«Слабый пульс» декарбонизации, ускорение инфляции и влияние политики на здоровье
Климатический саммит ООН COP26 в Глазго завершился новым соглашением, которое подписали почти 200 стран-участниц, об ускорении действий по сдерживанию глобального потепления: соглашение признает, что текущих обязательств стран по сокращению выбросов парниковых газов недостаточно для сдерживания потепления в пределах 1,5°C к концу века в сравнении с доиндустриальным уровнем, и предполагает, что страны пересмотрят и усилят свои климатические цели на ближайшее десятилетие уже к концу 2022 г. Текущие цели стран предполагают увеличение выбросов на 14% к 2030 г. в сравнении с 2010 г., тогда как цель в 1,5°C требует их сокращения на 45% за тот же период. Если ничего не менять, мир выходит на траекторию потепления на 2,4°C вместо 1,5°C, и ускоренный – за год – пересмотр планов является одним из ключевых достижений COP26. Ранее от государств требовалось пересматривать планы раз в пять лет. Призыв принимавшей саммит Великобритании «keep 1,5°C alive» («сохранить жизнь» цели о не более чем 1,5°C потепления) все еще выполним, однако у этой цели «пульс слабый», и для ее выживания требуются быстрые действия, диагностировал председатель COP26, британский политик Алок Шарма.
Вторая ключевая договоренность, зафиксированная в соглашении, – постепенное сокращение использования угля и отказ от неэффективных субсидий для ископаемого топлива. С первым вышла заминка, затянувшая подписание соглашения почти на сутки: Индия и Китай настояли, чтобы фраза о «постепенном отказе» от угля была заменена на «постепенное сокращение». Вокруг замены слова разыгралась настоящая драма. Теперь осталось разобраться со вторым – что именно подразумевается под «неэффективными» субсидиями, поскольку такая формулировка вызывает вопросы, отмечает Reuters.
Третья ключевая договоренность – о рынках СО2, позволяющая странам частично достигать своих климатических целей за счет покупки так называемых компенсационных кредитов у других стран, эти цели перевыполнивших. Мера была предусмотрена Парижским соглашением по климату 2015 г., но до сих пор договориться о механизме ее реализации не удавалось, в частности, из-за проблемы учета выбросов: теперь страна – продавец такого кредита добавит единицу выбросов к своему национальному счету, а страна-покупатель – вычтет из своего, таким образом, сокращение выбросов будет учтено только одной страной, а не обеими. Наконец, соглашение в Глазго предполагает, что развитые страны (на которые приходится самая большая историческая доля выбросов) к 2025 г. удвоят свою финансовую поддержку бедных стран (которым для преодоления бедности необходим более высокий экономический рост и, соответственно, больше энергоресурсов), – предполагалось, что к 2020 г. такая поддержка составит $100 млрд в год, но эта цель не была достигнута.
Для успешной декарбонизации миру нужно, как это ни парадоксально, нарастить запасы ископаемого топлива, приходит к выводу Джим О’Нил, бывший глава Goldman Sachs Asset Management и автор акронима БРИК. Нет более важной задачи, чем сделать декарбонизацию совместимой с усилиями по стимулированию экономического развития более бедных стран: если они не будут вовлечены в климатическую повестку наряду с развитыми странами, климатические цели останутся недостижимыми. А эта совместимость означает в том числе отсутствие потрясений на мировом энергорынке, подобных происходящему в этом году.
Большинство исследований нефтяного кризиса 1970-х, сделанных в то же время, предполагали, что начинается эра непредсказуемого, но устойчивого роста цен на нефть, – тогда как в реальности большее время в 1980–1990-х гг. происходило прямо противоположное, сравнивает О’Нил, написавший по нефтяному кризису 1970-х докторскую диссертацию. Возможная причина в том, что резкий рост цен привел к увеличению инвестиций в добычу и геологоразведку, то есть предложение изменилось сильнее, чем спрос. Сейчас многие политики и эксперты пытаются воспроизвести тот же сценарий, только со стороны спроса и без соответствующего изменения предложения, однако перейти от 80% доли ископаемого топлива к 0% невозможно в одночасье. Сдерживание развития и даже ликвидация источников ископаемого топлива при недостатке альтернатив, особенно в период восстановления после рецессии, ведет только к ценовому хаосу, создающему риски политической и социальной нестабильности. Предотвратить резкую волатильность цен на энергию можно за счет увеличения запасов нефти, газа и даже угля, при условии, что эти запасы будут задействованы только в чрезвычайной ситуации. Выглядит нелогично, но если скачки цен на энергию станут постоянными, то соглашения, принимаемые на глобальных климатических конференциях, рискуют остаться невыполнимыми, заключает О’Нил.
