Неизбежная стагфляция, недоступный Китай и неизменный доллар

В экономической политике России не остается хороших решений, размышляет о кратко- и долгосрочных экономических перспективах России сербско-американский экономист, профессор Городского университета Нью-Йорка Бранко Миланович. Эмбарго на целый ряд товаров, падение внешних и внутренних инвестиций приведут к росту безработицы. Российская система соцзащиты не сильна ни финансово, ни институционально, чтобы поддерживать пособия по безработице на достойном уровне; также сомнительно, что в новых условиях правительство сможет продолжать повышать пенсии и пособия на детей, считает Миланович, один из крупнейших мировых специалистов по неравенству. Налоговые каникулы хороши как временная мера против массовых увольнений, но они не могут продолжаться долго. Диапазон того, что может сделать правительство, ограничен, с одной стороны, внешнеполитическим решением о военной спецоперации, с другой – последовавшими санкциями: в этом диапазоне экономическая политика мало на что способна, считает экономист.

Сложившаяся ситуация неизбежно открывает путь к денежной экспансии, за которой следует высокая инфляция. В условиях неустойчивых относительных цен и высокой инфляции представляется разумным ввести нормирование всех товаров первой необходимости и контроль над ценами, считает экономист: «Вопроса о том, нравится кому-то контроль над ценами или нет, уже просто не будет». Нормирование и контроль над ценами поддерживают выживание самых бедных, но снижают стимулы для производства – в СССР это не имело значения, поскольку производство было плановым, но в сегодняшней России имеет. Санкции и любые ограничения всегда вызывают поиск обходных путей – и они появятся, не сомневается Миланович: вернется советское понятие «спекулянт», а также криминализация общества, как в 1990-х.

Нынешний российский режим при прочих равных может в том или ином виде просуществовать еще 10–20 лет, западные же санкции сохранятся дольше – если рассматривать долгосрочный период в 50 лет, то на весь этот срок, пишет Миланович. История показывает, что однажды введенные США санкции трудно отменить – в отношении Кубы они действуют более 60 лет, в отношении Ирана – более 40 лет, и даже санкции в отношении СССР, такие как поправка Джексона – Вэника, де-юре действовали еще 20 лет после распада СССР и устранения самой причины их введения. По данным Castellum, на 12 марта в отношении России введено более 6300 санкций – больше, чем в отношении Ирана и Северной Кореи, вместе взятых. Когда последующие правительства попытаются добиться отмены санкций, они столкнутся с таким списком необходимых уступок, которые политически будет невозможно выполнить, полагает Миланович.

Целей по импортозамещению и переориентации внешней торговли с Европы на Азию будет крайне сложно достичь, продолжает экономист. Советская индустриализация – попытка заменить импорт созданием сильной отечественной промышленности – основывалась на двух ключевых элементах: доступе к западным технологиям и увеличении рабочей силы за счет переселения людей из деревень в города, общего роста численности населения и быстрого повышения уровня его образования. В условиях санкций доступа к технологиям не будет, а население России урбанизировано, сокращается и хорошо образованно. Если бы в 1990-е кто-то предложил импортозамещение, это было бы сложно, но возможно реализовать, считает Миланович, однако за 30 лет Россия не смогла развить ни одну отрасль промышленности, кроме военной. Что касается смещения «центра тяжести» на Восток, то более тесные связи с Китаем предполагают перемещение людей и компаний к востоку – технически Россия могла бы «прорубить окно в Азию», перенеся столицу, например, во Владивосток, однако это потребует колоссальных инвестиций в инфраструктуру, которых сокращающаяся экономика не сможет себе позволить.

Китай вряд ли бросит «экономический спасательный круг» России, согласен нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман. Во-первых, он не в состоянии предоставить многие необходимые России товары и технологии – такие как запчасти для самолетов или полупроводниковые микросхемы. Во-вторых, хотя Китай и не присоединился к санкциям, он глубоко интегрирован в мировую экономику, и компании и банки Китая могут ввести «самосанкции» из опасений по поводу негативной реакции потребителей и регулирующих органов на более важных для них рынках. В-третьих, несмотря на общую границу, географически Россия и Китай далеки – большая часть экономической активности России сосредоточена к западу от Урала, а Китая – у его восточного побережья, Пекин расположен почти в 6000 км от Москвы, и единственный практичный способ перевозки грузов на такое расстояние – несколько железнодорожных линий, которые уже перегружены. В-четвертых, китайская экономика в 10 раз больше российской – это будет союз, в котором Россия станет младшим партнером и клиентским государством Китая, что вряд ли соответствовало ее представлениям о таком союзе, заключает Кругман.

Результаты опроса ведущих мировых экономистов предсказывают глубокую рецессию в России и стагфляцию мировой экономики, анализирует член редколлегии VoxEU Ромеш Вайтилингам мнения 81 эксперта из Европы и США, собранные IGM Forum (основанное на базе Chicago Booth глобальное сообщество экономистов и финансистов). В том, что российско-украинский конфликт приведет в течение года к глобальной стагфляции – торможению темпов роста экономики и ускорению инфляции, – уверено абсолютное большинство опрошенных экспертов – 79%, несогласных с этим утверждением нет, остальные сомневаются. «Это классический отрицательный шок предложения. Как мы знаем из 1970-х, подобные потрясения увеличивают инфляцию и сокращают выпуск», – комментирует участник опроса Карл Уилан из Университетского колледжа Дублина. Но будет ли этот шок предложения инфляционным, зависит от денежно-кредитной политики крупнейших центробанков, поясняет свои сомнения Роберт Шимер из Чикагского университета.

