Как деньги влияют на счастье

Первый кусок пиццы вкуснее второго, второй – вкуснее третьего, а ценность десятого куска несопоставима с ценностью первого. Когда речь заходит об удовлетворенности жизнью, связанной с доступностью тех или иных материальных благ, экономисты, как правило, вспоминают закон убывающей предельной полезности, сформулированный еще в конце XIX века английским экономистом Альфредом Маршаллом: с увеличением потребления некоего блага предельная полезность каждой дополнительной единицы этого блага для потребителя уменьшается.

Точно так же увеличение выпуска в экономике сводит на нет ожидаемое положительное влияние на благополучие, показал почти век спустя, в середине 1970-х гг., американский экономист Ричард Истерлин, что рост среднедушевого дохода страны не связан с ростом удовлетворенности жизнью ее граждан. Выводы, вошедшие в учебники как «парадокс Истерлина», сводятся к тому, что люди достаточно быстро адаптируются к более высокому уровню жизни и вскоре он становится социальной нормой. В то же время людям свойственно сравнивать свой достаток с достатком других, то есть относительный уровень дохода важнее абсолютного. И если доход у всех увеличивается пропорционально, то средний уровень счастья не меняется.

Один из примеров проявления «парадокса Истерлина» – Япония после Второй мировой войны. ВВП на душу населения вырос здесь с 1950 по 1970 г. более чем в семь раз, однако счастливее от этого люди не стали: доля удовлетворенных жизнью японцев в начале 1970-х гг. по сравнению с показателем конца 1950-х гг. даже сократилась.

«Парадокс Истерлина» потенциально ставит под сомнение одно из базовых предположений экономической политики: увеличение дохода (и, следовательно, возможностей потребления) повышает благополучие. Если же повышение среднего уровня дохода в обществе не увеличивает благополучие этого общества, под вопросом актуальность экономического роста как политической цели. Поэтому счастье перестало быть вопросом философской этики и стало предметом научного анализа: с 1970-х гг. началcя лавинообразный рост эмпирических исследований, призванных выявить экономические детерминанты субъективного благополучия.

Макросчастье и его условия

Исследования выяснили, что не только богатые люди в среднем счастливее своих бедных сограждан, но и что более высокий подушевой доход в стране ассоциируется с более высоким уровнем субъективного благополучия общества. «Парадокс Истерлина» был опровергнут: так, американские экономисты Бетси Стивенсон и Джастин Вулферс на огромной – более 130 стран – выборке доказали, что уровни ВВП на душу населения и счастья имеют практически линейную зависимость и синхронно движутся в одном направлении как в бедных странах, так и в богатых: рост подушевого дохода сопровождается повышением субъективного благополучия и счастья, а спад – снижением. Знаменитый своими исследованиями потребления, бедности и благосостояния Ангус Дитон, получивший в 2015 г. за них Нобелевскую премию по экономике, выяснил, используя опросы Gallup по 132 странам, что показатель удовлетворенности жизнью имеет самое прямое отношение к уровню национального дохода на душу населения. По его оценкам, удвоение дохода повышает удовлетворенность почти на 1 пункт по шкале от 1 до 10.

Впрочем, консультант Всемирного банка Чарльз Кенни, проанализировав в 1999 г. данные стран ОЭСР за 40 лет, не исключил, что счастье может являться причиной, а не следствием экономического роста: «Есть свидетельства того, что страна, которая способствует счастью и укреплению общества напрямую, посредством уважения основных прав человека (обнаруженных в качестве важного фактора) или попыток ограничить неравенство, может расти быстрее». Какой бы ни была причинно-следственная связь между счастьем и более сильным и инклюзивным обществом, она может быть двусторонней, полагал он.

Исследования счастья разделяются на его изучение в отношении макроуровня обществ, мезоуровня организаций и микроуровня индивидов, отмечает голландский социолог Руут Веенховен, создатель «Всемирной базы данных счастья», объединяющей исследователей этой темы и аккумулирующей результаты их работ (в базе на данный момент более 15000 исследований).

