Опыт рецессий и «спрос на государство»

То, что пережитые экономические кризисы надолго оставляют «шрамы» на убеждениях людей, подтверждают многочисленные исследования. Например, те, кто рос в период низких доходностей на рынке акций, демонстрируют более высокий показатель неприятия риска; столкнувшиеся в молодом возрасте с ростом безработицы в последующем больше ценят зарплату, чем содержание своего труда.

Во многих развитых и развивающихся странах коронавирусный кризис сопровождался увеличением участия государства в экономике в масштабах, невиданных со времен Второй мировой войны: это касалось как введения ограничений на экономическую деятельность, так и объемов поддержки населения и бизнеса. В периоды экономических потрясений роль государства в экономике, как правило, всегда усиливается, возрастает и поддержка гражданами усиления этой роли, выяснили экономисты ЕБРР Жока Коцан и Александр Плеханов, проанализировав данные нескольких масштабных опросов (см. врез). Однако в зависимости от тех трудностей, с которыми человек столкнулся, он становится приверженцем разных мер: например, потерявшие часть дохода чаще считают, что нужно поддерживать бедных, а потерявшие работу – что безработных. Произошедшие в убеждениях сдвиги не «возвращаются обратно» после завершения кризисов, а сохраняются на долгое время.

Спрос на государство

Поддержка вмешательства государства в экономику гораздо выше среди тех респондентов, в чьих семьях кто-то потерял из-за кризиса работу, – этот результат проявляется в опросах как в период коронакризиса, так и в более ранних опросах, проводившихся после глобального финансового кризиса.

Столкнувшиеся с потерей работы вдвое чаще поддерживают государственную собственность (ассоциируемую с более надежной занятостью), чем те, кто сохранил работу, но потерял в доходе, – причем более высокие «антирыночные» настроения сохраняются даже после нового трудоустройства. Также те, кто потерял из-за кризиса работу, чаще, чем в среднем по всей выборке, поддерживают программы поддержки безработных и защиты рабочих мест – в отличие от тех, кто столкнулся с потерями в доходе, среди которых рост подобных убеждений статистически незначим. Однако респонденты, потерявшие часть дохода, начинают больше поддерживать выплаты работающим бедным (например, налоговые льготы или пособия по нуждаемости).

Таким образом, кризисы ведут к росту спроса на системы перераспределения и социальной защиты в соответствии с личным опытом, отмечают авторы. Кризисы влияют и на представления о рыночной конкуренции и трудовой этике, причем фактор потери работы тут тоже более значим, чем потеря части дохода, но не рабочего места. Так, потеря работы во время кризиса ведет к резкому росту неприятия конкуренции, тогда как среди потерявших доход таких изменений не зафиксировано. Столкнувшиеся с потерей работы также чаще начинают считать, что успех – это результат не личных труда, ума и навыков, а удачи и нужных связей.

Скептическое отношение к конкуренции и ценности труда согласуется со снижением поддержки рыночной экономики и ростом убеждений о необходимости государственного вмешательства. Причем изменение убеждений охватывает не только молодых, столкнувшихся с кризисом в годы своего становления: люди среднего возраста (35–54 лет) демонстрируют даже более значительные сдвиги в своих предпочтениях.

По всем трем опросам (см. врез выше) авторы выявили схожие закономерности: крупные экономические кризисы связаны с усилением поддержки большей роли государства в экономике. Эта поддержка, по-видимому, обусловлена тремя отдельными эффектами: более сильным предпочтением перераспределения доходов в пользу безработных и менее обеспеченных, усилением внимания к гарантиям занятости, усилением поддержки государственной собственности и снижением веры в фундаментальные силы рыночной экономики, такие как конкуренция и трудолюбие.

Однако труд и конкуренция лежат в основе эффективности функционирования рынков, и широкомасштабный рост скептицизма в отношении этих ценностей может стать проблематичным для общества в долгосрочной перспективе, отмечают авторы.

Результаты исследования также могут означать, что те меры поддержки, которые использовали государства на фоне коронавируса и которые отличались от страны к стране, могут повлиять на восприятие обществом конкретных антикризисных мер – а значит, и на будущие программы социального страхования, отмечают авторы. Понимание механизмов формирования убеждений может помочь выстроить дизайн таких программ так, чтобы избежать «негативных сдвигов» в убеждениях. Например, сильнее всего меняются убеждения тех, кто потерял работу. Тогда распространение схем защиты занятости может сдержать рост «антирыночных» предпочтений. Хотя механизмы защиты занятости могут снижать динамизм рынка труда, увеличение государственной собственности связано с более низким показателем инноваций. Подобные компромиссы могут иметь большее значение, если учесть повторяемость кризисов и долгосрочное влияние изменения убеждений.

Личный кризисный опыт может определять предпочтения и относительно посткризисных схем господдержки: например, там, где государства для борьбы с последствиями коронакризиса запускали программы государственной компенсации зарплат сотрудников (тем самым сохраняя рабочие места), а не повышали выплаты по безработице, люди могут в итоге отдавать предпочтение не страхованию по безработице, а универсальному страхованию и налоговым льготам.