Уязвимости финансового сектора: новые и старые риски

Риски для финансовой стабильности снова оказались в центре внимания регуляторов из-за событий, связанных с кризисными явлениями в банковском секторе развитых стран. Банковский кризис в США (крах 16-го по величине активов Silicon Valley Bank в марте 2023 г. и 14-го по размеру активов First Republic Bank в конце апреля 2023 г.) и обострение проблем у европейских банков (крах Credit Suisse) напоминают о том, как важно не допускать чрезмерного накопления уязвимостей в финансовой системе и экономике и что существенную роль в развитии кризиса могут играть эффекты заражения из-за возросшей взаимосвязанности финансовых рынков и институтов.

За прошедшее десятилетие участники финансового рынка привыкли к очень низким ставкам и forward guidance со стороны ведущих центральных банков, что такой уровень продержится еще долго. Это привело к тому, что финансовые институты перестали уделять должное внимание хеджированию процентного риска и эффективному управлению балансом. И начавшийся цикл активного повышения ставок в целях сдерживания инфляции привел к реализации процентного риска у банков.

В результате возникла дилемма, которая заключается в том, что, с одной стороны, для борьбы с инфляцией в США и Европе требуется дальнейшее повышение ставок, но с другой стороны, рост ставок приводит к росту процентного риска.

Для России эффекты заражения из-за проблем банков в западных странах существенно ограничены (до тех пор, пока эти проблемы не грозят мировой рецессией и падением цен на нефть), поскольку российский финансовый рынок в значительной степени изолирован в связи с действием санкций и ответных мер валютного регулирования. Однако из ситуации на глобальных рынках можно сделать полезные выводы и для нашей политики.

Причины банковского кризиса

Как пишет в своем докладе о причинах краха Silicon Valley Bank (SVB) сама ФРС, банкротство банка произошло из-за ошибок менеджмента и надзора: уязвимости банка не в полной мере осознавались обеими сторонами, и в отношении него действовали более низкие регуляторные стандарты, чем были показаны с учетом его значимости и быстрых темпов развития. Уязвимые места SVB и аналогичных банков – высокая степень концентрированности бизнес-моделей банков, усиление подверженности процентному риску по мере роста ставок и высокий уровень зависимости от незастрахованных депозитов. В случае с SVB быстрый рост банка в размерах и его сложности, но медленный переход к повышенным стандартам риск-менеджмента способствовали медленному выявлению рисков и запоздалым действиям надзорных органов. Ситуация усугубилась из-за высокой скорости изъятия вкладов. Социальные сети мгновенно распространили опасения по поводу набега на банки, а технологии (развитие онлайн-банкинга) позволили вкладчикам немедленно вывести средства. Банкротство SVB поставило под сомнение устойчивость более широкого круга банков.

В течение недели, когда произошло банкротство SVB (8–15 марта), вкладчики сняли около $100 млрд с депозитов всех американских банков. Наибольший отток вкладов произошел в небольших и региональных банках.

Почему в США наблюдалось недоверие к банкам и бегство вкладчиков?

Во-первых, доподлинно неизвестно, какие еще банки имеют схожие проблемы с теми, которые уже обанкротились.

Из-за особенностей отчетности далеко не все убытки от процентного риска отражаются в финансовых показателях банков (прибыли и регуляторном капитале), а именно – отрицательная переоценка по облигациям. В США только крупнейшие банки должны отражать в капитале переоценку от вложений в портфель, доступный для продажи (а по облигациям, удерживаемым до погашения, переоценка не отражается ни в капитале, ни в отчете о прибылях и убытках). Убыточность портфеля становится очевидной лишь при закрытии позиций для устранения кассового разрыва. С такой ситуацией как раз столкнулся SVB, не переживший набег вкладчиков. На фоне негативного информационного фона об ухудшении финансовой устойчивости с оттоком депозитов столкнулись и другие американские региональные банки. В конце апреля – начале мая поднялась вторая волна панических настроений из-за краха First Republic Bank (перешел под внешнее управление FDIC – Федеральной корпорации по страхованию вкладов, а затем был присоединен к JPMorgan Chase & Co). Падение акций наблюдается у целого ряда региональных банков США, включая Pacific Western, Western Alliance, Valley National и др.

Во-вторых, действия американских регуляторов направлены в большей степени на решение проблемы ликвидности, а не поддержки капитала проблемных банков.

Например, ФРС запустила новый механизм рефинансирования сроком один год под залог активов с оценкой по номиналу. По замыслу, этот инструмент должен избавить банки от необходимости продавать ценные бумаги во время разрыва ликвидности и фиксировать убытки. Но это не решает проблемы, что у банка в активе – низкодоходный актив, а за привлечение средств ему приходится платить рыночную высокую ставку процента.