Инфляция в США стремительно растет – о чем именно в этой связи следует беспокоиться, рассказывает в блоге Института Петерсона Оливье Бланшар, бывший экономический советник МВФ и один из самых влиятельных мировых экономистов. В октябре индекс потребительских цен в США достиг 6,2% в годовом сравнении – это уровень, невиданный последние три десятка лет. Конечно, давление спроса, восстанавливающегося после пандемии, может замедлиться, а работники вернутся на свои места – сейчас рынок труда США страдает от нехватки рабочих рук. Но все это уже не самый вероятный сценарий, считает Бланшар: отложенный спрос, будь то потребление или инвестиции, остается по-прежнему большим, а вернувшиеся на рынок труда работники попытаются компенсировать потерю покупательной способности своих доходов – рост зарплат может ускориться, что вкупе с сохраняющимися проблемами в цепочке поставок поддержит инфляцию. Ее будет трудно остановить без значительного повышения ставок ФРС – и ФРС это сделает, не сомневается Бланшар, поэтому высокая инфляция «не продлится вечно».
Однако чем позже ФРС начнет повышать ставки, тем выше их придется повышать. Рынки выглядят полностью расслабленными – 5-летние реальные ставки близки к минус 2%, вряд ли это тот уровень, на котором они должны быть, беспокоится Бланшар; а недавнее заявление FOMC о постепенном сокращении объемов покупок ценных бумаг «вызвало у рынка зевоту». Как резкое и в значительной степени непредвиденное повышение ставок ФРС повлияет не только на экономику, но и на финансовую систему, а также на перспективы развивающихся рынков – вот о чем нужно думать, советует Бланшар. Не время считать, что все в порядке, рассуждать о том, «временная» инфляция или «кратковременная», и не время утверждать, что мир на грани гиперинфляции: нужно подумать, что произойдет, если инфляция окажется выше и бороться с ней окажется труднее, чем предполагает ФРС сейчас. Если недооценить эти риски, то запоздалая и поспешная борьба с инфляцией может привести к новому кризису, отмечал ранее бывший советник Банка Англии Чарльз Гудхарт.
То, что в регионах с более высоким уровнем жизни, как правило, ниже уровень смертности, кажется логичным, но вот загадка: еще пять и даже еще три десятилетия назад такой корреляции не было, рассказывает в своем блоге Тимоти Тейлор, редактор Journal of Economic Perspectives, о новой статье, опубликованной в этом журнале. Она показывает наличие отрицательной корреляции между штатами США по уровню доходов и смертности в 2019 г. (чем выше доход, тем ниже смертность) и отсутствие таковой в данных за 1980 и за 1968 гг. Однако если сопоставить доход 1968 г. с уровнем смертности 2019 г., корреляция опять появляется – другими словами, доходы в штатах в 1968 г. меньше связаны с уровнем смертности 1968 г., чем с уровнем смертности 2019 г. Этим загадкам есть несколько объяснений, перечисляет Тейлор.
Ренкинг штатов по уровню доходов не сильно изменился за все эти годы, а показатели смертности изменились существенно. Однако полвека назад жизнь в штатах с относительно более низким доходом имела свои преимущества для здоровья: когда люди переезжали из бедных сельскохозяйственных регионов в большие города, их здоровье нередко ухудшалось, поскольку они подвергались воздействию алкоголя, табака, загрязненного воздуха. Но с 1980-х более богатые штаты были более склонны принимать пакеты мер по поддержке здоровья – расширение охвата населения медицинским страхованием начиная с самого рождения, поддержка доходов семей с детьми, высокие налоги на алкоголь и табак, более качественное медицинское обслуживание. И несколько десятилетий спустя штаты, принявшие такую политику, увидели кумулятивный эффект от нее в виде снижения уровня смертности. Хотя этот путь указали штаты с высоким доходом, для более бедных регионов – и государств – это тоже может служить примером того, какие именно меры политики приносят результат.
