Как США перестали быть самым конкурентным рынком в мире

Капиталистам не всегда выгоден капитализм. Свободный рынок и высокий уровень конкуренции – это благо для потребителей, но очень часто в интересах лидеров рынка – конкуренцию ограничить, затруднив вход на рынок для новичков и закрепив свое преимущество, показывали экономисты Луиджи Зингалес и Рагхурам Раджан в книге «Спасение капитализма от капиталистов». Уровень конкуренции и справедливые правила игры поддерживаются институтами. Именно поэтому они так важны для экономического роста. Чем выше уровень конкуренции, тем быстрее растут экономика и общая факторная производительность.

Концентрация и эффективность

За последние 30 лет уровень концентрации в американской экономике значительно вырос. Так, в промышленных отраслях доля в продажах четырех крупнейших компаний увеличилась в среднем с 38% почти до 44%, а топ-20 – с 68% почти до 74%, в ритейле – с 15% до 30% и с 30% до 45% соответственно. Доля прибыли в ВВП нефинансовых компаний повысилась примерно с 5% до 14% до уплаты налога, или приблизительно с 3% до 11% после его уплаты.

Европа обогнала США по уровню конкуренции за последние 30 лет, подсчитали Герман Гутьеррес и Томас Филиппон из NYU Stern School of Business. Американская система регулирования за последние десятилетия стала значительно более дорогой, сложной, менее предсказуемой, а ее вмешательство в бизнес заметно выросло. С начала 1990-х на американских рынках уровень концентрации возрос в 75% американских отраслей (и по выручке, и по инвестициям), увеличились прибыли, а в Европе этого не наблюдалось. Концентрация привела к тому, что цены (с поправкой на величину зарплат и производительность труда) росли в США быстрее, чем в Европе.

За последние 20 лет в США доля прибыли в добавленной стоимости выросла на 5 п.п., а доля труда в ВВП – снизилась примерно с 67% до 60%. В Европе ничего такого не наблюдалось. В отраслях, где концентрация росла быстрее всего, сильнее увеличивалась прибыльность компаний, особенно благодаря слияниям и поглощениям. В то же время операционная эффективность компаний на этих рынках не росла.

Фактически это означает, что рыночная доля сама по себе становится источником создания стоимости и для компаний, и для их акционеров.

Экономисты со времени президентства Барака Обамы бьют тревогу, что американские рынки перестают быть конкурентными. Концентрация ведет к замедлению инвестиций в США и росту безработицы.

Растущая концентрация стала причиной снижения доли труда в американской экономике. Модель, когда «победитель получает все», привела к появлению фирм-суперзвезд: занимаемые ими доли рынка растут. Это происходит во множестве отраслей, и чем сильнее – тем больше падает доля труда в экономике и тем сильнее растет прибыль.

Драйверы концентрации

В 2000-х рост концентрации объясняли тем, что в экономике увеличивается значимость нематериального капитала (патенты, бренды, авторские права, программное обеспечение). Юридическая защита всей этой интеллектуальной собственности повышает масштабируемость такого капитала в сравнении с физическим, что подстегивает концентрацию и делает инвестиции в физический капитал сравнительно менее выгодными. Уменьшается обмен знаниями между компаниями-лидерами и всеми остальными: так юридическая защита технологий и знаний делает экономику более концентрированной.

Рост концентрации объясняли также увеличением эффективности компаний-лидеров, но, как показывают Филиппон и Гутьеррес в другой работе, проанализировав эволюцию фирм-суперзвезд за последние шесть десятков лет, вклад крупных фирм в прирост продуктивности американской экономики с 2000-х гг. снизился более чем на треть.

В начале XXI века концентрация росла не только в США (где на разных рынках рыночная доля 10% крупнейших компаний выросла на 4–8 п.п.), но и в Европе (там этот рост составил 2–3 п.п.). Это касается как промышленности, так и сферы нефинансовых услуг и интернет-компаний. В 1990-х драйвером концентрации в американской экономике были растущая продуктивность лидеров, ценовая конкуренция и инновации. А вот после 2000 г. концентрация стала приводить к высоким ценам, слабому приросту инвестиций и производительности труда: из «хорошей» концентрация становится «плохой». В 1990-х прирост инвестиций в США был ответом на растущую конкуренцию с Китаем. А затем госрегулирование привело к росту концентрации, снижению уровня конкуренции, и инвестиции перестали расти. Снижение инвестиций в США началось в 2000-е, и причина здесь именно в начавшем понижаться уровне конкуренции и выросшем регуляторном бремени.

Конкуренция выгодна потребителям

Конкуренция работает на благо потребителей. Чем выше концентрация, тем больше у компаний возможностей увеличивать наценку. В США она росла на протяжении 1988–2015 гг. С начала 1980-х средняя наценка в США увеличилась с 20% до более чем 50%.