Детерминанты счастья обществ достаточно хорошо изучены, отмечает Веенховен в обзоре: это благосостояние (в богатых странах люди обычно счастливее); уровень экономических и политических свобод (экономическая вносит больший вклад в счастье развивающихся стран, а политическая сильнее коррелирует с уровнем счастья в развитых странах); равенство (гендерное равенство сильно коррелирует с уровнем счастья, а равенство доходов – нет); безопасность (от уровня преступности до развития систем социального обеспечения); качество институтов (люди счастливее в тех обществах, где они могут рассчитывать на верховенство закона и где государственные организации функционируют должным образом); а также «уровень современности» – модернизации и глобализации (хотя они и могут вызывать проблемы, их преимущества выше – и чем современнее страна, тем счастливее ее граждане).

Этими условиями объясняется порядка 75% разницы между средним уровнем счастья граждан разных стран. Кроме того, эти составляющие «макросчастья» обуславливают друг друга: например, уровень качества институтов тесно связан с уровнем свобод.

Качество институтов также влияет на личный успех и уровень «микросчастья» индивидуального уровня, поскольку обеспечивает предсказуемую среду, «в которой мы не слишком зависимы от родственников и можем безопасно инвестировать в свое будущее», пишет Веерховен.

Экономика счастья

«Счастье народа важнее цифр валового национального продукта», – объявил король Бутана в 1972 г., представив концепцию экономического развития страны, основанную на буддийской философии и коллективизме и нивелирующую роль денежных доходов, занимающую центральное место в модели глобального развития, основанной на ВВП. В то время Бутан был одной из наиболее отсталых и беднейших стран в мире, и 40 лет спустя остается в числе самых бедных стран. Валовое национальное счастье до сих пор лежит в основе формирования 5-летних планов развития Бутана, хотя уже с 1980-х стране пришлось вернуться к показателю ВВП для расчета реального роста экономики и получения международного финансирования.

Тем не менее идея альтернативного измерения уровня социального благополучия заинтересовала и международное сообщество. Итогом стал представленный ООН знаменитый доклад «Комиссии Стиглица» (см. врез), задачей которой было «уйти от фетишизма ВВП» и выработать дополнительные статистические показатели экономического и социального развития.

Доклад готовился в разгар глобального финансового кризиса, что резко увеличило его актуальность: чрезмерное внимание к показателю ВВП и фокусирование правительств на экономическом росте тоже внесли свой вклад в наступление кризиса, оставляя вне зоны внимания «многие другие аспекты нашего общества, которые не покрываются ВВП», объяснял глава комиссии нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. На основе рекомендаций комиссии Стиглица, в частности, был составлен «Индекс лучшей жизни» ОЭСР, с 2011 г. измеряющий благосостояние стран на основе 11 индикаторов – таких как жилищные условия, уровень образования, продолжительность жизни и самооценка здоровья, уровень занятости и заработков, активность избирателей и их вовлеченность в разработку политики, качество воды и воздуха, количество времени для сна и досуга.

«Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья?»

Выдвигая аргументы, объясняющие отсутствие прямой корреляции между ростом дохода и счастьем, Истерлин в 1974 г. цитировал американского социолога Джорджа Гоманса: «Любая попытка удовлетворить запросы человечества обречена на провал. Любое удовлетворенное желание создает новое желание, которое человек жаждет удовлетворить». С 2000-х гг. с развитием поведенческих наук стало все больше внимания уделяться поискам и интерпретациям связи между счастьем и доходом на индивидуальном уровне, в том числе с учетом закона убывающей предельной полезности.

По мере роста дохода человеку требуется все больше денег, чтобы оставаться счастливым. Те, кто живет в крайней бедности (на $2 в день и меньше), очень хорошо понимают, насколько лучше была бы их жизнь, если бы они могли получать дополнительные $3 в день, для людей же с высоким доходом дополнительная пара долларов значения практически не имеет, пишет Ханс Рослинг, основатель шведского отделения «Врачей без границ» в своей книге «Фактологичность». Причина – в так называемой гедонистической адаптации, свойстве людей быстро приспосабливаться к уровню материальных благ: новое платье или новая машина доставляют удовольствие, но вскоре начинают восприниматься как должное. Именно из-за этого психологического феномена считается, что «счастье за деньги не купишь»: позитивные эмоции все-таки зависят от чего-то другого.

