«До всех и до каждого»: когда меньше – значит лучше

«Братья и сестры, чтобы вырваться из тисков коррупции и черных денег, мы решили, что банкноты в 500 и 1000 рупий… перестанут быть законным платежным средством с полуночи сегодняшнего дня», – услышали вечером 8 ноября 2016 г. жители Индии в экстренном телеобращении премьер-министра страны Нарендры Моди. В Индии начиналась денежная реформа, призванная искоренить «черный нал» и связанную с ним коррупцию и преступность. «Банкноты… накопленные антинациональными и антиобщественными элементами, станут бесполезными бумажками», – заявил премьер-министр. Гражданам отводилось 50 дней, чтобы обменять часть выводимых из обращения крупных купюр (в пределах 2000–4000 рупий, эквивалент $30–60), а оставшиеся внести на депозит, при этом на снятие средств с депозитов и со счетов также устанавливался лимит.

Сразу же после телеобращения толпы паникующих людей бросились штурмовать банкоматы и банки. Но оказалось, что, даже с учетом лимитов, новых купюр для обмена катастрофически не хватает: накануне реформы на банкноты в 500 и 1000 рупий приходилось почти 87% всего объема наличных и порядка четверти всех купюр в обращении, и наличные были задействованы в 9 из каждых 10 транзакций в стране. Внезапное аннулирование большой доли денежной массы представляло собой сильнейший шок ликвидности, вызвавший торможение экономики (см. врез). Люди гибли в очередях в банки, страну охватили массовые уличные протесты.

Хаос усугублялся постоянным уточнением правил обмена старых денег на новые – за неполные два месяца, которые длилась сама реформа, власти выпустили более 70 уведомлений и внесли в первоначально объявленные условия более 50 различных изменений, касающихся снятия денег в банках, банкоматах, открытия депозитов, и всевозможных исключений (например, повышений лимитов снятия наличных на свадьбы).

Хотя правила обмена и все изменения, которые в них вносились, широко транслировались, в провинции в разгар реформы лишь каждый пятый знал самое основное – какую сумму, где и до какого срока можно обменять; а почти треть не понимала, как внести деньги, традиционно хранившиеся индийскими домохозяйствами «под матрасом», на депозит, который на тот момент стал единственным способом сохранить сбережения. И хотя Моди в своем телеобращении отдельно оговорил, что все монеты, а также купюры меньшего номинала остаются законным средством платежа, каждый седьмой полагал, что некоторые монеты тоже выводятся из обращения. Это выяснили в ходе опроса, проведенного в 225 деревнях в штате Одиша на востоке Индии в середине декабря 2016 г., за две недели до завершения обмена денег, профессор MIT, нобелевский лауреат по экономике 2019 г. Абхиджит Банерджи и его соавторы. Опрос стал частью исследования, которое экономисты провели в ходе «естественного эксперимента» – индийской демонетизации – и результаты которого недавно опубликованы в оксфордском The Review of Economic Studies.

Не давая оценок самой реформе, Банерджи и его соавторы задумались о том, каковы наилучшие способы быстрого информирования большого по численности населения (что актуально не только для денежной реформы, но и, например, во время эпидемий, когда важно распространить информацию о том, что нужно делать и чего не нужно). Исследователи пришли к парадоксальному выводу, что наилучший способ вовсе не массовые информационные кампании.

«Все же показали по телевизору!»

Традиционно для информирования населения используются две стратегии: 1) широкое распространение информации для максимального охвата населения (телевидение, радио, соцсети); 2) предоставление информации нескольким избранным информаторам, чтобы те ее в последующем распространили (эта стратегия применяется, например, в вирусном маркетинге).

Банерджи и его соавторы обнаружили, что первый способ, то есть масштабные информационные кампании с использованием телевидения, радио, ярких разъясняющих постеров, вещающих на улицах громкоговорителей, выступлений активистов на площадях и т.п., – неэффективен для распространения информации среди широких слоев населения, поскольку затрудняет социальное обучение.

Социальное обучение – это обмен информацией и наблюдение за поведением других с повторением тех действий, которые несут вознаграждение, и отказом от действий, ведущих к нежелательным результатам. Например, в контексте индийской денежной реформы социальное обучение предполагало бы, что люди обсуждают и уточняют нужную им информацию о правилах обмена денег и, поняв все как следует, действуют в соответствии с этими правилами.