В Европе в это время наценка снижалась. К примеру, во Франции устранение олигополии на рынке мобильной связи привело к тому, что стоимость этих услуг за два года опустилась с уровня на 15% выше, чем в США, до уровня на 25% ниже. Реформы в европейской телеком-индустрии привели к тому, что домашний интернет в Европе стоит $30–40, а в США – порядка $68 в месяц. Если бы регулирование в американском телекоме было такое же, как в немецком, американские потребители экономили бы порядка $65 млрд в год. А ведь еще в 1990-х США были в этой отрасли очень конкурентным рынком, чем объяснялось более быстрое распространение интернета в США в сравнении с Европой.

Аналогичная ситуация и с авиаперевозками. Европейский антимонопольный орган строже американского подходит к выдаче разрешений на слияния компаний. Четыре слияния авиакомпаний за 2008–2014 гг. (Delta – Northwest, United – Continental, Southwest – AirTran, American – US Airways) привели к заметному росту концентрации и прибыли у объединенных компаний. В то же время в Европе концентрация в целом сократилась благодаря снижению барьеров для входа на рынок и экспансии лоукостеров. Многие американские экономисты полагают, что антимонопольное регулирование в США является недостаточно строгим.

В тех отраслях промышленности США, где концентрация оказалась особенно сильной, выросли прибыли и цены акций производителей, а вот инвестиции – упали. В Европе, наоборот, инвестиции выросли, хотя прибыли и рост цен акций ниже, чем в США.

Роль регулирования

Регулирующие органы США и Европы имеют сходные цели и устроены похожим образом. В конце XX века Европа заметно отставала от США с точки зрения регулирования рынков. Успех Европы последних десятилетий объясняется тем, что наднациональные власти Европы более независимы и не подвержены лоббизму на национальном уровне. Сильнее всего от этого выигрывают страны со слабыми институтами, которые сами не смогли бы поддерживать конкуренцию на таком уровне.

Модель Филиппона и Гутьерреса показывает, что при наднациональном регулировании ущерб от «захвата регулятора» сильными игроками выше в сравнении с ситуацией, когда в интересах крупных участников рынка действует национальный регулятор. Поэтому европейцы с самого начала постарались выстроить схему с более сильным и независимым регулятором, чем это бывает на национальном уровне. Это получилось, и высокий уровень конкуренции – награда за успех.

В 1970–2013 гг. европейцы провели множество реформ, дерегулировавших продуктовые рынки. В результате регуляторные барьеры были существенно снижены, стоимость входа на общеевропейский рынок понизилась. Дерегулирование ведет к росту инвестиций на рынках, которые оно затронуло, к росту производительности и выпуска (хотя и медленному). Впрочем, в 2010-х дерегулирование европейских рынков замедлилось.

За последние 30 лет регистрация новых фирм в США упала с 12–14% до 8–9% (от их общего количества). Доля фирм моложе пяти лет в суммарной занятости снизилась с 18% до 8%. Барьеры для входа повысились из-за регуляций и лоббирования. Причем особенно сильно замедлился вход на рынок новых фирм в тех секторах, где высоки расходы на лоббирование. В этом смысле устранение потенциальных конкурентов можно рассматривать как показатель успешности лоббирования.

Чем сильнее зарегулирован рынок, тем меньше на нем появляется новых фирм и тем медленнее создаются там рабочие места. Чем меньше размер компании, тем сильнее ей вредит госрегулирование. Особенно это ощутимо на новых растущих рынках: там барьеры входа сильнее всего влияют на приход новых участников. Чем выше барьеры входа, тем крупнее оказываются те новые участники рынка, которым удается на него прорваться. Повысившаяся стоимость входа на рынок уменьшает потребление в США примерно на 5–10%.

Филиппон и Гутьеррес объяснили и то, почему американские фирмы намного больше европейских (более чем в 2 раза) тратят на лоббирование своих интересов: на национальном уровне добиться успеха в этом отношении проще, чем убедить наднационального регулятора. Расходы американских фирм на лоббирование заметно выросли в 2000-е – как раз тогда, когда американцы стали отставать от Европы с точки зрения прозрачности госрегулирования. США перестали быть самым конкурентным рынком в мире, и теперь нужны серьезные усилия, чтобы вернуть конкуренцию на рынки.

Впрочем, не стоит с ходу отвергать и более оптимистичную теорию, объясняющую большую часть изложенных выше данных. Ее предложили Филипп Агийон (LSE), Антонен Берго (Банк Франции), Тимо Боппарт (IIES, Стокгольмский университет), Питер Клиноу (Стэнфорд) и Хуэйю Ли (ФРБ Сан-Франциско). Они полагают, что снижение темпов роста, растущая концентрация и снижение доли труда в экономике вызваны тем, что у высокотехнологических фирм с низкой долей затрат на труд упали издержки, связанные с экспансией на новые рынки. Поэтому такие компании (Amazon, Microsoft и т.д.) работают одновременно на разных продуктовых рынках. В то же время новичкам проблематично повторить достижения техногигантов, их рыночная доля снижается, и они меньше тратят на инновации (лидеров все равно не догнать). Лидеры тоже снижают затраты на инновации, поскольку «снизу» конкуренция невелика, а при дальнейшей экспансии они будут вынуждены конкурировать друг с другом.