не правы ни оптимисты, считающие ускорение инфляции временным явлением, ни пессимисты, считающие постпандемические проблемы предложения долгосрочными, а возможности реакции центробанков ограниченными, рассуждает Эль-Эриан. Но оба варианта будут влиять на альтернативу, которая и материализуется. В идеале политика должна своевременно и комплексно реагировать на растущие свидетельства стагфляции: в этом плане верными шагами являются отмена ФРС некоторых своих ультрамягких мер и план администрации президента Джо Байдена по увеличению инвестиций в инфраструктуру и человеческий капитал, одобряет эксперт. Противодействием стагфляции должны стать системные меры, которые служили бы одновременно снижению инфляционного давления, повышению устойчивости экономического роста и поддержанию финансовой стабильности. В ином случае, столкнувшись с дестабилизацией инфляционных ожиданий, ФРС будет вынуждена «ударить по тормозам» – так что высокая инфляция вряд ли надолго, но, не исключено, снижать ее придется, пожертвовав экономикой, отмечает Эль-Эриан. Если политики будут задерживаться с необходимыми решениями, глобальная экономика рискует не застрять в стагфляции, а вернуться к неэффективности, ставшей «новой нормой» после глобального финансового кризиса, – низкому росту и низкой инфляции.


Качество госуправления и образования способствует диверсификации экспорта лучше, чем целевая отраслевая поддержка, делится МВФ в блоге своим новым исследованием. Диверсификация экспорта – частая цель правительств многих развивающихся стран, где основная часть экспорта, как правило, представлена сырьевыми товарами с крайне высокой волатильностью цен, зависящих от мировых рынков. Многочисленные исследования показывают, что более разнообразный состав экспорта статистически связан с большей устойчивостью выпуска экономики, а более устойчивый выпуск – с более высоким долгосрочным ростом. Но также есть убеждение, что промышленная политика, направленная на поддержку конкретных отраслей, представляет собой лучший способ усиления диверсификации экспорта. Анализ МВФ по 201 стране показал, что это не так. Он выявил, что ключевое значение имеет общеэкономическая политика, а не поддержка приоритетных секторов.

Диверсификации экспорта и усложнению экспортной продукции (то есть переходу от сырья к продукции с более высокой добавленной стоимостью) способствуют четыре переменные, действующие в масштабах всей экономики: управление, образование, инфраструктура и открытость торговли. Улучшение в этих сферах создает условия, способствующие в конечном итоге увеличению экспорта более сложных товаров. Экономисты называют такую политику горизонтальной, так как она действует на всю экономику, а не на отдельные отрасли. Так, упрощение таможенных процедур и снижение торговых барьеров «работают» на всю экономику, так же как содействие распространению технологий с помощью программ обмена в сфере образования. Это не отрицает целевой поддержки отдельных секторов, однако обнаруженные четыре фактора вкупе с близостью страны к международным рынкам объясняют 80% межстрановых различий в диверсификации экспортных корзин, отмечает МВФ.


Почему 4-дневная рабочая неделя – это плохая идея, объясняет блог Всемирного экономического форума. Правительство Шотландии готовится к эксперименту с 4-дневной рабочей неделей, предполагающей сокращение рабочих часов на 20% при сохранении заработной платы и соответствующем росте производительности. Опросы показали, что идею 3-дневного уик-энда поддерживают 80%, обещая работать продуктивнее в оставшиеся рабочие дни. Это возможно, показал аналогичный эксперимент в Исландии. Такие же пилотные проекты проводятся в Ирландии, Испании, в Великобритании некоторые компании самостоятельно экспериментируют с 4-дневной рабочей неделей. Задуматься о четырехдневке призвало компании правительство Японии, где распространена культура многочасового труда и есть даже специальный термин для обозначения «смерти от переутомления». Однако у столь привлекательной идеи, как 4 дня работы и 3 выходных, есть проблемы, которые энтузиасты обычно игнорируют, указывают эксперты Всемирного экономического форума.

Формула 40-часовой рабочей недели «восемь часов работы, восемь часов досуга, восемь часов сна» была провозглашена в 1817 г. филантропом и социальным реформатором, одним из основателей утопического социализма Робертом Оуэном. В индустриальную эпоху большинство трудилось на заводах и фабриках, и выполнять работу из дома было физически невозможно. Сейчас для многих работа не заканчивается после выхода из офиса, и, кроме того, теперь в семье обычно работают оба супруга и у них остается еще меньше времени на детей и на все то, что обычно делается в нерабочее время. Например, в Великобритании средняя рабочая неделя составляет 42,5 часа, но две трети работников трудятся дополнительно еще более 6 часов в неделю сверх оплачиваемого времени, обычно сидя за компьютером дома. Работодатели ожидают, что при 4-дневной рабочей неделе работники будут за 4 дня делать то, что сейчас делают за 5, но это означает, что по факту рабочий день будет более 12 часов. Это вряд ли возможно для большинства. Но даже если и возможно, исследования показывают, что с увеличением продолжительности рабочего дня производительность снижается из-за усталости сотрудников, а их самочувствие ухудшается. Хотя во время пандемии люди работали из дома, они необязательно работали дольше, но работали интенсивнее, с меньшим количеством перерывов и без затрат времени на перемещения по городу, что и дало краткосрочный рост производительности. Перспектива работать еще интенсивнее для многих, вероятно, нереалистична. Но большинство компаний не могут пойти на снижение своего объема работ, а работники – на снижение зарплаты. С задачей увеличить время досуга лучше справится вовсе не 4-дневная рабочая неделя, а безусловный базовый доход – и это прекрасная причина его добиться, заключают авторы.