Десятилетиями меры политики были направлены на регулирование спроса. Ситуация изменилась, и надолго: нужно перестроить всю макроэкономическую политику на поддержку предложения, иначе инфляция может выйти из-под контроля и экономика свалится в штопор, считает глава BIS.
  |   Ольга Волкова Эконс

Экономику принято рассматривать в основном через призму совокупного спроса, под который подстраивается совокупное предложение. Поэтому основные меры макроэкономической политики обычно касались регулирования спроса, и это было оправданно: целый ряд факторов – стабильная геополитическая среда, технологический прогресс, глобализация, демография – раздвигали границы предложения и способствовали экономическому росту при низкой инфляции. В такой ситуации антикризисная поддержка спроса при торможении роста не приводила к ускорению инфляции. Признаки неустойчивости на стороне предложения слишком долго игнорировались, но даже если проблемы поставок, вызванные пандемией и военным конфликтом, исчезнут, влияние предложения на инфляцию останется высоким, рассказал управляющий Банком международных расчетов (BIS) Агустин Карстенс на симпозиуме центробанкиров в Джексон-Хоуле.

«Это связано с тем, что мировая экономика, похоже, находится на пороге исторических изменений, когда многие из попутных ветров совокупного предложения, которые сдерживали инфляцию, превращаются во встречные», – считает Карстенс. Если так, то это означает, что нынешняя высокая инфляция может стать устойчивой, а макроэкономическая стабилизация теперь должна в большей степени ориентироваться на поддержку предложения. Если продолжать полагаться на поддержку спроса для стимулирования экономического роста, результатом может стать выход инфляции из-под контроля, заключил глава BIS.

Мировая экономика приближается к тому, что в авиации называют «угол гроба», сравнил Карстенс. Это термин, описывающий крайне уязвимое положение самолета на большой высоте, когда он не может лететь ни быстрее, ни медленнее из-за риска сваливания, так как снижение скорости может привести к потере высоты, необходимой для поддержания горизонтального полета, а увеличение скорости – к потере подъемной силы: в итоге в такой ситуации очень трудно удерживать самолет в стабильном полете, она угрожает потерей управляемости и падением.

Попутные ветра

В течение трех десятилетий, предшествовавших пандемии коронавируса, совокупное предложение гибко реагировало на сдвиги в совокупном спросе. Это объяснялось действием четырех благоприятных факторов, перечислил Карстенс.

  1. Относительно стабильная геополитическая обстановка, обусловленная широким консенсусом о важности свободного рынка и кооперации для поддержки экономического роста, на международном уровне способствовала распространению торговых соглашений и вовлечению все большего числа стран в производственные цепочки, на внутреннем – укреплению рыночных сил за счет приватизации госсобственности, дерегулирования, правовых улучшений. Либерализация и глобализация рынков также способствовали осмотрительному принятию политических решений и распространению наилучших практик регулирования, таких как инфляционное таргетирование.
  2. Развитие технологий снижало издержки производства, сделало время и физическое расстояние менее ограничивающими факторами для экономической деятельности, что заложило основу для роста глобальной производительности. Так, появление в 1950-х гг. стандартизированных грузовых контейнеров и их активное внедрение в следующие десятилетия резко снизили транспортные издержки и стимулировали международную торговлю, а распространение IT-технологий упростило для фирм работу в международном масштабе.
  3. Глобализация рынков товаров, факторов производства и финансов, в сочетании с политическими и технологическими факторами, расширила границы мирового производства. Фирмы получили доступ к большей базе потребителей, более широкому пулу ресурсов и международным ноу-хау – а также возможности для специализации производств.
  4. Демографические тренды тоже были благоприятными: доля населения работоспособного возраста с 1970-х росла, а в 1990-х в глобальную рабочую силу влились около 1,6 млрд работников из развивающихся стран.

Совокупное действие этих факторов способствовало экономическому росту наряду с низкой инфляцией – она оставалась таковой за счет:

  • ослабления связи между внутренней экономической активностью стран и инфляцией;
  • доступа к более дешевым производственным ресурсам;
  • высокой международной конкуренции, ослабившей ценовую власть фирм и рыночную силу работников.

