Слишком много или слишком мало: гендерные стереотипы и оплата труда

Конвенция о равном вознаграждении труда мужчин и женщин за работу равной ценности была принята Международной организацией труда почти три четверти века назад, в 1951 г., и с тех пор ее ратифицировали 174 страны. Однако гендерный разрыв в оплате труда никуда не делся и наблюдается в каждой стране, хотя и в разных масштабах: например, в странах ОЭСР он варьируется от 1,2% в Бельгии до 31,2% в Южной Корее, а в среднем составляет около 12%. В среднем же во всем мире за одинаковую работу женщинам платят на 20% меньше, чем мужчинам.

За гендерным разрывом в оплате труда могут стоять многие факторы, от личностных до институциональных. Например, женщины в целом менее склонны к соперничеству, что может затруднять их продвижение по карьерной лестнице; чаще предпочитают близость работы к дому и гибкость рабочего графика, а также неполный рабочий день; чаще выбирают профессиональные сферы, где зарплата ниже, чем в сферах, выбираемых мужчинами; скромнее оценивают собственные навыки. Рождение ребенка также влечет за собой потерю в заработке матери – «штраф за материнство», – которая может сохраняться на протяжении всей последующей трудовой жизни женщины.

Одна из комплексных причин гендерного разрыва в зарплатах – социальные и культурные нормы с «зашитой» в них предвзятостью, предполагающие, что «женская работа» – прежде всего забота о доме и детях. Существующие в обществе гендерные стереотипы влияют на восприятие ценности труда мужчин и женщин и в конечном итоге поддерживают несправедливость в оплате труда женщин.

Это подтвердилось в ходе исследования, которое провел старший экономист Всемирного банка Уильям Сейтц в трех странах Центральной Азии – Казахстане, Киргизии и Узбекистане. Во всех трех странах женщины реже воспринимались как работники, которым «значительно недоплачивают» или «немного недоплачивают», и чаще – как работники, которым значительно или немного переплачивают.

Несмотря на идентичные (за исключением гендера) описания качеств работников и специальностей, в среднем респонденты на 13% чаще говорили, что зарплата работника слишком высока, когда речь шла о женщине, и на 34% чаще заявляли, что зарплата слишком низкая, если в описании говорилось о мужчине. Причем ответы респондентов-мужчин и респондентов-женщин были примерно сопоставимы. Кроме того, от 20% до 40% респондентов (34% в Узбекистане, 42% в Киргизии и 20% в Казахстане) считают, что женщины и должны зарабатывать меньше, чем мужчины, «ради поддержания мира в семье».

Социальные нормы

Во всех трех странах исследования гендерный разрыв в зарплатах выше среднемирового показателя: в Узбекистане зарплаты работающих женщин на 39% ниже, чем у мужчин, в Киргизии – на 25%, в Казахстане – на 22%. Этот дисбаланс особенно заметен, поскольку благодаря всеобщему охвату начальным и средним образованием во всех трех странах женщины достигают относительно высокого уровня образования, отмечает Сейтц.

При этом во всех трех странах опросы Всемирного банка Listening to Central Asia («Слушаем Центральную Азию») указывают на ограничительные гендерные нормы, распространенные в обществе. Как правило, распределение «власти» внутри домохозяйства неравное, а гендерные нормы преимущественно традиционны: ожидается, что женщины будут уделять приоритетное внимание домашним обязанностям, а мужчины будут основными кормильцами. Почти три четверти участников опросов – как мужчины, так и женщины – в каждой из трех стран заявили, что женщины должны уделять меньше времени работе, чем мужчины, и посвящать его дому и семье. Указанные закономерности были относительно схожими независимо от того, жили ли респонденты в городской или сельской местности.

Все это демонстрирует высокую распространенность ограничительных гендерных норм и ожиданий, которые препятствуют полноценному участию женщин на рынке труда. Кроме того, женщины во всех трех исследуемых странах недостаточно представлены на руководящих должностях и с большей вероятностью будут работать в низкооплачиваемых профессиях, отмечает автор исследования.

Опрос и стереотипы

Автор использовал опросы домохозяйств в трех странах, репрезентативных на национальном уровне (в совокупности выборка включала в себя почти 4500 респондентов). Каждому из респондентов были представлены восемь вымышленных историй, в которых кратко описывались люди разных профессий: продавец в магазине, сельскохозяйственный рабочий, секретарь, инженер-программист, менеджер, врач, водитель такси и школьный учитель. Все описания были стандартизированы и различались только тем, что в половине случаев речь шла о женщине и в половине – о мужчине. Затем респондентам называли зарплату, которую описываемый работник получает за месяц, и спрашивали, считают ли они такую зарплату справедливой, недостаточной или завышенной. Уровень сообщаемых зарплат выбирался случайным образом из нескольких вариантов: средняя зарплата по стране, согласно официальным статистическим данным; ниже средней по стране либо выше средней. Также случайным образом выбирался возраст описанного работника.

В результате опросов было собрано более 70000 оценок справедливости (или несправедливости) зарплат, продемонстрировавших явную и систематическую предвзятость в отношении ценности женского труда.

Во всех трех странах и во всех восьми профессиях женщины реже воспринимались как работники, которым недоплачивают, и чаще – как работники, которым переплачивают. В то же время более высокая зарплата, указанная в описании, ассоциировалась со снижением доли респондентов, считающих, что в этом случае работнику недоплачивают. И наоборот в отношении возраста описываемого работника, как мужчины, так и женщины: чем старше был работник или работница, тем чаще его или ее заработок воспринимался как заниженный.

При этом респонденты-женщины несколько чаще считали, что недоплачивают мужчинам (и чуть реже, что женщинам), а также работникам старшего возраста любого пола (в сравнении с молодыми).

Результаты исследования свидетельствуют, что общество предвзято относится к женщинам, что, вероятно, играет значительную роль в сохранении гендерного неравенства на рынке труда и размера гендерного разрыва в заработной плате в Центральной Азии, заключает автор.

Наличие этой систематической предвзятости в отношении женщин усиливает важность правовых положений, обеспечивающих равную оплату за труд равной ценности, а также важность изменения норм, которые поддерживают гендерное неравенство в целом. Это особенно значимо для стран, где проводилось исследование, подчеркивает Сейтц: если бы на их рынках труда существовал гендерный паритет, национальный доход в Казахстане был бы выше на 27%, в Узбекистане – на 29%, а в Киргизии – на 39%.