Военно-полевые эксперименты: экономисты в армии

В 2005 г. весь состав учебного центра полевой артиллерии армии США в форте Силл штата Оклахома в течение 13 недель принимал участие в экспериментальном исследовании: два батальона обязали носить с собой и постоянно использовать санитайзеры для рук на основе спирта, чтобы проверить, не поможет ли это сократить число участившихся респираторных и желудочно-кишечных заболеваний, а еще два батальона оказались в контрольной группе и мыли руки с мылом. В первых двух батальонах заболеваемость снизилась, по сравнению с контрольной группой, почти вдвое, что доказало эффективность санитайзеров в профилактике ряда заболеваний, особенно в условиях, когда раковины для мытья рук не всегда «под рукой».

Особая организация жизни военнослужащих время от времени оказывается идеальной площадкой для проверки гипотез в разных областях. В том числе – в сфере экономической науки, привлекающей вооруженные силы для изучения самых разных аспектов поведения людей, влияющего на их экономические и финансовые решения.

Армия и стереотипы

Например, армия как традиционно мужская среда – идеальная площадка для проверки того, как могут меняться гендерные стереотипы, решили Гордон Даль из Калифорнийского университета в Сан-Диего, Андреас Котсадам из Центра экономических исследований им. Рагнара Фриша и Дан-Олоф Роот из Стокгольмского университета. Понимание связей между гендерными стереотипами и профессиональной сегрегацией, которая все еще остается высокой даже в развитых странах, очень важно для формирования политики по интеграции рабочих мест, пишут они: пока еще трудно понять, становятся ли некоторые профессии более интегрированными из-за того, что меняются взгляды людей, или же взгляды меняются под влиянием усиления интеграции.

Авторы провели полевой эксперимент в армии Норвегии, где женщины составляют менее 15% вооруженных сил (примерно так же, как в США). При содействии норвежского Института оборонных исследований они случайным образом распределили женщин-новобранцев в прежде традиционно мужские команды тренировочного лагеря; каждая команда состояла из 6 человек, которые вместе тренировались в течение дня и жили в одной комнате на протяжении 8 недель. До начала лагеря, после него и спустя еще 6 месяцев экономисты провели опросы новобранцев-мужчин, чтобы оценить их отношение к вопросам, связанным с гендером.

Оказалось, что совместная работа и жизнь в команде с женщинами смещала взгляды мужчин в сторону более эгалитарных. Так, в смешанных командах мужчины считали, что такие команды работают лучше, чем сугубо мужские, на 26% чаще в сравнении со средним контрольным показателем и на 8% чаще считали, что мужчины и женщины должны делить домашнюю работу поровну. Эти сдвиги приблизили взгляды мужчин к тому, как считают сами женщины: разрыв в убеждениях между ними сократился на 31–46%. Более того, когда солдаты распределялись после тренировочного лагеря на постоянные позиции (а в норвежской армии стараются по возможности учитывать пожелания самих новобранцев, подчеркивают авторы), то для экспериментальной группы доля женщин в их рабочем окружении оказалась в среднем на 22% выше. Это можно интерпретировать как то, что убеждения меняются под воздействием интеграции, отмечают авторы.

Однако после того, как это воздействие прекращается (то есть в данном случае совместная работа с коллегами-женщинами), эффект сходит на нет: в опросах, проведенных спустя полгода после эксперимента, распределение ответов экспериментальной и контрольной групп оказывается аналогичным, а данные о дальнейшем трудоустройстве после окончания службы также показывают, что разницы в доле женщин в специальностях членов экспериментальной и контрольной групп не наблюдается. Эти результаты подтверждают, что даже в среде с крайне непропорциональной гендерной структурой гендерные стереотипы поддаются изменению за счет интеграции представителей противоположного пола, но они также указывают на то, что без продолжающегося интенсивного воздействия вероятность сохранения полученных эффектов невысока, заключают исследователи.

