Из-за высокого неравенства, уменьшающейся межпоколенческой мобильности и низкой экономической динамики последних полутора десятилетий нынешние молодые могут оказаться первыми поколениями, которые будут жить хуже предыдущих.
  |   Борис Грозовский, Александра Припадчева

Вслед за миллениалами (родившимися в 1980-х – середине 1990-х гг.) во взрослую жизнь начинает входить поколение Z («зумеры», родившиеся в конце 1990-х – начале 2010-х). Эти два поколения – самые многочисленные в мире (а последние несколько лет в численности глобального населения начинают доминировать зумеры). И в сравнении с предыдущими возрастными когортами они оказались в «проигрыше».

Портрет поколения

В сравнении с предшествующими поколениями миллениалы и зумеры – люди более образованные, они дольше учатся и позже выходят на рынок труда. Они привыкли к идеологическому, культурному и потребительскому разнообразию и терпимости, к тотальной диджитализации и глобальной связанности (поколение Z вообще не знает мира без интернета), воспринимают мир сквозь призму современных технологий.

Для многих людей из младшей части миллениалов и старших в поколении Z (то есть родившихся во второй половине 1990-х – начале 2000-х) характерна более высокая, чем у родителей, склонность к ценностям самореализации и участию в волонтерской активности, озабоченность глобальными проблемами. У многих сильно развита ценность коллаборации и равенства. Они уделяют большое внимание поиску и построению своей идентичности, уважая идентичности других; в сравнении с предыдущими поколениями они менее религиозны и более толерантны. В этом поколении, чье детство и юность пришлись на начало политической поляризации мира и на глобальный финансовый кризис, много прагматиков, умеющих четко ставить цель и находить способы ее достижения.

В то же время для молодых характерны повышенная тревожность и депрессии, они осознают, что их поколению придется столкнуться с серьезными глобальными вызовами – от изменения климата и развития искусственного интеллекта до генетической инженерии и сопутствующих всему этому непростых этических дилемм. Они не удовлетворены современными государствами, считая, что те могут делать куда больше для решения задач, не решаемых на уровне отдельных людей и бизнеса. Это недовольство усугубляется экономическими проблемами, которые обострились, когда «у руля» находились предыдущие поколения, а решать которые предстоит молодым когортам.

Не вовремя повзрослели

Богатыми люди обычно становятся ближе к старости, постепенно накапливая активы и выплачивая долги. Например, в Великобритании медианный уровень богатства человека в возрасте 25–34 лет составляет 66000 фунтов стерлингов, а в 55–64 года достигает максимума за все время жизни: 416000 фунтов. В возрасте 25–34 лет только 10% людей попадают в топ-50% популяции по накопленным активам, а среди тех, кому 55–64 года, таких 70%. Это объективное межпоколенческое неравенство – но сейчас оно сильно осложняется непростой экономической ситуацией последних 10–15 лет.

Если «бумеры» и поколение X в США и Европе росли в относительно благополучное время, то детство зумеров и выход миллениалов на рынок труда совпали с «Великой рецессией». Официально она закончилась в 2009 г., но в 2016-м чистые активы средней американской семьи были все еще на 30% ниже, чем в 2007 г. И младшие миллениалы, и зумеры наблюдали затяжную стагнацию, снижение доходов своих родителей и их напряженную борьбу с кредитным кризисом, а старшие миллениалы столкнулись с этим лично.

Для многих эта рецессия толком еще не закончилась, и вот на смену ей пришел коронавирусный кризис: в этом году впервые с 1998 г. в мире вырастет число бедных. Коронакризис в плане доходов сильнее ударил по молодым из-за локдауна, остановившего работу сферы услуг. Безработица среди 15–24-летних в США, Великобритании, Австралии, Канаде значительно превышает ее средний уровень. В США сейчас 28% американцев в возрасте 16–24 лет не работают и не учатся – против 12% в начале этого года.

Коронавирусная эпидемия лишь усугубила негативный тренд с занятостью и доходами младших поколений. Низкие доходы на старте трудовой карьеры имеют пролонгированный эффект: они влияют на последующие заработки и на величину пенсионных накоплений. И доходы, и сбережения миллениалов значительно ниже, чем у двух предыдущих поколений в их возрасте. Они позже своих родителей создают семьи, заводят детей и покупают дома. И позже получат наследство, дающее существенную прибавку в активах: родители миллениалов живут дольше предшествующих поколений.