Удовлетворенность жизнью основывается на том, что люди думают о своей жизни, и тесно связана с социально-экономическим статусом. Эмоциональное же благополучие основано не на умозаключениях, а на том, как часто люди в повседневной жизни испытывают радость, стресс, грусть, злость и другие чувства, которые делают их жизнь приятной или неприятной. Обратив внимание на эту разницу в понимании счастья, нобелевские лауреаты по экономике Даниэль Канеман и Ангус Дитон пришли к выводу, что высокий доход приносит удовлетворение жизнью, но не счастье.

Проанализировав результаты опросов более 450000 американцев в 2008–2009 гг., они нашли ответ на вопрос, сколько денег нужно для счастья: самооценка эмоционального благополучия повышается по мере роста дохода лишь до определенного момента – эффект исчезает после того, как доход достигает $75000 в год (по данным для США на 2008 г. Для сравнения, средний доход американского домохозяйства в 2008 г. составлял $71500, медианный – $52000). В то же время влияние дохода на удовлетворенность жизнью довольно устойчиво и продолжает расти вместе с заработком, по крайней мере, до уровня дохода выше $120000 в год.

Вероятно, когда доход превышает пороговое значение, способность людей приобретать жизненный опыт, приносящий положительные эмоции, в целом уравновешивается отрицательными эффектами – так, при росте дохода снижается способность человека испытывать мелкие радости жизни, заключают Канеман и Дитон.

Однако если рассмотреть закон убывающей предельной полезности с точки зрения того, что деньги позволяют удовлетворить не одну и ту же потребность, а все новые и новые, окажется, что и на индивидуальном уровне «парадокс Истерлина» можно обойти, пришли к выводу Джон Яхимович из Гарварда и его коллеги в недавнем исследовании: следует смотреть не на общий уровень счастья, а на частоту, с которой люди его испытывают.

Покупка впечатлений приносит гораздо больше удовлетворения, чем покупка вещей: если купивший новый телевизор может разочароваться в нем, например, из-за того, что у соседа экран больше, то ценность полученных впечатлений гораздо труднее снизить сравнением с впечатлениями других. Даже от предвкушения впечатлений удовольствия больше, чем от ожидания покупки вещей. Яхимович и его соавторы рассмотрели вопрос именно с этой точки зрения, изучив, как меняются возможности людей проводить время в зависимости от количества денег в их распоряжении.

Проанализировав данные трех опросов, в которых в общей сложности участвовало почти 22000 человек, исследователи пришли к выводу, что уровень дохода влияет не на «масштабы» счастья, а на то, как часто человек ощущает себя счастливым. У людей с низкими доходами меньше возможностей переключаться с одного хобби (чья предельная полезность постепенно сокращается) на другое (чья предельная полезность сначала высока), в то время как более богатые люди могут себе это позволить. Ощущения от постоянного просмотра телевизора на досуге совершенно несопоставимы с впечатлениями, которые можно получить, например, полетев в космос.

Люди с более высоким уровнем дохода чаще проводят время более разнообразно, а это, в свою очередь, дает им новые впечатления и в целом повышает субъективную оценку своего благополучия. Чем богаче человек, тем больше у него потенциала для реализации возможностей: получается, что тем самым рост дохода дает человеку все больше положительных эмоций, пишут Яхимович и авторы, называя обнаруженный ими эффект «неравенством счастья».

Эмоциональное благополучие людей, как и жизненная оценка, может расти и выше обнаруженной Канеманом и Дитоном «точки насыщения» в $75000 годового дохода, показало еще одно недавнее исследование. Опросы более 33000 американцев показали, что у людей, чей доход превышает $80000 в год, гораздо выше уровень счастья, при этом негативных эмоций они испытывают меньше, чем люди с более низкими доходами.

К аналогичным результатам в 2013 г. пришли Бетси Стивенсон и Джастин Вулферс, изучив данные 25 наиболее населенных стран мира. Анализ, в который были включены страны как с высокими, так и с низкими доходами, показал, что, хотя по мере роста уровня среднего дохода счастье от каждого дополнительного доллара становится все меньше, положительная корреляция между ростом богатства и ощущением благополучия не исчезает, рассказывают исследователи, и это верно как при сравнении бедных и богатых людей внутри страны, так и в межстрановом сравнении по уровню подушевого ВВП: «Если точка насыщения и существует, нам еще предстоит ее найти».