В-третьих, несмотря на принимаемые меры, акционеры и держатели облигаций остаются по-прежнему под риском.

В США было принято решение сохранить все средства вкладчиков обанкротившихся банков, в том числе незастрахованные, однако владельцы облигаций столкнулись со списаниями, а акционеры понесли убытки. Это создает потенциал для заражения на финансовых рынках: например, для страховых компаний, пенсионных и инвестиционных фондов, которые инвестировали в соответствующие финансовые инструменты.

Кризис в США быстро перекинулся на Европу, где с недоверием рынка столкнулся один из крупнейших банков мира – Credit Suisse, который испытывал проблемы уже последние два года, фиксируя убытки из-за целой серии неудачных проектов. Чтобы не допустить банкротства глобального системно значимого банка, было принято решение о его продаже другому швейцарскому банку, UBS, всего за 3 млрд франков. При этом были списаны долги Credit Suisse по субординированным инструментам на 17 млрд франков. Это привело к тому, что повысились риски для всего рынка условно конвертируемых облигаций, который составляет $250 млрд. Эти облигации появились после мирового финансового кризиса 2008 г. в целях поддержания определенного уровня капитала. Они позволяли инвесторам получить более высокую доходность, однако обладали более высоким риском, так как в случае проблем в банке подлежат списанию. Учитывая, что в кризис такие инструменты (и их списание) только усиливают волатильность, Банк России, со своей стороны, планирует постепенно минимизировать их использование в качестве источника капитала банков.

Ситуация вокруг Credit Suisse привела к усилению беспокойства инвесторов относительно устойчивости других крупных европейских банков. В настоящее время падение стоимости акций ведущих европейских банков приостановилось, однако сохранение фундаментальных проблем в банковском секторе может привести к очередному ухудшению настроений глобальных инвесторов. Это и порождает ту самую дилемму между целями снижения инфляции и поддержания финансовой стабильности.

И хотя процентный риск частично купирован действиями регуляторов, повышение или даже сохранение ставок на более высоких уровнях, чем в предыдущие десять лет, может спровоцировать еще целый ряд последствий.

Может реализоваться не только процентный, но и кредитный риск. Например, нефинансовые компании и население накопили значительные долги в период низких процентных ставок. Эти долги будут обслуживаться по более высоким ставкам в результате рефинансирования либо автоматического роста по выданным кредитам под плавающую ставку. Рост ставок по кредитам приведет к росту просрочек, списаний, резервирования портфеля. При ухудшении ситуации в наиболее уязвимом положении могут оказаться компании и граждане с изначально высоким уровнем долговой нагрузки. Кризисные явления могут также возникнуть в секторе жилой и коммерческой недвижимости ряда стран, где ранее наблюдался перегрев.

Еще один канал заражения – замедление роста кредитования по более высоким ставкам. Это негативно отразится на динамике экономической активности. Серьезные проблемы могут проявиться в небанковской финансовой системе, которая, в отличие от банков, менее зарегулирована.

Уязвимость финансового сектора России

События в банковском секторе США и Европы, в отличие от ситуации 2008 г., пока слабо затронули динамику рынков стран с формирующимися рынками, в том числе по причине разворачивающейся деглобализации и фрагментации. Для России конфигурация системных рисков, безусловно, также изменилась в связи с реализацией геополитических рисков в прошлом году. Возникли новые значимые уязвимости, обусловленные санкциями; помимо этого, важно не упускать из виду прежние уязвимости и то, как они трансформируются в новой среде.

Санкции оказывают существенное влияние на российский финансовый и нефинансовый сектор. Один из ключевых каналов влияния – это ограничение доступа к платежной инфраструктуре в токсичных валютах. Сейчас активно развивается рынок юаня, но вместе с тем повышается подверженность рискам его концентрации. Доля торгов валютных пар с юанем к маю достигла 36,1% от всего объема биржевых валютных торгов и 22,3% – внебиржевых. Однако этот рынок обладает меньшей ликвидностью, поэтому могут возникать временные всплески волатильности. В случае резкого сокращения доходов от экспорта в токсичных валютах и медленного перехода на импорт в валютах дружественных стран в условиях слабого взаимодействия российского рынка с международным могут возникать временные дисбалансы на локальном валютном рынке. Ограничение корреспондентских связей в валютах недружественных стран на фоне санкций приводит к ухудшению валютной ликвидности и повышает зависимость от операций через отдельные иностранные банки.

Постепенно растет влияние санкций на нефинансовые компании. В первой половине 2022 г. их финансовое положение было достаточно устойчиво, однако в настоящее время действует ряд факторов, которые могут привести к повышению их долговой нагрузки. Прежде всего, это эмбарго и потолок цен на нефть и нефтепродукты, экспортные ограничения, вводимые на другие товары (например, высокие пошлины на алюминий), увеличение затрат на транспортировку продукции в связи с переориентацией экспорта на Восток, рост капитальных затрат на фоне вынужденного перехода на новых поставщиков, рост затрат на поиск новых рынков сбыта и организацию платежей.

