1 июля 1944 г. в курортном городке Бреттон-Вудс на северо-востоке США собрались представители 44 государств. 22 июля 1944 г. собравшиеся поставили подписи под соглашением, которое станет известно как Бреттон-Вудское и ознаменует собой новое устройство мировой валютно-финансовой системы.
На фронтах Второй мировой войны еще шли ожесточенные бои. В это время союзные войска США, Великобритании и Канады только открыли второй фронт, высадившись на побережье Франции, а советские войска начали операцию «Багратион» по освобождению Белоруссии. Но участники антигитлеровской коалиции уже думали о послевоенном мире: на встрече в Бреттон-Вудсе предстояло договориться о системе экономического порядка и международного сотрудничества, которая помогла бы восстановиться после войны и способствовать долгосрочному глобальному росту. Международная кооперация была необходима, чтобы избежать повторения валютного хаоса периода после Первой мировой войны, положившего начало перманентным экономическим кризисам, безработице, торговому протекционизму, которые, в свою очередь, сформировали условия, способствовавшие новой мировой войне.
Возможность такой кооперации была беспрецедентной для стран, которые два десятилетия выстраивали барьеры между своими экономиками. Они еще не представляли, что экономика может быстро расти, поскольку знали только экономическую депрессию, финансовый хаос, автаркию и войну – и надеялись на восстановление стабильности и «додепрессийного» уровня экономической активности.
Прощаясь, участники конференции говорили о светлом будущем – скором мире, предсказуемости и процветании. Договоренности, достигнутые в Бреттон-Вудсе, действительно обеспечили феноменально быстрое восстановление разрушенных войной экономик, а также и последующий бурный рост, расширение международной торговли и мировую макроэкономическую стабильность.
Но послевоенная валютно-финансовая архитектура базировалась на множестве противоречий, попавших в единый сценарий по ходу развития драмы, которая разворачивалась за кулисами Бреттон-Вудса, – противостояния между «британским» и «американским» вариантами соглашения. Доллар, благодаря Бреттон-Вудской системе до сих пор, спустя полвека после ее распада, остающийся главной мировой резервной валютой, вовсе не рассматривался в качестве центрального элемента системы и получил этот статус фактически случайно.
Ставка на национальную валюту одной страны, жестко привязанную к золоту, предопределила недолгую, по историческим меркам, судьбу Бреттон-Вудской системы: она просуществовала лишь четверть века. Однако Бреттон-Вудская конференция имела ключевое значение в формировании международного финансового сотрудничества, которое позднее в XX веке сделало возможным переход к более гибкой глобальной валютно-финансовой системе с плавающими курсами, существующей до сих пор.
Межвоенный период: золотовалютный хаос
В 1920-е гг. страны одна за другой стали восстанавливать золотой стандарт – привязку национальных валют к золоту. Золотой стандарт довольно успешно и без серьезных кризисов конвертируемости просуществовал три десятилетия до разрушившей его Первой мировой войны. Он рассматривался как источник относительного процветания конца XIX – начала XX века, поэтому неудивительно, что многие искалеченные войной страны независимо друг от друга решили к нему вернуться, при этом зачастую по довоенному паритету.
К 1925 г. из 48 валют, входивших в список Лиги Наций, порядка 60% были привязаны к золоту, а к 1930 г. такую привязку имело абсолютное большинство валют. Однако уже в 1930-е гг. страны точно так же одна за другой стали отказываться от этой привязки и девальвировать свои валюты. Период конца 1920-х –1930-х гг. для всей Европы и США стал временем перманентных банковских паник, кризисов, валютных войн, экономической депрессии и – в итоге – коллапса глобализированной финансовой системы – во все это внесла ключевой вклад попытка возврата к золотому стандарту.
Это было обусловлено тем, что послевоенный золотой стандарт существенно отличался от «классического», периода до Первой мировой, а эти отличия, в свою очередь, были вызваны факторами и условиями, которые сложились после войны.
Довоенный золотой стандарт был гегемонистской системой, центром которой служила Великобритания. В межвоенный период относительный упадок Британии и неопытность и замкнутость нового потенциального гегемона (США), а также неэффективное сотрудничество между центральными банками не оставили никого, кто был бы в состоянии взять на себя ответственность за систему в целом, отмечают в работе о связи золотого стандарта и Великой депрессии историк экономики Гарольд Джеймс и Бен Бернанке, известный не только как глава ФРС в период глобального кризиса 2008 г., но и как экономист, получивший Нобелевскую премию за свои исследования причин Великой депрессии.