Эти же факторы сделали предложение более чувствительным к изменениям спроса. Производители могли легко получить доступ к глобальной сети поставщиков и воспользоваться лучшими ценами, и в случае сбоев предложение, как правило, быстро восстанавливалось, приспосабливаясь к новым моделям спроса.

«Попутные ветра» предложения изменили деловой цикл в сравнении с послевоенным. При низкой и стабильной инфляции монетарную политику в периоды бума не нужно было ужесточать так же сильно, как прежде. А во время рецессий центробанки могли обеспечивать стимулирующие меры в уверенности, что инфляция не выйдет из-под контроля. Исторически низкие номинальные и реальные ставки также означали, что больше пространства для маневра было у фискальной политики.

Линии разлома

Снижение роста производительности было ключевым тревожным сигналом, отмечает Карстенс. В развитых экономиках тренд на ее снижение начался еще в 1990-х, во время глобального финансового кризиса она упала и так и не восстановилась. На развивающихся рынках произошел рост производительности на фоне структурных реформ и интеграции в мировые производственные цепочки, но он оказался преходящим.

В какой-то степени замедление роста производительности было неизбежно, признает управляющий BIS: реформы, улучшающие качество институтов, могут подстегнуть производительность, но они естественным образом замедляются по мере того, как страны приближаются к границе производительности, и новых институциональных улучшений становится все труднее достичь. Более того, структурные реформы, которые стимулировали экономический рост в 1990-х и начале 2000-х гг., позже во многих странах забуксовали. Свою роль в этом могли сыграть и группы интересов, и то, что выгоды таких реформ проявляются в долгосрочной перспективе, из-за чего они не попадают в число приоритетов правительств. Достаточное глобальное предложение и низкая инфляция маскировали издержки низкой производительности, в результате чего правительства потеряли интерес к технически сложным – и часто политически непопулярным – реформам.

Даже некоторые технологические инновации, особенно в области информационных и коммуникационных технологий, могли приносить выгоду в первую очередь крупным игрокам – и вести к росту рыночной концентрации, что ограничивало распределение выигрыша в производительности и способствовало неравенству.

При отсутствии устойчивого роста производительности экономики опирались на другие точки роста: расширение финансовой системы и доступа к кредитным ресурсам, меры фискальной и монетарной политики. Это все приносило результат по меньшей мере до глобального финансового кризиса, когда двигатель роста, работающий на спросе и долге, заглох. Неравенство возросло, а долг, государственный и частный, достиг исторических максимумов: в развитых странах в 2010-х гг. отношение долга к ВВП превысило 250% – против менее 150% в 1970-х; в развивающихся странах это отношение в 2010-х преодолело отметку в 150%, в то время как в 1970-х гг. не достигало 100%.

Это делало экономику более «хрупкой», а пространство для фискального и монетарного маневра – все более узким, и директивные органы вынуждены были прилагать все больше стимулов, чтобы возвращать экономику к тренду после каждого спада.

Однако в условиях гибкого предложения все еще можно было управлять спросом, не подстегивая инфляцию.

Резкий разворот

Пандемия и военный конфликт на Украине показали, что возможности подстройки предложения не безграничны, что усложнило калибровку политики. Для борьбы с пандемией мировая экономика была остановлена, но оказалось, что включение и выключение предложения не похоже на «привычное» включение и выключение спроса. «Оглядываясь назад – возможно, было наивно ожидать, что можно будет легко перезапустить двигатель роста, быстро восстановить скорость и снова плавно лететь. Теперь мы это знаем», – рассуждает Карстенс.

Кроме того, оказалось, во-первых, что наличие совокупного предложения нельзя воспринимать как должное, а во-вторых – что инфляция крайне чувствительна к ограничениям предложения. Привыкнув к обильному предложению и не имея опыта в регулировке того двигателя, который был выключен, политики обратились к знакомым стимулам спроса – в прошлом это помогало восстановить рост, не разжигая инфляции. В результате инфляция, вызванная проблемами предложения, многих застала врасплох, констатирует Карстенс.

