Мошенничество как драйвер глобального кризиса
С самого начала глобального финансового кризиса 2008 г. возникали предположения, что за обвалом на рынке ипотечного кредитования США может скрываться масштабное мошенничество. Когда кризис разразился, СМИ вспомнили, как еще в 2004 г. Крис Свекер, помощник директора ФБР по криминальным расследованиям, заявлял: мошенничество захлестнуло американский ипотечный рынок и «может перерасти в эпидемию». Однако должной реакции со стороны властей, как и самого ФБР, не последовало.
Но даже спустя более чем десятилетие единого мнения о том, было ли мошенничество основной причиной глобального кризиса, нет, отмечает Джон Гриффин, профессор финансов Техасского университета в Остине. И если после кризиса ссудо-сберегательных касс в США, произошедшего в конце 1980-х гг. и также связанного с откровенным мошенничеством, к тюремному заключению было приговорено более 1700 финансистов, многим из которых, кроме того, пришлось уплатить штрафы и компенсации от нескольких сотен тысяч до нескольких десятков миллионов долларов, то по итогам глобального финансового кризиса 2007–2009 гг. только один-единственный банкир оказался в тюрьме за завышение стоимости ипотечных облигаций (см. врез).
В своей статье в Journal of Economic Literature Гриффин обобщил результаты нескольких десятков академических исследований о процессе создания и продажи сложных финансовых продуктов, обеспеченных ипотечными кредитами, и обнаружил, что ключевой движущей силой финансового кризиса были конфликты интересов всех участников этого процесса – от оценщиков недвижимости до рейтинговых агентств, – способствовавшие повсеместному мошенничеству.
Пирамида лжи
В начале 2000-х гг. рынок ипотечного кредитования США стал насыщаться. Банки-кредиторы для повышения прибыли начали расширять пул заемщиков за счет наиболее рискованных групп – выдавать кредиты на жилье заемщикам, не имевшим возможностей эти кредиты обслуживать (например, тем, у кого не было стабильного дохода и активов для залога по кредиту). Оценщики недвижимости и залоговые управляющие, чей бизнес зависел от выдачи ипотечных кредитов, завышали свои оценки, чтобы получить прибыль и нарастить долю рынка. Андеррайтеры (те, кто определяет уровень риска для кредиторов) ради прибыли искажали качество «плохих» кредитов, завышая его. Рейтинговые агентства должны были независимо оценивать кредитные риски и в соответствии с этим присваивать рейтинги финансовым инструментам, однако деятельность и комиссионные доходы агентств зависели от банков – которые, в свою очередь, могли получить больше прибыли, если ценным бумагам, обеспеченным кредитами низкого качества, присваивался высший рейтинг ААА. Бумаги с таким рейтингом охотно приобретались крупными инвесторами (пенсионными и инвестиционными фондами, страховыми компаниями, крупными банками).
У всех ключевых участников жилищного и финансового рынка – банков, ипотечных и кредитных агентств, андеррайтеров, оценщиков недвижимости и залоговых управляющих – возникал конфликт интересов, поскольку прямо или косвенно деятельность каждого из них зависела от потока новых ипотечных сделок.
В результате цены на рынке жилья сначала резко выросли, а затем рухнули, когда домовладельцы, не способные выплачивать ипотеку, начали объявлять дефолты. Общее падение доверия на рынке структурных финансовых продуктов привело к банковскому кризису. Банкам и другим инвесторам пришлось списывать многомиллиардные убытки от вложений в ипотечные облигации. Кризис на рынке ипотечного кредитования очень быстро перерос в глобальный финансовый кризис, получивший название «Великой рецессии». Экономическая активность упала в половине стран мира, в 85% из них не восстановившись до докризисного уровня и спустя 10 лет; кризис привел к значительному падению доходов домохозяйств и резкому росту безработицы, снижению рождаемости и усилению неравенства. Чистая стоимость активов среднего домохозяйства только в США упала на 40% и спустя десятилетие после кризиса все еще оставалась ниже на треть, чем до него; а поколение, родившееся в 1980-х гг., чье начало взрослой жизни пришлось на «Великую рецессию», навсегда останется беднее своих родителей.
Мир неполной информации
Как мошеннические практики влияют на обвал цен на жилье, Гриффин показал на примере Калифорнии, где до разразившегося кризиса было выдано наибольшее количество ипотечных кредитов. Его анализ показал заметную корреляцию между недобросовестной выдачей ипотеки в 2003–2006 гг. и падением цен на жилье в 2007–2010 гг. В районах штата, где более 15% ипотечных кредитов было выдано с нарушениями, цены на жилье в среднем упали на 44,6%, тогда как в районах, где нарушений было менее 3%, снижение цен составило 5,4%.
С 2003 по 2007 г. пул ипотечных ценных бумаг, не обеспеченных гарантиями государственных агентств США (non-agency residential mortgage-backed securities, RMBS), вырос почти в три раза, с $1 трлн до $2,7 трлн, а объем обеспеченных долговых обязательств (collateralized debt obligations, CDO), состоящих из наименее надежных траншей RMBS, – более чем втрое, с $300 млрд до $1,1 трлн. При этом информация банков примерно о половине (48,8%) кредитов, на основе которых выпускались RMBS, оказалась в той или иной степени недостоверной (в части оценки недвижимости или доходов заемщика). Подобные мошенничества банки могли урегулировать, выплачивая компенсации – общая сумма подобных компенсаций, о которых стало известно, оценивается в $137 млрд, но может быть и больше, так как большинство подобных соглашений недобросовестные банки заключают негласно.
Анализом RMBS и CDO и присвоением им рейтинга занимались самые авторитетные рейтинговые агентства – и изначально примерно 85% выпущенных RMBS и CDO имели наивысший рейтинг ААА, что позволяло многим институциональным инвесторам покупать эти бумаги, считая их супернадежными (например, вероятность дефолта корпоративных облигаций с рейтингом ААА за пятилетний период оценивается как 1 к 1000) и не вникая глубоко в детали их выпуска. Однако зачастую рейтинговые агентства проводили оценку рисков «навскидку», не основываясь на собственных математических моделях, чтобы их оценки не противоречили оценкам конкурентов и не отпугнули банки-клиенты. Без таких «уточнений» рейтинг ААА, присвоенный ипотечным бумагам, мог бы быть на уровне ВВВ. В 2007 г. их стоимость начала резко снижаться – так, RMBS подешевели на 75%; к концу 2013 г. они стоили половину своей изначальной цены.
Многочисленные исследования, проведенные после глобального кризиса, указывают на мошенничество как на основную причину, заключает Гриффин, оговаривая очевидность того, что многие сделанные им связи между выводами академических работ носят концептуальный характер, а в мире с неполной информацией невозможно задокументировать полную величину неточно измеренных эффектов.
Учитывая, что силы рыночного искажения, по-видимому, живы на рынке и сегодня, осознание наличия «поиска ренты» в финансовом секторе, а также повышение осведомленности об издержках мошенничества могли бы стимулировать исследования того, как минимизировать ущерб от подобных действий, надеется Гриффин: «И если финансовый кризис 2008 г. обнажил серьезные структурные проблемы финансового рынка в прошлом, экономический кризис, вызванный пандемией коронавируса, может показать, какие конфликты интересов и недобросовестные практики скрывает финансовый рынок сейчас».