Согласно «правилам игры», центральные банки стран, испытывающих приток золота, должны были способствовать «потоку цен и золота» за счет расширения внутренней денежной массы и инфляции, тогда как страны с дефицитом должны были сокращать денежную массу и проводить дефляцию. На практике страны с дефицитом были вынуждены соблюдать эти правила из-за необходимости избежать полной потери резервов и проблем с конвертируемостью, но странам с профицитом ничто не мешало стерилизовать приток золота, накапливая резервы и не допуская инфляции. Таким образом, межвоенный золотой стандарт имел явный и тотальный дефляционный уклон.
Асимметрия между двумя группами стран существовала и до Первой мировой, но с той существенной разницей, что тогда золотой стандарт был сосредоточен вокруг операций Банка Англии. У Банка Англии, как у еще и коммерческого учреждения, был стимул не держать большие запасы золота, не приносившего процентного дохода, в отличие от других активов, такой доход приносивших. Банк управлял золотым стандартом так, чтобы избежать как устойчивого притока, так и устойчивого оттока золота. Это помогло обеспечить непрерывную конвертируемость при удивительно низком уровне золотых резервов, отмечают Бернанке и Джеймс.
В межвоенный период к концу 1920-х гг. около 60% мировых запасов золота контролировали две страны – Франция и США. На рубеже 1920–1930-х во Францию, воспринимавшуюся как «тихая гавань», хлынул поток золота, в результате которого ее доля в мировых запасах за четыре года, к 1932 г., удвоилась до более 30%; доля США оставалась стабильной в 40%. Поток золота во Францию означал его «вымывание» из резервов других стран. Вместе с тем в самой Франции такой приток практически никак не сказался на инфляции. Напротив, в 1929 г. страна испытала сильную дефляцию оптовых цен – на 11%.
Кроме того, центральные банки в то время были сильно ограничены либо вовсе лишены права проводить операции на открытом рынке. Этот запрет действовал и в отношении Банка Франции, что серьезно сокращало его возможности конвертировать приток золота в денежную экспансию, как должно было быть в соответствии с «правилами игры». Неспособность Франции провести инфляцию означала, что она продолжала привлекать резервы и навязывать дефляцию остальным странам. Аналогичным образом поступали США: в конце 1920-х ФРС ужесточала монетарную политику, отчасти для предотвращения оттока золота во Францию, отчасти для охлаждения спекуляций на фондовом рынке. В 1929 г. уровень цен в США упал на 4%.
«Битвы» между США и Францией оказывались ранами, наносимыми самим себе, отмечают Бернанке и Джеймс: никакие фундаментальные обстоятельства не заставляли ФРС проводить дефляцию, а правительство Франции – запрещать центробанку продажи золота. Как только дефляционный процесс начался, центральные банки начали конкурентные дефляции и борьбу за золото, надеясь защитить свои валюты от спекулятивных атак. Попытки любого отдельного центрального банка увеличить денежное предложение и снизить ставку наталкивались на немедленный отток золота, что вынуждало поднять ставку и снова провести дефляцию. С этим ограничением столкнулись даже США, обладавшие самыми большими в мире золотыми запасами.
Таким образом, особенности управления золотым стандартом в межвоенный период стали причиной всемирной дефляции конца 1920-х и начала 1930-х гг. Ее усугубляло то, что со времени войны уровень цен сильно вырос, и восстановленный на довоенном паритете золотой стандарт требовал снижения этого уровня и предельно жесткой монетарной политики, а задачи послевоенного восстановления – напротив, денежной экспансии.
Дефляция оказывает как минимум тройное негативное воздействие на экономическую активность. Во-первых, через реальные зарплаты. Номинальные зарплаты обладают определенной «жесткостью», и дефляция ведет к росту реальных зарплат. Сталкиваясь со снижением прибыли из-за падения цен на свою продукцию при росте зарплат, предприятия сокращают спрос на рабочую силу и инвестиции.
Во-вторых, через реальные процентные ставки: при дефляции они также растут. Увеличение реальной стоимости номинальных долговых обязательств, вызванное падением цен, подрывает финансовое положение заемщиков. В-третьих, дефляция размывает капитал банков, формируя разрыв между их обязательствами (как правило, зафиксированными в номинальном выражении) и реальной стоимостью их активов. Надвигающееся истощение банковского капитала приводит к бегству вкладчиков, что провоцирует банкротство банков и банковские кризисы.