Полученный вывод, признают авторы, противоречит каноническим моделям социального обучения, которые предполагают, что информация распространяется как инфекция (1, 2, 3, 4, 5), и согласно которым чем больше людей о чем-то знают, тем больше число тех, кто хорошо информирован. Казалось бы, если информация доступна максимальному количеству людей, то происходящее должно быть всем понятно. А если кому-то что-то непонятно – то он всегда может спросить у других. Однако в этом, как выяснилось, и заключается проблема: если люди не знают или не поняли что-то, что должно быть известно всем, то они предпочтут воздержаться от уточнений из-за опасений прослыть глупыми или вызвать подозрения в недобросовестном поведении.

Другими словами, объяснение неэффективности масштабных информационных кампаний в том, что они создают репутационные проблемы для респондентов и затрудняют обмен информацией между ними и связанное с этим социальное обучение. То есть, несмотря на широкое информирование, люди не понимают, что должны и что не должны делать, но воздерживаются от уточнений из-за обеспокоенности тем, как они будут выглядеть, если начнут спрашивать о том, что и так транслируется «из каждого утюга».

Оказалось, что до 85% респондентов в индийских деревнях в ходе денежной реформы не стали уточнять у других людей то, чего они не поняли. Главной причиной этого участники опроса называли боязнь прослыть глупыми, безответственными, ленивыми или имеющими дело с «черным налом». Опасения не были беспочвенными – жители признавались, что, если бы к ним в середине реформы за разъяснением того, что и так широко освещается по телевидению, обратились другие люди, они посчитали бы их безответственными, глупыми, ленивыми или обналичивающими «грязные деньги».

«Я не обменял деньги, потому что не знал, когда завершается обмен. Я не хотел спрашивать об этом других, потому что боялся, что они скажут: «Ты что, спал все это время? Все же показали по телевизору!» – приводят исследователи слова одного из опрошенных. «Если кто-то не обменял деньги до декабря, он точно должен быть самым большим дураком в мире», – цитируют Банерджи и соавторы другого респондента, чьи слова подтверждают обоснованность опасений первого.

Эксперимент в Одише

Банерджи и его соавторы, помимо опроса, провели в ходе реформы эксперимент в деревнях штата Одиша, чтобы выяснить, какие альтернативные стратегии массового информирования могут снимать репутационную проблему и подталкивать людей к более активному сбору и обмену информацией.

Исследователи описали понятным языком главные правила реформы на основе официальных разъяснений Резервного банка Индии (всего с 9 ноября по 31 декабря 2016 г. он выпустил 57 таких писем) и подготовили два вида брошюр: одни содержали 24 факта, а другие – всего два. Брошюры исследователи раздали деревенским семьям. Ни одна брошюра не давала полной информации обо всех правилах реформы. Чтобы в них разобраться, жителям деревни было бы полезно обсудить друг с другом полученную информацию – на это и был расчет исследователей.

В каждой из 225 деревень, участвовавших в эксперименте, применялась одна из четырех стратегий:

1. Все домохозяйства в деревне получили брошюры с одной и той же информацией, и каждой семье сообщалось, что такие же брошюры есть у всех других жителей деревни.

2. Все домохозяйства получили одинаковые брошюры, но не знали, получил ли такую же брошюру кто-либо еще из жителей их деревни.

3. Брошюры получили только пять домохозяйств, в которых жили самые известные в деревне сплетники; и то, что у «главных сплетников» появились такие брошюры, было известно всем (как показало более раннее исследование Банерджи в соавторстве с другим нобелевским лауреатом Эстер Дюфло, через сплетников нужная информация может распространяться быстрее, чем другими способами).

4. Аналогично стратегии 3, брошюры получили пять «главных сплетников» в деревне, но их односельчане этого не знали.

Через три дня после раздачи брошюр экспериментаторы вернулись в деревни выяснить, какая из стратегий привела к наиболее интенсивному социальному обучению. Чтобы ответить на этот вопрос, они рассчитали два показателя: вовлеченность жителей деревень в обсуждение реформы и их осведомленность о ее правилах. Кроме того, исследователи выясняли, как та или иная стратегия повлияла на реальные действия респондентов.