Выход иностранных инвесторов из российских активов и связанные с этим сделки M&A, финансируемые банковскими кредитами, или замещение внутригруппового финансирования материнской компании-нерезидента из других источников, приводят к увеличению долговой нагрузки как покупателей, так и приобретаемых компаний и к дополнительным рискам для банков. В дальнейшем возникают риски ухудшения бизнес-перспектив выкупленных компаний на фоне разрыва технологических, производственных и логистических цепочек. Также возможно давление на валютный рынок в результате покупки валюты для оплаты продаваемых долей.

Помимо новых уязвимостей, сохраняет свою актуальность ряд прежних.

Во-первых, это рост долговой нагрузки граждан. В конце прошлого года активно восстанавливалось необеспеченное потребительское кредитование. Доля потребительских кредитов, предоставленных уже закредитованным заемщикам (с предельной долговой нагрузкой более 80%), к концу 2022 г. выросла до исторически высокого уровня – 36%. Поэтому для ограничения долговой нагрузки населения и поддержания сбалансированной структуры необеспеченного потребительского кредитования Банк России ввел макропруденциальные лимиты, позволяющие выдавать высоко закредитованным заемщикам не более четверти всех кредитов.

Во-вторых, это дисбалансы на рынке жилой недвижимости и на рынке ипотеки. В новых условиях ситуация на рынке жилья характеризуется сохранением избыточного предложения при одновременном снижении платежеспособного спроса. Это хорошо видно по наполняемости эскроу-счетов. Если в начале 2022 г. кредиты застройщикам на проектное финансирование были на 110% обеспечены счетами эскроу, то к концу года – только на 84%.

Попытки поддержать спрос за счет субсидирования ставок на первичном рынке жилья или различных маркетинговых программ застройщиков привели к тому, что разрыв в ценах на первичном и вторичном рынках достиг 30%. Исторически эта разница не превышала 10%. Это риски как для граждан, так и для банков. Заемщик в случае необходимости не сможет продать свою недвижимость по цене приобретения. А в случае дефолта заемщика суммы, полученной от продажи квартиры, может оказаться недостаточно для выплаты ипотечного кредита. Для банков риски связаны как с ухудшением стандартов ипотечного кредитования, так и c устойчивостью застройщиков.

Около 70% ипотечных кредитов на строящееся жилье выдается с первоначальным взносом 15%. Но из-за разницы в ценах между первичным и вторичным рынками и наценки, которая предусмотрена программами застройщиков, размер кредита превышает реальную стоимость залога. Также растет доля ипотечных кредитов, которые выдаются уже закредитованным заемщикам: 44% выдач приходится на кредиты заемщикам с ПДН (показатель долговой нагрузки – соотношение платежей по всем кредитам к ежемесячным доходам заемщика) более 80%.

В-третьих, офшоризация сбережений граждан тоже может нести риски для финансовой стабильности. Если ранее основной канал вывода сбережений состоял в покупке иностранных акций, то теперь многие переводят средства на собственные счета в иностранные банки. В целом за период с начала 2022 по март 2023 г. объем переводов граждан на собственные счета составил 2,4 трлн рублей. Отчасти данные переводы используются для оплаты зарубежных поездок и интернет-покупок, но существенная часть остается на счетах иностранных банков. В текущих условиях иностранные инвестиции россиян могут нести геополитические риски (закрытие счетов, ограничение операций банками и брокерами, в первую очередь недружественных стран). Кроме того, отток средств означает уменьшение депозитной базы для банков.

В-четвертых, это процентные риски банков. Процентный риск остается значимым с учетом ряда факторов. Доля краткосрочного фондирования остается на высоком уровне (78% средств физических лиц и 92% средств корпоративных клиентов в рублях размещены на сроки до 1 года или на счетах). Банки управляют процентным риском в основном балансовым методом за счет формирования активов с плавающими процентными ставками. В связи с этим возникает вопрос устойчивости банков к возможному процентному риску, как это произошло в США. Наши оценки показывают, что российский банковский сектор сохраняет устойчивость без регуляторных послаблений даже при росте ставок на 500 б.п.

Несмотря на текущую стабилизацию ситуации в банках США и Европы, фундаментально уязвимости мировой экономики, связанные с процентным риском, никуда не делись. Для российской же экономики основной вызов на ближайшие годы – это трансформация бизнес-моделей и адаптация к работе в новых условиях при сохранении приемлемых уровней долговой нагрузки заемщиков.