Банковские паники сопровождали практически весь межвоенный период. С 1921 по 1936 г. в мире произошло 46 банковских кризисов, треть из которых пришлась на пиковый 1931 г., к которому мир уже два года переживал глобальную дефляцию. В 1931 г. рухнул австрийский Creditаnstalt, некогда ведущий банк Габсбургской монархии, ставший крупнейшим банком Республики Австрия и имевший обширные связи с банками по всей Европе. Его крах вызвал эффект домино с прокатившейся по континенту волной многочисленных банковских паник – в Германии, Венгрии, Чехии, Румынии, Польше, Швейцарии, Турции, Бельгии, Латвии, Эстонии, Великобритании и даже Франции, – погрузив Европу в Великую депрессию с сопутствующей ей массовой безработицей в беспрецедентных масштабах. К концу 1931 г. банковский кризис и экономическая депрессия стали глобальными.
В результате общеевропейского кризиса Великобритания первой отказалась от золотого стандарта – в том же 1931 г., через четыре месяца после краха Creditanstalt, и девальвировала эффективный обменный курс фунта стерлингов (средневзвешенный к валютной корзине стран – торговых партнеров в зависимости от их доли в торговом обороте) почти на четверть. Это сразу же повысило конкурентоспособность ее экспорта и, как считается, стало поворотным моментом в ее выходе из кризиса.
В течение следующих нескольких лет примеру Британии последовали еще 25 стран, отказываясь от привязки валют к золоту либо к его альтернативе – доллару и девальвируя их. В отсутствие международного сотрудничества процесс был хаотичным, и выгоду получали те, кто, как Британия, успевал отвязаться от золота и девальвировать валюту раньше других. А «опоздавшие» не хотели проигрывать. Началась «гонка девальваций», или валютных войн. США отказались от золотого стандарта в 1933 г., Франция – в 1936 г. Золотой блок и вместе с ним глобализированная финансовая система были разрушены, и в решении коллективной проблемы мировой макроэкономической стабилизации каждая страна оказалась предоставлена сама себе.
«Разори соседа»
Европейский кризис развивался вне зависимости от событий в США, как минимум частично, что противоречит «америкоцентричному» объяснению причин Великой депрессии, отмечают Бернанке и Джеймс. Серьезнее всех пострадали страны, вышедшие из 1920-х гг. в относительно более слабом состоянии, в их числе Германия, которая из-за пережитых экономических потрясений и гиперинфляции в начале 1920-х была наиболее уязвима для банковских паник.
Экономические неурядицы спровоцировали государства встать на защиту своих производителей от конкуренции с импортом. 1920–1930-е гг. считаются «образцовым» периодом реализации политики «разори соседа» – заключающейся в стремлении улучшить собственное экономическое положение (например, поддержкой экспорта) за счет ухудшения экономического положения других (ограничениями импорта). К примеру, с 1929 по 1932 г. экспорт США в Европу сократился втрое, а импорт из Европы – почти в 3,5 раза. В целом мировая торговля сократилась в этот период на две трети. Последовавшая «гонка девальваций» мировой торговле совсем не помогла – напротив, сдерживала торговлю, поскольку в ответ на девальвацию торговых партнеров страны вводили ограничения на импорт.
От торговых ограничений страдали страны, не имевшие доступа к сырьевым ресурсам – у таких стран, как Германия, Италия, Япония, его не было (в отличие от Великобритании, Франции, СССР или США), что вызвало у них стремление «увеличить жизненное пространство», в свою очередь требовавшее масштабного перевооружения – в случае Германии это означало отказ от Версальского договора, официально завершившего Первую мировую войну и зафиксировавшего ее итоги.
Свобода торговли предполагалась одним из пунктов договора, однако в итоговый документ не вошла. При этом, чтобы выплатить предусмотренные им репарации, Германии требовалось увеличить свои экспортные доходы значительно выше довоенного уровня, а для этого США и их союзникам необходимо было снизить свои тарифы. Однако вместо снижения торговых барьеров США и другие страны начали их повышать. Из-за нехватки экспортных доходов Германия стала зависеть от американских кредитов, которые США выдавали ей на выплату репараций своим европейским союзникам (а они, в свою очередь, из репараций Германии выплачивали свои долги США, накопленные за Первую мировую). Но из-за краха Уолл-стрит и начавшейся в США Великой депрессии кредитование приостановилось. Германия не справлялась с выплатами, несмотря на их реструктуризацию, а в 1931 г. объявила дефолт.