Группа норвежских ученых аналогичным образом проверила на новобранцах, как взаимодействие с представителями этнических меньшинств влияет на показатели доверия к иммигрантам. Западные общества становятся все более этнически разнообразными – это способствует развитию инноваций и росту совокупной производительности в экономике, но в то же время этническое разнообразие может вести к снижению доверия в обществе и к большему социальному напряжению. Когда люди доверяют друг другу, транзакционные издержки снижаются, организации работают лучше, потребность в формальном регулировании сокращается, правительства предоставляют услуги более эффективно, а финансовые системы развиваются лучше. И если миграция и этническое разнообразие оказывают разрушающее воздействие на социальную ткань общества, то важно выяснить, может ли государственная политика смягчить такие проблемы и как именно, поясняют задачу исследования авторы.

Например, можно ли снизить напряженность и укрепить доверие, создав условия, при которых разные этнические группы регулярно взаимодействуют друг с другом? Подобный эффект, в соответствии с теорией межгруппового контакта, возникает тогда, когда контакт происходит между людьми равного статуса, объединенными общими целями, а также имеющими поддержку некоторого авторитета. Все эти критерии выполняются в армейских условиях, заключили авторы и обратились к Вооруженным силам Норвегии. В эксперименте солдат-новобранцев случайным образом распределили по комнатам, в некоторых из которых проживали представители этнических меньшинств. В конце 8-недельного периода сборов призывники участвовали в игре «доверие», где первый участник выбирает, какую сумму отправить второму, после чего ее увеличивают в три раза, и уже получатель решает, какую долю «вернуть» отправителю. Оказалось, что те, кто имел личный контакт с представителями этнических меньшинств, переводят более внушительные суммы людям, имена которых сигнализируют о принадлежности к этим меньшинствам.

Таким образом, социальная интеграция, включающая в себя личные контакты, сокращает негативное влияние этнической диверсификации на доверие, заключают авторы. Правда, признают они, норвежские солдаты в целом демонстрируют чуть более высокий уровень социального доверия, чем молодые норвежцы в среднем, так что остается вопрос о репрезентативности результатов.

Армия и сбережения

Экономисты из Таиланда выбрали армию в качестве базы для полевого эксперимента по сберегательному поведению. Большинство людей согласны, что сбережения важны, но немногим удается сэкономить достаточно для поддержания уровня жизни на пенсии или других жизненных целей: в Таиланде более 80% граждан не делают регулярных сбережений, а если и делают, то размер финансовой подушки в среднем не превышает 10% дохода. Меры по стимулированию сбережений в Таиланде, пишут авторы, опираются на господствующую экономическую теорию, предполагающую, что люди являются рациональными агентами и, обладая достаточной информацией и знаниями, могут решить, сколько им потреблять, а сколько сберегать в каждый период, чтобы сгладить потребление в течение всей жизни. На самом же деле люди сталкиваются с проблемой самоконтроля, создающей сложности в ограничении текущего потребления в пользу будущего, а предпочтения, ориентированные на настоящее, заставляют людей ошибочно думать, что текущее потребление приоритетнее. Чтобы преодолеть проблему низких сбережений, нужны меры, ориентированные на «настоящих» людей, которые иногда ведут себя нерационально.

Авторы разработали такие меры и решили их протестировать на военнослужащих пехотного полка Королевской армии Таиланда. Перед началом эксперимента военнослужащих проанкетировали и выяснили, что почти 80% сочли свои сбережения низкими и хотели бы сберегать больше, при этом две трети сообщили, что для этого им не хватит упорства.

За основу авторы эксперимента взяли метод, предложенный лауреатом Нобелевской премии, профессором Чикагского университета Ричардом Талером и Шломо Бенарци из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе: этот метод предполагает, что люди дают обязательство часть будущего увеличения заработной платы переводить в пользу пенсионных накоплений (в эксперименте Талера и Бенарци почти 80% участников согласились на такой план и за 40 месяцев программы увеличили норму сбережений в среднем с 3,5% до 13,6%). Таиландские экономисты несколько адаптировали этот метод: военнослужащих к программе сбережений подключали автоматически, хотя и оставляли опцию выхода из нее в любое время.