Проблема не только в вялом состоянии рынка труда начиная с 2007 г. С момента, когда во взрослый возраст входили родители миллениалов и зумеров (поколения бумеров и X соответственно), рынок труда и экономика в целом сильно изменились. Два предыдущих поколения в развитых странах на протяжении своей жизни наблюдали в основном повышение своего благосостояния. Однако со временем неравенство между людьми одного поколения повышалось, а социальная мобильность падала. Постепенно замедлялась и межпоколенческая мобильность – рост доходов от поколения к поколению.

В результате в США у 92% людей, родившихся в 1940-е гг., доходы выше, чем у их родителей, подсчитал Радж Четти из Гарварда и его соавторы, а среди родившихся в 1980-е более высокие, чем у родителей, доходы имеет уже лишь половина. Аналогичные выводы получил Уильям Гейл из Института Брукингса и его соавторы: поколение, родившееся в 1981–1996 гг., в 2016 г., то есть в возрасте 20–35 лет, было беднее, чем предшествующее поколение, находившееся в том же возрасте в 1989–2007 гг.

Сейчас в США чистые активы миллениалов на 41% ниже, чем у людей того же возраста в 1989 г., реальные доходы – на 20% ниже, чем у поколения беби-бумеров в 1980 г., а вероятность потерять половину доходов – вдвое выше. При этом у миллениалов большие долги (см. врез), и они едва ли скоро начнут сберегать: в сравнении со своими родителями и дедушками-бабушками миллениалы находятся на намного более низкой траектории генерации богатства.

Этот многолетний негативный экономический опыт «встроен» в восприятие молодежью экономической реальности: перспективы неопределенны, уверенности в преуспевании нет, но есть сильный запрос на социальную справедливость. Похожая ситуация повторяется и с зумерами.

Добавляет неопределенности проблема госдолга и разбалансировка госбюджетов, систем пенсионного обеспечения и здравоохранения. Поколение бумеров, начавшее работать 35–50 лет назад, может оказаться последним, получающим хорошую пенсию.

Факторы уязвимости

Изменения экономического ландшафта, в который вступают два младших поколения, не ограничиваются затяжной рецессией и коронавирусным кризисом. Молодым все чаще приходится платить за свое образование: например, в 1970 г. в Великобритании только 8,4% студентов оплачивали университетское образование, а в 2000 г. – уже 33%. Этот тренд заметен и в других странах. При этом доля людей, имеющих высшее образование, увеличилась – среди молодых она выше, чем в поколениях старше. В то же время рост расходов на образование, оплату жилья одновременно с замедлившимся ростом зарплат оставляет в распоряжении сегодняшних 25–40-летних меньше денег, чем было у их сверстников 20–40 лет назад.

После рецессии в развитых странах перестала быть доступной ипотека. Среди британцев 25–29 лет меньше домовладельцев, чем было среди их ровесников 5–10 лет назад. Из родившихся в конце 1980-х только 25% владели жильем в 27 лет, а пятью годами раньше в этом же возрасте домовладельцами были 33%. В США ситуация весьма похожая.

В 2019 г. миллениалам принадлежало только 5% американских домов; на долю предыдущего поколения в том же возрасте приходилось 15%. Еще в 2005 г. среди американцев младше 35 лет свое жилье было у 43%, а в 2015 г. – только у 31%. Вместо ипотеки миллениалы аккумулируют потребительские кредиты и студенческие займы. Экономические сложности превращают миллениалов в «потерянное поколение»: они уже слишком взрослые для молодежной богемной жизни, но не имеют средств на обзаведение жильем и семьей.

Еще один фактор уязвимости, о котором напомнили недавние волнения в США: среди миллениалов в сравнении с предшествующими поколениями выше расовое разнообразие и доля национальных меньшинств. А они беднее, и в этом измерении неравенство еще более острое; оно тоже будет работать на экономическое неблагополучие миллениалов и зумеров. В 1980 г. в США среди поколения бумеров было 78% белых американцев, а сейчас среди миллениалов их 57%. Чистые активы молодого белого американца составляют $26100, американца латиноамериканского происхождения – $14700, а афроамериканца – $5700. Расовое неравенство в накоплении богатства у молодых в 1,5–2,6 раза выше уровня неравенства по доходам.