Экономические кризисы Германии привели к потере доверия ее населения либерально-демократическому правительству Веймарской республики, ненависти к поствоенному мирному соглашению, считавшемуся причиной всех бед, и росту популярности разделявших и подогревавших эти чувства радикалов. Это помогло национал-социалистам вырасти из маргинальной группы, собиравшейся в мюнхенских пивных, в одну из крупнейших политических сил страны и в 1933 г. прийти к власти, после чего Германия отказалась от выполнения Версальского договора и занялась восстановлением вооруженных сил и созданием «безблокадной экономики».
Уроки межвоенного периода были усвоены, поэтому еще до окончания Второй мировой войны представители стран собрались в Бреттон-Вудсе, чтобы договориться о кооперации и о создании системы, которая способствовала бы росту экономик, а не кризисам, и о формировании наднациональных институтов финансовой поддержки.
Соглашение, подписанное в Бреттон-Вудсе, предусматривало создание двух наднациональных организаций – Международного валютного фонда (МВФ), призванного не допускать «гонки девальваций» и ссужать валюту странам с дефицитом платежного баланса, и Международного банка реконструкции и развития (МБРР), ответственного за предоставление финансовой помощи наиболее нуждающимся в ней странам.
Мировые валюты привязывались к доллару, доллар – к золоту по фиксированному курсу $35 за унцию, а США открывали «золотое окно»: по этому курсу центробанки других стран могли обменивать доллары на американское золото. Страны-участники брали на себя обязательство не менять обменные курсы более чем на 1% в одностороннем порядке (менять курс сильнее позволялось только после консультаций с фондом, а более чем на 10% – исключительно с его одобрения).
Конфликт интересов: за кулисами Бреттон-Вудса
По легенде, ходившей в американском минфине, в ночь на воскресенье, 14 декабря 1941 г., меньше чем через неделю после вступления США во Вторую мировую войну, министру финансов США Генри Моргентау приснилось, что мир перешел на единую валюту в международной торговле. Несмотря на выходной, рано утром Моргентау позвонил экономисту американского казначейства Гарри Декстеру Уайту и попросил прикинуть, как такая система могла бы функционировать после войны.
Через две недели Уайт принес шефу план создания международного стабилизационного фонда и всемирного банка. Первый должен был обеспечить стабильность валютных рынков, второй – послевоенное восстановление, рост экономик и торговли.
Для того чтобы оставшиеся после войны без резервов страны могли торговать, фонд выдавал кредиты на покрытие дефицитов их платежных балансов (см. врез ниже), избавляя их от соблазна делать это за счет конкурентных девальваций и ограничений на торговлю. Активы фонда и банка формировались за счет взносов стран в валюте и золоте. Стоимость национальных валют пересчитывалась в соответствии с универсальной для всех системой конвертации – Уайт счел, что это проще, чем изобретать новую валюту.
Практически одновременно с Уайтом над планом послевоенного переустройства мировой валютной системы начал работать один из самых влиятельных мировых экономистов XX века, «отец макроэкономики», советник британского министра финансов Джон Мейнард Кейнс.
Предложения Кейнса резко контрастировали с предложениями Уайта. Будучи сторонником государственного вмешательства в экономику во время кризисов, Кейнс призывал к созданию крупной общемировой организации, имеющей ресурсы и полномочия для такого вмешательства при возникновении дисбалансов.
В центре валютно-финансовой системы Кейнса был мировой центробанк – Международный клиринговый союз (МКС), который выпускал как раз единую международную валюту, приснившуюся американскому министру финансов, – «банкор». Курс банкора был привязан к золоту, но по решению совета МКС мог меняться, то есть был регулируемым. Банкор можно было купить за золото по фиксированному курсу, но получить золото за банкоры было нельзя. Центробанки размещали в МКС счета в банкорах, и если им требовалось покрыть дефицит платежного баланса, получали «кредитные линии» из избытка валюты профицитных стран.
Механизм, предложенный Кейнсом, стимулировал страны ограничивать не только дефицит, но и профицит платежных балансов, поскольку стране с избыточным профицитом предстояло делиться банкорами с Клиринговым союзом. В первую очередь такая мера могла коснуться США и других крупных экспортеров. США английский план не понравился.