По вовлеченности в обсуждение реформы наилучший результат показала стратегия 2 (широкое информирование, при котором люди не знали, кто еще из них получил такую же информацию): в деревнях, где она применялась, экспериментаторы зафиксировали самое большое число разговоров о реформе в расчете на каждого респондента. Самой слабой оказалась стратегия 4 – распространение информации через пять избранных людей без оповещения остальных о наличии у этих пятерых такой информации. Причем в стратегиях с ограниченным кругом информированных лиц раскрытие сведений о том, кто эти лица (стратегия 3), увеличивало количество разговоров о реформе вдвое (в сравнении со стратегией 4). А в стратегиях широкого освещения все было наоборот: знание о том, что информация доступна всем (стратегия 1), сокращало количество обсуждений более чем наполовину по сравнению с ситуацией, когда информация доступна всем, но люди об этом не знали (стратегия 2).

Правда, если информация относительно сложна (в полученной брошюре 24 факта, а не два), люди с большей вероятностью обратятся к другим за разъяснениями даже в самой невыгодной ситуации: риск испортить мнение о себе ниже, когда человек хочет обсудить длинный список фактов в толстом буклете, чем когда он не понял всего двух фактов, отмечают исследователи.

При применении стратегий широкого освещения (1 и 2) информацию получало 100% домохозяйств, в то время как при распространении информации через сплетников – в среднем всего около 10%. Но в первом случае люди далеко не всегда знали больше, показал второй индикатор, рассчитанный исследователями, – осведомленность. Он вычислялся как доля правильных ответов респондентов на вопросы о денежной реформе.

Лучше всех осведомлены оказались не те, кто получил изначально больше информации («толстые брошюры»), а те, кто активнее участвовал в обсуждениях. Поэтому среди всех стратегий самой неэффективной с точки зрения осведомленности оказалась традиционная стратегия широкого информирования, в которой все получают одну и ту же информацию и знают, что другие получили аналогичный набор данных. Наиболее же высокий показатель осведомленности демонстрировали люди из деревень, где информацию распространяли пять сплетников и о наличии у них информации было известно (стратегия 3).

Тот факт, что информирование через ограниченный круг лиц генерирует в сообществе большее знание, чем предоставление информации каждому, поражает, признаются авторы исследования. Еще один контринтуитивный вывод – предоставление большего количества информации не улучшает осведомленность: получившие буклет с 24 фактами в среднем знали не больше, чем те, кто получил буклет с двумя.

Реальные решения

Последним этапом исследования стал опрос, позволяющий понять, как каждая из четырех опробованных стратегий распространения информации о денежной реформе повлияла на реальные решения людей. Он подтвердил, что большее взаимодействие между людьми ведет к большему знанию, что, в свою очередь, приводит к улучшению качества решений, отмечают авторы.

Так, в стратегиях широкого информирования (стратегии 1 и 2) знание о том, что другим предоставлена та же информация, не только снижало взаимодействие между людьми и обсуждение реформы, но и наполовину сокращало вероятность принятия оптимального с экономической точки зрения решения. В стратегиях избирательного информирования (3 и 4), напротив, знание о том, кому сообщили информацию, побуждало чаще спрашивать о ней и в итоге повышало долю верных решений в 1,8 раза.

В «общем зачете» сопоставимую максимальную результативность показали стратегия 2 (массовое информирование, когда люди не знают о том, что оно массовое) и стратегия 3 (распространение информации через избранных лиц, когда люди знают о том, что эти лица владеют нужной информацией).

Тем самым решить проблему репутационных издержек респондентов и добиться максимальной информированности населения можно двумя способами, заключают авторы:

1)    когда нужной информацией обладает ограниченный и известный круг людей, доступных для коммуникации;

2)    когда информация предоставляется всем, но никто не знает, сколько людей ее получило.

В обоих случаях люди охотнее задают вопросы другим и в итоге принимают более взвешенные решения. Первый способ означает, что распространение информации через нескольких лиц (при условии, что все знают о наличии у них информации) дает те же результаты, что и предоставление информации всем домохозяйствам – при условии, что они о широком освещении не знают. Тем самым предоставление информации меньшему количеству людей может, как ни странно, способствовать ее лучшему распространению и пониманию, чем максимально широкое вещание, поясняют авторы.

Аналогично второй способ – массового индивидуального информирования, когда информация доставляется каждому персонально, – эффективнее массовых публичных медиакампаний «для всех сразу». На практике это могло бы выглядеть как доставка каждому лично листовок или информационных писем или рассылка информации при помощи СМС.

То, какую из двух наиболее эффективных стратегий лучше использовать, зависит от ситуаций, но следовало бы учитывать выявленные препятствия при широком распространении информации, советуют исследователи. Мотивация к поиску информации и социальному обучению зависит не только от объема изначально предоставленных сведений, но и от того, что, по мнению людей, знают другие люди, заключают Банерджи и его соавторы.