В чем «скрытые проблемы» цифрового доллара ФРС, кто победил в торговой войне США и Китая и какова для мира цена закрытых из-за пандемии школ: самое важное из экономических блогов.
  |   Ольга Кувшинова Эконс

Плюсы и минусы выпуска цифрового доллара проанализировала Федеральная резервная система в своем докладе, опубликованном в конце прошлой недели. Среди плюсов собственной CBDC (central bank digital currency – цифровая валюта центрального банка) ФРС перечисляет ускорение и удешевление платежей, включая интернациональные для поддержки международной роли доллара, расширение финансовой инклюзии (даже в США 5% домохозяйств не имеют банковского счета, говорится в документе). Среди минусов – риски для финансовой стабильности и сложность в совмещении конфиденциальности платежей и их прозрачности. Документ опубликован для общественных консультаций, на которые отводится четыре месяца, и не содержит обязательств по выпуску цифрового доллара – принять такое решение ФРС готова только при поддержке исполнительной власти и Конгресса, «в идеале в виде специального закона», наделяющего ее подобными полномочиями, говорится в докладе. И даже в таком шаблонном документе можно увидеть проблемы, бурлящие под поверхностью, размышляет Тимоти Тейлор, управляющий редактор Journal of Economic Perspectives.

Например, если платежные сети на основе CBDC будут регулировать так же, как если бы они были банковскими, то преимущества в виде скорости, инклюзивности и дешевизны могут исчезнуть; если же иначе, чем банковские, то платежная система будет накапливать риски, связанные в том числе с кибербезопасностью и отказоустойчивостью двух систем, рассуждает Тейлор. Или если денежная стоимость цифровых кошельков может быстро перемещаться на банковские счета (в нецифровой доллар) и обратно, то следует учесть риски, которые при этом могут распространиться на всю финансовую систему. Пока, похоже, было бы лучше сосредоточиться на других способах удешевления платежей, повышения их безопасности и расширения инклюзивности и «позволить идее CBDC покипеть на плите еще какое-то время», полагает Тейлор.

На данный момент в мире 23 CBDC находятся в стадии реализации либо в пилотной стадии – в том числе в Китае, где для тестирования цифрового юаня открыто 140 млн цифровых кошельков. В целом над проектами цифровых валют работают порядка 90 стран: центральные банки разрабатывают CBDC, чтобы сохранить контроль над денежно-кредитной политикой в условиях роста рынка криптовалют и стейблкоинов, а также предоставить более эффективные способы платежей и расчетов в национальной валюте и не отстать в технологическом развитии от других стран. Вопрос международной конкурентоспособности далеко не последний: для некоторых стран, особенно с низким доверием национальной валюте, возникают риски доминирования «чужих» цифровых валют и потери монетарного суверенитета, для эмитентов же основных мировых валют это вопрос в том числе поддержки своего международного влияния. «Доллар доминирует в международных расчетах, и если в других крупных юрисдикциях есть CBDC, а в США нет, то это просто не укладывается у меня в голове», – говорила полгода назад член Совета управляющих ФРС Лаэль Брейнард, в конце прошлого года выдвинутая президентом США Джо Байденом на должность вице-председателя ФРС.


Торговая война США и Китая привела к потерям для обеих стран, в том числе на внешних рынках, – однако, как ни парадоксально, к выигрышу для самой мировой торговли, делится Пинелопи Голдберг, профессор экономики Йельского университета и бывший главный экономист Всемирного банка, выводами из своего нового с соавторами исследования о результатах торговой войны США и Китая, продолжающейся четвертый год. Тарифы США на китайские товары привели к повышению импортных цен в США, а ответное повышение тарифов Китаем на американские товары нанесло ущерб китайским импортерам. Двусторонняя торговля между странами резко упала, каждая сократила как импорт, так и соответствующий экспорт. Однако мировая торговля товарами, затронутыми торговой войной, возросла на 3%. Это означает, что торговая война привела не только к перераспределению экспорта в США и Китай за счет третьих стран – но и к тому, что третьи страны выиграли в этой торговой войне, увеличив свой общий экспорт (не только в США или Китай).

Можно предположить, что «страны-наблюдатели» воспользовались возможностью нарастить свое присутствие на «воюющих» рынках, инвестируя в дополнительные мощности или мобилизуя незанятые. Однако среди выигравших в «чужой войне» не только, например, Малайзия и Вьетнам, которые производят те же категории товаров, что и пострадавший от американских пошлин Китай. Специализация, похоже, не имеет большого значения, если судить по списку победителей, нарастивших общий экспорт: Южная Африка, Турция, Египет, Румыния, Мексика, Сингапур, Нидерланды, Бельгия, Венгрия, Польша, Словакия, Чехия. Но выиграли не все страны – некоторые сократили экспорт. Выигравших отличают две характеристики: участие в «глубоких» торговых соглашениях (включающих в себя не только тарифы) и большие накопленные прямые иностранные инвестиции, то есть эти страны имели изначально более глубокую интеграцию в мировую торговлю. Торговые соглашения, как правило, сокращают затраты на расширение на зарубежных рынках, а более высокий уровень прямых иностранных инвестиций является надежным показателем более тесных межстрановых социальных, политических и экономических связей.

Для США торговая война не привела к импортозамещению – вместо этого китайский импорт в США был просто заменен импортом из других стран. По иронии судьбы торговая война продемонстрировала важность торговой интеграции и усиление глобализации, а не наоборот – для третьих стран. Следствием китайско-американской торговой войны может быть не конец глобализации, как многие опасались, а начало новой мировой торговой системы, в центре которой больше не находятся ни США, ни Китай, заключает Голдберг.


За кризисом здравоохранения следует глобальный образовательный кризис: нынешнее поколение школьников во всем мире рискует потерять $17 трлн своих будущих заработков в текущей стоимости из-за закрытия школ в период пандемии и относительной неэффективности дистанционного обучения, пишут эксперты Всемирного банка. Потери эквивалентны порядка 13% глобального ВВП 2020 г. (все цифры – по паритету покупательной способности). Новые расчеты намного превышают оценку потерь в $10 трлн, сделанную Всемирным банком в середине 2020 г. Закрытие школ затронуло 1,6 млрд учащихся по всему миру, спустя почти два года после начала пандемии школы все еще закрыты для миллионов детей, и многие из них могут так и не вернуться к учебе. Масштабы потерь сильно различаются как между странами, так и внутри стран и максимальны для детей из малообеспеченных семей, детей с ограниченными возможностями и для девочек, а также для младших школьников.

Закрытие школ негативно влияет не только на будущее благополучие, но и на текущее здоровье школьников, включая их питание и защиту – для 370 млн детей школьное питание было единственным источником достойной пищи; а около 10 млн девочек из-за закрытия школ рискуют быть выданными замуж в раннем возрасте, пишут эксперты Всемирного банка. Пандемия резко усилила неравенство в уровне обучения: в странах с низким и средним доходом до пандемии порядка 50% детей испытывали трудности в обучении (в 10 лет не могли прочитать и понять соответствующий возрасту текст), теперь эта цифра возросла до 70%.

Простое открытие школ не восполнит потерь, странам надо создать программы восстановления обучения. Возможна консолидация учебных программ, когда дети возвращаются к пропущенному, даже если оно изучается обычно в более ранние годы; продление учебного времени; целевое обучение с учетом уровня учащихся. Необходимо и адекватное финансирование сферы обучения и образования: на ее долю пришлось менее 3% глобальных антикризисных стимулов.