Отличия в видении британцем Кейнсом и американцем Уайтом послевоенной валютно-финансовой системы объяснялись кардинально разной ситуацией, в которой за годы войны оказались Великобритания и США. «Среди самых масштабных последствий Второй мировой войны были изменения экономического положения Британии и США. Это был практически полный контраст», – писал профессор права Колумбийского университета, а в прошлом американский дипломат Ричард Гарднер в книге Sterling-Dollar Diplomacy («Стерлинго-долларовая дипломатия»).
В 1945 г. на США приходилось около 50% мирового промышленного производства, страна была крупнейшим в мире экспортером с профицитом текущего счета в $11,5 млрд, что более чем в 10 раз превышало показатель конца 1930-х. Великобритания, до Первой мировой войны державшая статус самой могущественной державы и крупнейшего в мире кредитора, за годы Второй мировой превратилась в крупнейшего заемщика, которому нужны были дополнительные кредиты на восстановление. Если накануне Первой мировой войны соотношение британского долга к ВВП составляло 29%, то к концу Второй мировой – 240%. Британский экспорт в 1945 г. сократился по отношению к показателю 1939 г. на две трети, а дефицит текущего счета вырос почти в 16 раз.
США, которые рассчитывали сохранить позицию крупнейшего экспортера и нетто-кредитора, были заинтересованы в контроле за объемами и условиями кредитов, которые им придется предоставить, а вовсе не в ограничениях профицита своего платежного баланса. Небольшой объем стабилизационного фонда и самих кредитов, предполагавшийся планом Уайта (в отличие от впятеро большего объема средств Клирингового союза Кейнса), объяснялся ставкой на кредитование союзников частными американскими институтами, которое должно было перенести сердце мировой финансовой системы из Лондона в Нью-Йорк. В свою очередь, Британия была заинтересована в доступе к ресурсам, которые позволили бы ей закрывать дефицит бюджета все то время, которое понадобится на восстановление экономики.
Главный конфликт интересов в подготовке планов послевоенной международной валютно-финансовой системы заключался в том, что Британия хотела избежать ситуации, в которой бремя структурной перестройки легло бы на плечи стран-заемщиков, таких как она, а США хотели убедиться, что это бремя не будет возложено на страны с положительным сальдо, такие как Соединенные Штаты, объяснял профессор Гарвардского университета Джеффри Фриден.
«Абсолютный бедлам» и неожиданное «назначение» доллара
В начале 1943 г. о подготовке нового валютно-финансового миропорядка стали писать газеты. План Уайта был официально опубликован 7 апреля 1943 г., а план Кейнса на следующий день, 8 апреля. Весь 1943 г. оба плана активно обсуждались на международном уровне. Параллельно США и Британия вели отдельные двусторонние переговоры, которые один из их участников описывал как «абсолютный бедлам», «дуэт разногласий» и «крещендо обоюдных оскорблений».
Несмотря на всемирную славу, Кейнс обладал слабой переговорной силой – за ним стояло государство-должник с истощенными резервами, рассчитывавшее к тому же получить от США крупный кредит. За позицией же Уайта стояло золото Форт-Нокса – хранилища золотого запаса США, в котором, по разным оценкам, на тот момент скопилось от половины до трех четвертей мирового запаса монетарного золота.
Предложенный Кейнсом международный банкор вызвал у американцев настороженность: они видели в этой идее сразу две угрозы – раздачу расточительным нациям денег, которые к тому же не совсем деньги, а ненадежные «фантики», за которые США придется продавать свои товары. Когда предложение о банкорах и мировом центробанке было отвергнуто, Кейнс предложил сделать универсальным платежным средством униты Уайта, позволив конвертировать в них в любую национальную валюту. Уайт был непреклонен: это, по его мнению, привело бы к тому, что все участники затребовали бы доллары и США пришлось бы их предоставить. В результате и банкоры, и униты исчезли из итогового соглашения.
Кейнсу удалось отстоять предложение о возможности ограничений на капитальные операции и на изменение курсов национальных валют по разрешению МВФ; еще одной уступкой знаменитому экономисту стала оговорка о регулировании фондом профицитных платежных балансов. Правда, такая мера могла вводиться, только если валюта страны становилась дефицитной – в таком случае фонд мог ограничить импорт товаров, цена которых номинирована в дефицитной валюте.