Уровень мобильности

Неравенство не было бы большой проблемой, если бы росла мобильность и уровень доходов. Но этого нет, а в такой ситуации проблема неравенства ощущается значительно острее. Неравенство консервируется и тем, что молодежь из семей с низкими доходами не только меньше инвестирует в образование, но и получает от этих инвестиций пониженную «премию» (их зарплаты не так быстро растут вместе с уровнем образования). Когда социальные лифты ломаются, неравенство становится застойным.

Насколько повышается благосостояние детей благодаря успехам их родителей? Не очень сильно, продемонстрировали Радж Четти, Эммануэль Саез из Беркли и их соавторы. Перемещение родителей на 10 процентных пунктов вверх по лестнице распределения доходов повышает благосостояние их детей втрое меньше – всего на 3,4 п.п. Поэтому попытки уменьшить уровень неравенства за счет перераспределения перестают иметь эффект уже через пару поколений. Мобильность еще и сильно отличается от региона к региону. Так, в Сан-Хосе (крупный город в Калифорнии, центр Кремниевой долины) вероятность, что ребенок из семьи, находящейся в нижнем квинтиле по доходам, достигнет верхнего квинтиля, составляет 12,9%, а в Северной Каролине («Табачный штат») – всего 4,4%. В итоге, показывает Четти, межпоколенческая мобильность выше там, где ниже неравенство в доходах и территориальная сегрегация, лучше качество образования, больше социальный капитал и более стабильны семьи.

Низкая социальная мобильность, или неравенство возможностей, также вносит большой вклад в неравенство. Даже в Европе (Германия, Франция, Великобритания и Италия), где сейчас мобильность выше, чем в США, она объясняет, согласно исследованию итальянских экономистов, 30–50% величины неравенства. При этом в последние десятилетия мобильность снижается и в США, и в Европе.

Неравенство возможностей обусловлено благосостоянием, образованием и местом жительства родителей, гендером, этничностью и т.д. Именно эта часть неравенства является «нечестной»: она вызвана не личными усилиями человека, а обстоятельствами, на которые он не может повлиять. Там, где неравенство возможностей выше (а социальная мобильность – ниже), его величина объясняет большую долю совокупного неравенства.

В то время как в Европе экономическая мобильность снижалась, в развивающихся странах в последние полвека она оставалась на стабильном уровне. Это выяснили экономисты Всемирного банка, построив межпоколенческую базу неравенства возможностей для 96% мировой популяции. Из поколения людей, родившихся в развивающихся странах в 1980-е гг., только 15% тех, чьи родители были в нижней половине по доходам, выбрались в верхний квартиль, а 2/3 так и остались в нижней половине.

Есть и поводы для оптимизма: по всему миру быстро сокращается гендерный компонент неравенства, растет и образовательная мобильность. Но динамика сильно отличается от страны к стране. Так, если в странах Восточной Азии уровень образования 80% взрослых выше, чем был у их родителей, то в Африке южнее Сахары – всего у 12%. За последние полвека межпоколенческая мобильность немного подросла в Восточной Азии, Латинской Америке и на Ближнем Востоке, в Восточной Европе и Центральной Азии – снизилась, а в Африке не изменилась. Чем беднее экономика и чем она менее устойчива, тем выше в ней неравенство возможностей.

Высокое фактическое неравенство наряду с низкой социальной мобильностью, неравенством возможностей и стагнацией реальных доходов определяет текущее экономическое положение миллениалов и отчасти зумеров. Эти факторы становятся причиной того, что молодые сейчас позже достигают «маркеров взрослости»: женятся, покупают жилье и заводят детей. Влияют они и на взгляды молодых на экономику и политику. Выражения «окей, бумер» ( мем, используемый подростками в качестве насмешки над устаревшими взглядами старших поколений) и «поколение снежинок» ( Generation Snowflake – ироничное название поколения людей, которые становились взрослыми в 2010-е гг.) фиксируют разрушение «межпоколенческого контракта». Финансовые обязательства миллениалов превышают их возможности, и условия общественного воспроизводства ухудшаются, в то время как поколение бумеров в экономическом отношении чувствует себя намного лучше: это неизбежно приведет к изменениям в мировой экономической политике, когда нынешние молодые начнут оказывать на нее определяющее влияние.