Социальные издержки долговых кризисов

Помимо экономических последствий в виде спада экономики, долговые кризисы несут социальные издержки, и это выражается не только в сокращении доходов населения: в странах, переживших дефолт, растет бедность, увеличивается младенческая смертность и сокращается продолжительность жизни, и эти последствия растягиваются на годы. К такому выводу пришли в своем новом исследовании Кармен Рейнхарт, главный экономист Всемирного банка (ВБ) и один из ведущих специалистов по проблемам госдолга, и ее соавторы по Гарвардскому университету и ВБ. Исследование включает данные по 131 дефолту с 1900 г. (число рассмотренных стран – от 50 в 1900 г. до 193 к 2010-м гг.) и впервые, по данным авторов, охватывает не только экономические, но и социальные последствия долговых кризисов.

Дефолты в исследовании определяются по аналогии с подходом рейтинговых агентств, то есть включают эпизоды просроченных платежей, значительных изменений в контрактах с кредиторами или односторонние их изменения заемщиками. Рейнхарт и ее соавторы опускают эпизоды дефолтов, совпавших с военными конфликтами, чтобы избежать искажающего влияния последних на социальные показатели (например, уровень бедности). Чтобы оценить влияние дефолтов на экономические и социальные параметры не только непосредственно в период кризиса, но и в перспективе, экономисты моделируют для каждой страны контрфактический сценарий, то есть прогноз того, какими были бы показатели в экономике, если бы дефолта не произошло, – для построения такого прогноза используются показатели стран со схожими параметрами ВВП на душу населения и институционального развития.

Экономические последствия

Экономический рост страны замедляется еще в год, предшествующий дефолту, что, вероятно, отражает влияние ожидания кризиса на инвесторов и бизнес. В среднем страны возвращаются к додефолтному уровню ВВП на душу населения через четыре года, однако к этому времени данный показатель отстает от докризисного тренда на 8,4%. В последующем разрыв увеличивается в среднем на 1,7% ежегодно, удваиваясь к концу десяти лет до 17% – то есть через десять лет выпуск на душу населения страны, допустившей дефолт, отстает от сценария без дефолта на одну шестую. 

При этом дефолты сильно отличаются друг от друга, признают экономисты. Одни затягиваются на годы: например, долговые проблемы Кот-Д’Ивуара, начавшиеся в 1993 г., оставались нерешенными десятилетия, в течение которых страна оставалась исключенной из рынков капитала. Другие недолговечны и обходятся без существенных проблем с доступом к рынкам капитала, как, например, дефолт Уругвая в 2003 г., связанный с превентивной реструктуризацией бюджета из-за ожидавшихся правительством сложностей с исполнением долговых обязательств. Но часто дефолт превращается в последовательность повторяющихся эпизодов из-за безуспешных попыток реструктурировать долг: медианная продолжительность долгового кризиса в выборке – 6 лет.

Издержки для страны оказываются тем выше, чем дольше продолжается долговой кризис: для кризисов длительностью свыше шести лет среднегодовые потери в темпах роста в среднем за десятилетие возрастают с 1,7% до 2,4% по сравнению с контрфактическим сценарием, и через 10 лет разрыв достигает 24%. А докризисных уровней ВВП на душу населения в таких случаях страны не достигают даже 10 лет спустя.

Социальные последствия

Потери темпов ВВП сопровождаются ростом неравенства и бедности. Долговые кризисы увеличивают уровень бедности в среднем на 30% от предкризисного уровня, а по сравнению с вариантом без кризиса разрыв увеличивается на ошеломляющие 70% через год после дефолта, рассчитали авторы исследования. Преодолеть его за 10 лет не удается.

Высокая чувствительность динамики бедности к торможению экономического роста может объясняться низкими гарантиями занятости или низкими возможностями для сбережений у домохозяйств.

Помимо роста бедности, долговые кризисы сопровождаются ростом неравенства. Анализ восьми кризисных эпизодов, для которых возможно было изучить подробное распределение доходов, показал, что доля национального дохода, которая приходится на 10% наименее состоятельных домохозяйств, упала в среднем на 9% за промежуток времени между годом перед дефолтом и следующими тремя годами, а у 10% наиболее богатых – выросла почти на те же 9%, несмотря на падение национального ВВП на душу населения на 8,4%. 

Однако показатель уровня бедности не позволяет измерить ее интенсивность для домохозяйств и ее неоднородность. Из-за того, что наиболее подробные данные о бедности доступны лишь за ограниченный период времени, с 2010-х гг., авторы исследования используют показатели, которые выступают в качестве прокси некоторых компонентов многомерных индикаторов бедности и отражают доступ к питанию и электроэнергии, а также состояние здоровья людей. 

Анализ этих факторов показывает, что суверенные дефолты значительно ухудшают доступ к базовым потребностям, включая питание. В период с 1961 по 2015 г. глобальное среднесуточное потребление калорий неуклонно увеличивалось с примерно 2200 до примерно 2850. В странах, переживших долговой кризис, это потребление практически не растет в течение следующего после дефолта десятилетия – через 10 лет разрыв по сравнению с ситуацией без дефолта возрастает примерно на 4 процентных пункта. Недостаток питания влечет другие негативные последствия для здоровья, что через рынок труда сказывается на экономическом развитии в целом.

Результаты, полученные для показателя доступа к электроэнергии, оказываются статистически незначимыми, но и они указывают на заметное отставание по сравнению с ситуацией без дефолта – спустя 4 года оно составляет 10 процентных пунктов. Экономисты оговаривают, что частично это падение может быть связано со снижением деловой активности в странах после дефолтов, но в экстремальных случаях вряд ли можно отнести такой разрыв лишь на счет сокращения потребления со стороны промышленности. 

Исследователи также обнаруживают потери и на основе других социально значимых показателей – детской смертности и ожидаемой продолжительности жизни. В среднем через 10 лет после дефолта детская смертность оказывается на 13% выше по сравнению с контрфактическим сценарием. При этом ожидаемая продолжительность жизни падает на 1,5% по сравнению со сценарием без дефолта – это эквивалент 1,2 года.

Так, дефолт Венесуэлы в 2017 г. привел к тому, что две трети населения страны «похудели» в среднем на 11 кг, показало исследование; почти 90% опрошенных отмечали, что их доходов не хватает для покупки продуктов. Детская смертность в стране выросла на 30%, материнская – на 65%, число заболевших малярией – на 76%, следовало из государственной статистики. Правительство Ливана вслед за дефолтом, произошедшим в 2020 г., было вынуждено ограничить подачу электроэнергии – некоторые районы Бейрута получали электроэнергию лишь на несколько часов в день, что ударило в первую очередь по тем, кто не мог позволить себе частные генераторы. А в октябре 2021 г. из-за отсутствия топлива страна оказалась фактически лишена государственной генерации. 

Суверенные дефолты обходятся очень дорого – дороже, чем предполагалось в прежних исследованиях о влиянии долговых кризисов на экономику, резюмируют Рейнхарт и ее соавторы. Кроме того, эту цену приходится платить годами и десятилетиями, и прежде всего наиболее уязвимым слоям населения, чей уровень жизни и до кризиса был ниже среднего.