Эксперимент распространялся на три батальона, один из которых участвовал в программе, а остальные выступали в качестве контрольной группы. У участников, попавших в «сберегательный» батальон, 10–20% от каждого повышения компенсации направлялись на сберегательный счет. Спустя два года и четыре повышения зарплаты 156 из 158 участников оставались в программе, а их нормы сбережений выросли в среднем на 1 процентный пункт, тогда как в контрольной группе этот показатель сократился на 0,5 п.п., несмотря на рост дохода. Если бы такая динамика сохранялась, то военные, отслужившие 20 лет и переводившие 20% от повышения зарплаты на сберегательный счет, довели бы норму сбережений до 13,8% – против менее 2% у участников контрольной группы, оценивают экономисты.

Армия и дисконт

Армия не только предоставляет ученым возможность проводить полевые эксперименты, но и время от времени подкидывает им эксперименты естественные. В частности, несколько таких исследований фокусировались на оценке нормы дисконтирования, то есть обесценивания отложенного вознаграждения по сравнению с немедленным. В стандартных экспериментах для этого людей спрашивают, например, предпочтут ли они $10 сегодня или $15 через неделю. Обычно люди склонны предпочесть меньшее, но мгновенное вознаграждение (так проявляется эффект гиперболического дисконтирования – одна из причин низкой нормы сбережений и высокой долговой нагрузки). Норма дисконтирования показывает, сколько денежных единиц (или единиц некоторого блага) люди хотят получить в будущем, чтобы они готовы были отказаться от одной такой единицы сегодня.

Джон Уорнер из Университета Клемсона и Сол Плитер из Пентагона для оценки этого параметра использовали программу сокращения численности военнослужащих США в начале 1990-х гг. Тогда были сокращены более чем 65000 военных, которым при выплате компенсации предлагали выбрать между аннуитетными платежами – равными выплатами в течение периода, вдвое превышавшего число лет службы, – и единовременной выплатой. При ставке в 7%, актуальной в тот момент для денежного рынка, текущая стоимость аннуитетных платежей оказывалась до двух раз выше разовой выплаты. Уравнивала их ставка в районе 18% (то есть такой должна была быть рыночная ставка процента, чтобы поток доходов от вложения разовой выплаты позволил этому варианту стать эквивалентным аннуитетным платежам).

Однако большинство попавших под сокращение военных (более половины офицеров и более 90% рядового состава) выбрали опцию получить единовременную выплату. По оценкам исследователей, тем самым военные сэкономили для бюджета $1,7 млрд. Оценки персональных норм дисконтирования варьировались в зависимости от уровня образования, возраста, расы, числа иждивенцев и некоторых других параметров и доходили до 30%, то есть в представлении людей $100 сейчас были эквивалентны $130 через год, и чем меньше была сумма единовременной выплаты – тем больший дисконт ей присваивался.

Впрочем, когда позже Уорнер и Плитер совместно с Кертисом Саймоном из Университета Клемсона провели аналогичное исследование на данных изменений в пенсионной системе армии США (в рамках которого участники также выбирали между аннуитетными платежами и разовой выплатой), они получили не такие высокие показатели – 7% для рядового состава и от 2% до 4,3% для офицерского состава. Среди возможных причин такого различия в сравнении с исследованием программы сокращения численности военнослужащих авторы указывают, что во время той программы выбирающие аннуитет должны были сохранять статус резервистов на все время получения выплат, а также не могли учитывать годы службы в пользу расчета гражданской пенсии. Кроме того, пишут авторы, сокращения пришлись на рецессию, когда безработица превысила 8%, и перспектива продолжительного периода безработицы могла повысить спрос увольнявшихся на ликвидность.