В том, что санкции приведут к глубокой рецессии в России, уверены 93% опрошенных, считающих иначе нет, остальные 7% в сомнениях. «У России большой дефицит счета текущих операций без учета энергоэкспорта. Потеря доступа к поставкам нанесет ущерб экономике», – считает Уилан. «Рост в России и раньше был низким. Санкциям нужно время, чтобы подействовать», – прокомментировал свои сомнения Маркус Бруннермайер из Принстона.

Приведет ли то, что долларовое финансирование используется в качестве экономического оружия, к отходу от доллара как доминирующей мировой валюты – в ответе на этот вопрос среди опрошенных IGM Forum экспертов единства, в отличие от вышеприведенных ответов об экономических перспективах, нет. Из 81 эксперта ответили утвердительно 24%, отрицательно – 40%, не уверены – 36%. «Отход от доллара уже происходит, поскольку превращение финансов в оружие уже является элементом международной политики много лет», – считает Ян Питер Кранен из Франкфуртского университета им. Гете, ответивший утвердительно. Роберт Шимер из Чикагского университета считает, что отход от доллара коснется только России и Китая из-за опасения по поводу будущих санкций. Ответившие отрицательно и выразившие неуверенность отмечают, что альтернатив доминированию доллара пока не видно: остальные международные валюты – евро, иена, швейцарский франк, британский фунт стерлингов – также эмитируются демократиями, и в этом плане страны, опасающиеся санкций со стороны Запада («Запада» как набора институтов и ценностей, а не географического местоположения), ограничены золотом, криптовалютой и юанем, указывает Хосе Шейнкман из Колумбийского университета. При этом юань не является полностью конвертируемой валютой, отмечает Шарль Виплош из Женевского института международных исследований. Санкции вводятся не только США, а юаню до статуса полноценной международной валюты еще предстоит долгий путь, согласен Патрик Хонохан из дублинского Тринити-колледжа. Так что доллар остается «самой чистой грязной рубашкой» из всех возможных альтернатив, заключает Анил Кашьяп из Чикагского университета.

Западные страны заморозили около $300 млрд из $640 млрд золотовалютных резервов России, к заморозке присоединилась даже прежде нейтральная Швейцария, а также Япония. Избавление от зависимости от контролируемой Западом валютной системы теперь может стать главным приоритетом для некоторых стран, однако воплощение такого сценария маловероятно по двум взаимосвязанным причинам, перечисляет в колонке на Project Syndicate Джим О'Нил, бывший глава Goldman Sachs Asset Management и автор акронима БРИК. Первое: интернационализацию юаня ограничивает сам Китай, которому иначе придется полностью либерализовать операции с капиталом, чего он до сих пор избегал, – а без такой либерализации даже Россия не захотела бы хранить свои резервы в юанях, считает О'Нил. Второе: даже если Китай отреагирует на нынешние обстоятельства проведением крупных финансовых реформ, все равно потребуются гарантии безопасности и ликвидности резервов в юанях, что, в свою очередь, потребует радикальных изменений в экономической и регуляторной модели Китая – а это, опять же, маловероятно.

За последние два десятилетия доля доллара в глобальных валютных резервах сократилась примерно на 10 п.п. до 60%, но лишь четверть сократившейся доли была перераспределена в юани из-за действующих в Китае ограничений на движение капитала, остальное направилось в «дочерние» резервные валюты, такие как швейцарский франк, шведская крона, австралийский и канадский доллар. Все они свободно торгуются, но все их эмитенты поддержали санкции в отношении России, отмечает Барри Эйхенгрин, профессор экономики Калифорнийского университета в Беркли и бывший советник МВФ. Что касается Китая, который как минимум треть своих резервов в $3,2 трлн держит в долларовых активах – облигациях минфина США, – то не станет же он хранить свои резервы в юанях.

Страны копят резервы по двум причинам: для интервенций на валютном рынке, чтобы сглаживать его избыточную волатильность, и в качестве «военного сундука», который можно использовать в случае геополитического конфликта или другой чрезвычайной ситуации, пишет Эйхенгрин. Меньшая полезность резервов в случае конфликта означает, что страны, рассматривающие возможность такого конфликта с Западом, будут склонны иметь меньше резервов, а для укрепления своих финансовых систем – ограничивать валютные займы компаний и банков, рассуждает Эйхенгрин. Напротив, Золтан Позар из Credit Suisse полагает, что последствия происходящего геополитического кризиса наряду с инфляцией на Западе будут сопоставимы по масштабу с распадом золотодолларовой Бреттон-Вудской системы, произошедшим полвека назад, и на смену деньгам, обеспеченным казначейскими облигациями США с риском конфискации, придут деньги, снова обеспеченные золотом, другими товарами или даже биткоином – «если он к тому времени еще будет существовать».