Американский экономист Бенн Стил, автор книги The Battle of Bretton Woods («Битва за Бреттон-Вудс»), называл противостояние Кейнса и Уайта «поразительной драмой, полной интриг и соперничества».
Неожиданности продолжились и на самой конференции. Доллар, благодаря Бреттон-Вудской системе остающийся главной мировой резервной валютой, вовсе не рассматривался в таком статусе в рабочем варианте Бреттон-Вудского соглашения.
Совместное заявление ( .pdf) США и Великобритании, ставшее компромиссом между их предложениями и заложившее основу создания МВФ, было опубликовано в конце апреля 1944 г., за три месяца до Бреттон-Вудса, и вводило концепцию «конвертируемой в золото валюты». Предполагалось, что в международных платежах будут использоваться все валюты, поскольку «недостаточный доступ к определенной валюте и недостаток ее ликвидности создают серьезную проблему для выполнения международных платежных обязательств» (отчасти этим опасением было вызвано создание в 1969 г. МВФ специальных прав заимствования – СДР, международного резервного актива, иногда называвшегося «бумажным золотом»).
В ходе одного из заседаний представитель индийской делегации попросил разъяснить, что за «валюта, конвертируемая в золото» будет приниматься в качестве взноса. На это главный экономист минфина США Эдвард Бернштейн ответил, что попытка дать определение термина конвертируемой в золото валюты обернется долгой дискуссией, так что в качестве таковой «было бы проще рассматривать доллар США».
Так в итоговом соглашении появился пункт, гласивший, что «номинал валюты каждого участника будет выражаться в золоте <…> или в долларах США». Это стало легитимизацией доллара в качестве единственной общемировой валюты – по-видимому, благодаря случайности.
Малоизвестный «отец» Бреттон-Вудса
Соглашение, принятое в Бреттон-Вудсе, в основном базировалось на плане Уайта. Сам Уайт вскоре стал первым директором МВФ, созданного в декабре 1945 г.
Кейнс не скрывал разочарования, называя Уайта «плохим коллегой», «не имеющим ни малейшего представления о правилах цивилизованного общения», а Бреттон-Вудскую конференцию – «чудовищным обезьянником».
Кейнс хотел «состряпать сделку между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами и представить ее другим союзникам», пишет историк МВФ Джеймс Боутон. Уайт, напротив, организовал серию встреч для небольших групп стран, прежде чем собрать более 700 делегатов в Бреттон-Вудсе.
Уайт считал, что «процветание, как и мир, неделимо», пишет Боутон: послание Уайта соотечественникам, заложенное в проект Бреттон-Вудских соглашений, заключалось в том, что экономика США не сможет процветать, если люди и компании в других странах не смогут покупать ее продукцию. Частью его видения было поощрение вражеских стран «оси» присоединиться к соглашению, как только они будут готовы принять условия членства, – что и произошло.
Еще одной частью его видения было сохранение Великого альянса Второй мировой – коалиции США, Великобритании и Советского Союза. В неопубликованной рукописи, написанной в 1945 г., Уайт утверждал, что «никакая крупная война невозможна, если [Соединенные Штаты и Советский Союз] не находятся на противоположных сторонах... Основная задача, которая стоит перед американской дипломатией, – и единственная задача, которая имеет какую-либо реальную ценность для решения основных проблем, с которыми мы сталкиваемся, – это разработка способов, с помощью которых можно обеспечить дружбу и военный союз между Соединенными Штатами и Россией», – цитирует Боутон.
Уайт лично вел переговоры с СССР о новом миропорядке, советская делегация присутствовала в Бреттон-Вудсе и подписала соглашение. Но СССР его не ратифицировал и не вступил в МВФ, заподозрив Запад в стремлении завлечь его в ловушку и подчинить своим финансовым интересам. После Второй мировой и с началом холодной войны СССР стал формировать собственную межнациональную финансовую систему в рамках Совета экономической взаимопомощи социалистических стран, основанную на «переводном рубле» – наднациональной валюте с золотым обеспечением, просуществовавшей до 1991 г.
Уайт вскоре после Бреттон-Вудса был обвинен в шпионаже в пользу Советского Союза. Это нанесло такой урон его репутации, что «архитектор мировой финансовой системы» так и остался малоизвестным чиновником, зато ее создание прочно связано с именем Кейнса. Из-за обвинений Уайт ушел в отставку, проработав главой МВФ около двух лет, и умер в 1948 г. от инфаркта после дачи показаний комиссии Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности.
