Распространенность «удаленки» существенно различается в разных странах. Считается, что это обусловлено разницей в отраслевой структуре экономики и характере рабочих мест, однако новое исследование выявило, что причины различий следует искать в том числе в ценностях обществ.
  |   Эконс

Во время пандемии многие компании в разных странах мира были вынуждены перейти на дистанционную занятость – и это коренным образом изменило восприятие людьми роли работы в их жизни. Например, в США число рабочих дней, в которые работники работают из дома, до коронавирусных локдаунов медленно росло в течение десятилетий, достигнув 7% в 2019 г., в пандемию подскочило почти до 60%, а после этого стабилизировалось на уровне около 28% – то есть стало вчетверо выше допандемийных значений. Похожая картина в других странах: к примеру, в Германии до пандемии работали как минимум частично из дома около 5% сотрудников, в пандемию эта доля возросла до 34%, а в 2022–2023 гг. оставалась стабильной на уровне около 25%. Статистика на основе онлайн-вакансий по разным странам также показывает стабилизацию доли вакансий с возможностью «удаленки» на уровне намного выше допандемийного.

В то же время количество рабочих дней, отработанных из дома, различалось от страны к стране как во время пандемии – так и после нее, показало новое исследование профессора экономики Стэнфорда Николаса Блума и его соавторов по выборке из 34 стран за 2023 г.

В среднем по всем странам работники работают из дома 0,9 дня в неделю. Этот показатель максимален в англоязычных странах – в среднем 1,4 дня (от 1,0 в Новой Зеландии до 1,7 в Канаде; в Австралии 1,3; в США 1,4; в Великобритании 1,5). В странах Латинской Америки и Южной Африке доля «удаленки» заметно ниже – в среднем на уровне среднемировых 0,9; в Европе – 0,8 (максимум – 1 день – в Германии и Нидерландах). А в странах Азии – самая низкая, в среднем 0,7 дня (максимум – 0,9 – в Сингапуре). Больше всего дней удаленной работы из дома – в Канаде (1,7 в неделю), меньше всего – в Южной Корее (0,4).

Есть несколько причин того, почему количество дней удаленной работы различается по странам, пишут авторы. Прежде всего, возможность «удаленки» зависит от отрасли, профессии, характера рабочих мест; может влиять и пандемийный опыт – степень жесткости локдаунов. Однако Блум и соавторы решили изучить также влияние такого фактора, как индивидуализм, – аспекта культуры, выражающейся в ценности личной свободы и автономии. Для этого они использовали индекс индивидуализма Хофстеде. Нидерландский социолог Герт Хофстеде в 1980-х гг. предложил типологию организационных культур на основе нескольких параметров: индивидуализм – коллективизм, дистанция власти (степень участия всех в принятии решений, касающихся всех), мужественность – женственность (в первом случае в обществе ценятся самоуверенность и настойчивость, во втором – скромность, забота), избегание или принятие неопределенности, горизонт ориентации на будущее (короткий или длинный).

Индекс индивидуализма Хофстеде измеряет степень, в которой люди в обществе ставят свои собственные амбиции и независимость выше коллективных целей и единства группы. Учитывая, что успех «удаленки» часто зависит от минимального прямого контроля, можно предположить, что более индивидуалистические культуры могут быть более благоприятными для перехода на удаленную работу, предположили Блум и его соавторы.

Гипотеза подтвердилась – причем, как оказалось, ценности индивидуализма в обществе не просто влияют на интенсивность «удаленки». А влияют больше, чем такие (также рассмотренные авторами) факторы, как ВВП на душу населения, плотность населения, структура промышленности, жесткость локдаунов во время пандемии.

Увеличение индивидуализма на одно стандартное отклонение связано с увеличением среднего числа полных оплачиваемых дней работы из дома на 0,15 среди всех работников всех стран выборки (и на 0,21 – среди работников с высшим образованием). Переход из группы стран с наименьшим уровнем индивидуализма (10-й процентиль), таких как Китай, в группу с наибольшим (90-й процентиль), таких как Нидерланды, увеличивает количество дней «удаленки» в неделю на 0,54, или почти на две трети. Для сравнения, такой же переход по индексу строгости карантина (то есть от наименее строгого к наиболее строгому) прибавляет лишь 0,22 «удаленного» дня, по плотности населения – 0,15, а влияние ВВП на душу населения и структуры промышленности оказалось практически незначимым. В совокупности рассмотренные авторами факторы объясняют 50% различий между странами в интенсивности удаленной работы, при этом почти две трети (30 п.п.) приходится на один фактор – индивидуализм.

Правда, исследование не дает ответа на вопрос о том, являются ли выявленные связи между культурой индивидуализма и распространенностью «удаленки» причинно-следственными, отмечают авторы; неясно также, отражают ли эти связи спрос работников на «удаленку» или же склонность работодателей ее предлагать. Но в любом случае в постпандемическом мире, в котором предприятиям зачастую приходится переориентироваться на новые практики, включая гибридную занятость, важно понимание того, в силу каких причин работники и фирмы выбирают – или не выбирают – этот новый режим работы, заключают авторы.