Ключевая проблема, по мнению Карстенса, заключается в том, что даже если отдельные сбои на стороне предложения исчезнут, инфляция все равно, вероятно, останется высокой, поскольку попутный ветер сменился встречным – все те тренды, которые раньше способствовали сдерживанию инфляции, теперь разворачиваются, отмечает Карстенс:


1) геополитическая обстановка еще до конфликта на Украине становилась более напряженной, рост неравенства и ощущение несправедливости распределения выигрыша от глобализации способствовали росту популизма, который, в свою очередь, угрожал сохранению норм и институтов, в том числе независимости центробанков;

2) влияние глобализации, соответственно, снижалось; пандемия показала слабость цепочек поставок, выстроенных только из соображений минимизации издержек, а конфликт на Украине поставил под угрозу продовольственную и энергетическую безопасность и ускорил перестройку геополитических альянсов – все это может повлечь за собой перестройку глобальных цепочек создания стоимости;

3) развитие технологий, достижения в области робототехники и ИКТ, снижающие относительную важность труда в производственных процессах, могут способствовать развитию местного производства, но препятствовать глобальной торговле;

4) демографические тренды также разворачиваются: беби-бумеры уходят на пенсию, а пандемия может оставить продолжительный след и на количестве, и на качестве доступных трудовых ресурсов; участие в рабочей силе во многих странах до сих пор ниже допандемийного уровня, а потери в школьном образовании и нарушение нормального доступа к здравоохранению ударят по человеческому капиталу. Кроме того, растут препятствия для международной мобильности рабочей силы.

К «развернувшимся» четырем ветрам добавляются новые встречные ветра:

5) угроза изменения климата означает необходимость беспрецедентного перераспределения ресурсов с помощью мер политики, что только усилит возникновение «бутылочных горлышек» в области электроэнергетики и продовольствия, спровоцированных военным конфликтом; а участившиеся экстремальные погодные явления повышают риск сбоев предложения в мировой продовольственной системе и увеличивают риски волатильности цен. Ожидаемый отказ от ископаемого топлива сдерживает инвестиции, что повышает риски дефицитов на рынке электроэнергии в ситуации, когда источники возобновляемой энергии еще не способны обеспечить нужный объем предложения, что также подстегивает инфляцию.

В этих условиях возвращение экономики на устойчивый путь начинается с перезагрузки макроэкономической политики – подобно тому, как для вывода самолета из «угла гроба» требуется опытный пилот, сравнивает Карстенс.

Теперь полагаться на меры политики, нацеленные на совокупный спрос, означает создавать риски более высокой и плохо контролируемой инфляции. Центробанки больше не могут рассчитывать на то, что сгладят все экономические шоки, – им придется фокусироваться в первую очередь на борьбе с инфляцией.

В сфере бюджетной политики имеет смысл направлять ресурсы на решение проблем на стороне предложения, возникающих из-за изменения климата, старения населения, и на развитие инфраструктуры. Налогово-бюджетное стимулирование спроса в мире проблем с предложением должно быть ограничено, и его придется компенсировать жесткой монетарной политикой.

Конечная цель новой макроэкономической политики – создать условия для инноваций, институциональной, технологической и экологической перестройки. Необходимы инвестиции в здравоохранение для защиты человеческого капитала, стимулирование инвестиций в различные типы инфраструктуры (в том числе цифровую и «зеленую»), развитие конкуренции и образования – они способствуют инновациям. Для получения выгоды от технологических инноваций нужны благоприятные регуляторная и правовая среда.

Международная кооперация также сохраняет свою значимость. Одно из решений – поддержка более устойчивой формы глобализации, например стимулирование бизнеса к созданию более коротких и диверсифицированных цепочек поставок.

Все это позволит найти баланс между устойчивостью, гибкостью и эффективностью, считает Карстенс: «Как скажет любой пилот, когда начинают мигать системы предупредительной сигнализации, очень важны своевременные и решительные действия». Вполне возможно, своевременность «макроэкономической перезагрузки», направленной на оживление предложения, не только приведет к более сильной и устойчивой мировой экономике, но и позволит развиться новым попутным ветрам, заключает глава BIS.