Кейнс, в конце 1945 г. измученный сложными переговорами с США о 50-летнем займе на $3,75 млрд, заболел, а весной 1946 г. перенес сердечный удар и умер. Оба антагониста по сути так и не увидели воплощения Бреттон-Вудской системы, полностью заработавшей только в 1958 г.
«Смертельный изъян» Бреттон-Вудса
Примерно до середины 1960-х все шло гладко: возможность обменять доллары на золото давала полную уверенность в ценности новой глобальной валюты и способствовала бурному экономическому росту стран. Но наряду с ростом экономик и экспорта росла и потребность в новых резервах, для удовлетворения которой нужны были доллары и золото.
Долларов печаталось все больше, а пополнять золотые запасы так же быстро было невозможно. При росте мировой торговли в 1960-е в среднем на 7% добыча золота в мире увеличивалась на 1–1,5%, и стимула наращивать производство при довольно низкой «замороженной» цене в $35 за унцию у золотодобытчиков не было. Золотые запасы США таяли: в течение 1960-х гг. их объем сократился вдвое.
Еще раньше, в 1950 г., США, рассчитывавшие на долгие годы профицита, превратились в страну с дефицитом платежного баланса, который продолжал расти: положительное сальдо по текущему счету было недостаточным для покрытия оттока капитала – американских чистых частных инвестиций за рубежом, военных расходов и кредитов нерезидентам. В 1961 г. аналитики ФРБ Сент-Луиса били тревогу, отмечая, что дефицит и связанный с ним отток золота вызывают серьезную озабоченность как в США, так и за рубежом относительно американской позиции в золоте.
По сути, система столкнулась с проблемой, о которой предупреждал Конгресс в 1959 г. профессор Йельского университета Роберт Триффин и которая вошла в учебники под названием «парадокс Триффина». C одной стороны, чтобы обеспечить центробанки стран необходимым количеством долларов для формирования национальных валютных резервов, необходимо, чтобы в США постоянно был дефицит платежного баланса; с другой стороны, дефицит платежного баланса США подрывает доверие к доллару и его ценность как резервного актива – для доверия требуется профицит платежного баланса. Этот парадокс делает неизбежным крах Бреттон-Вудской системы, предрекал Триффин.
Спусковым механизмом неизбежного кризиса Триффин считал момент, когда объем обязательств США перед иностранными центробанками в долларах превысит стоимость золотого запаса Форт-Нокса. В 1964 г. эти показатели сравнялись, после чего американские обязательства в долларах продолжили расти.
Инфляция конца 1960-х усугубила глобальные дисбалансы, сыграв роль «слона в комнате», которого больше нельзя было не замечать, отмечает профессор Ратгерского университета Майкл Бордо. На фоне ускорившейся инфляции курс доллара оставался на уровне $35 за унцию золота. Доллар был переоценен: для США это означало дешевый импорт, дорогой экспорт и проблемы с конкурентоспособностью и занятостью, для остального мира – что золото становится намного надежнее доллара. При этом система валютных паритетов Бреттон-Вудского соглашения не позволяла девальвировать доллар по отношению к другим валютам, не изменив стоимость золота в долларах. Страны были против такого изменения, опасаясь девальвации своих долларовых резервов, и, наоборот, пытались не допустить значительного роста рыночной цены золота к официально установленному паритету.
В начале августа 1971 г., когда обязательства США перед иностранными государствами в долларах превысили американские золотые резервы в 5 раз, Франция и Великобритания потребовали у США обменять свои долларовые резервы на золото, что почти опустошило бы золотой запас США. В ответ на это президент США Ричард Никсон объявил о закрытии «золотого окна»: центральные банки других стран больше не могли обменивать имевшиеся у них доллары на золото. Решение, вошедшее в историю как «никсоновский шок», разрушило фундамент послевоенной мировой валютно-финансовой системы. К марту 1973 г. Бреттон-Вудская система окончательно перестала существовать.
С ее распадом все мировые валюты стали фиатными – то есть не обеспеченными ни золотом, ни другими активами. Их обеспечением теперь служит доверие к политике национальных центральных банков – уверенность в сохранении покупательной способности валют. При этом курс многих валют стал плавающим. Это стало возможным благодаря Бреттон-Вудской конференции, которая 80 лет назад убедила мир прекратить валютные войны, поскольку процветание, как и мир на Земле, неделимо.
