Гендерное неравенство: влияние «осевых» институтов

В глобальном Индексе гендерного неравенства Россия примерно посередине: 81-е место среди 156 стран. В нескольких подразделах этого Индекса, который составляет Всемирный экономический форум, Россия занимает высокие позиции (последние данные по стране – в Индексе за 2021 г.). Например, по показателю «Участие в экономике» Россия обгоняет США и страны Западной Европы благодаря высокому уровню участия женщин в рабочей силе, особенно среди профессиональных и технических работников. В субиндексах «Образование» и «Здоровье» Россия и вовсе на первом месте (наряду с еще соответственно 25 и 28 странами с максимальным охватом женщин образованием и с наиболее высокой продолжительностью здоровой жизни женщин). Зато гендерный разрыв в доходах и представленности в политике остается огромным (87-е и 133-е места соответственно).

Почему же Россия демонстрирует такой противоречивый уровень гендерного неравенства? Почему высокие уровни занятости и образования женщин не уменьшают гендерный разрыв в оплате труда?

Мы попытались найти ответ на этот вопрос с помощью комплексного исследования, основанного на изучении осевых институтов и агентности. «Осевыми» называются такие институты, которые играют наиболее существенную роль в жизни человека, определяя его идентичность. Это институты семьи и рынка труда, образования и науки, корпоративного и государственного управления.

Осевые институты формируют «агентность» человека. Этот термин ввел в экономические исследования нобелевский лауреат Амартия Сен, рассматривая различные индикаторы (уровень здоровья, образования и др.), которые влияют на возможности человека. Сен определяет агентность как способность агента выбирать цель, инструменты ее достижения и способность достигать цели. То есть агентность можно определить как автономность агента в принятии решений, способность к долгосрочному рациональному планированию. В контексте нашего исследования важен коллективный аспект агентности, а именно агентность самых больших социальных групп – женщин и мужчин.

Интересно, что агентность может проявляться по-разному в различных институтах, поэтому изучение агентности в одном институте, например на рынке труда, может привести к ошибочным выводам. Например, добиваясь карьерных успехов и обладая высокой агентностью на рынках труда, агент может обладать слабой агентностью в институте семьи и не распоряжаться собственным доходом. Чем выше агентность, тем большими возможностями и влиянием обладает агент, и наоборот, чем она ниже, тем меньшей свободой выбора он обладает.

Институты семьи и рынка труда

Гендерные экономические исследования и глобальные гендерные индексы в первую очередь посвящены неравенству на рынке труда и особенно гендерным разрывам в оплате труда. Сравнивая активность, работоспособность, образование, опыт и личные качества женщин и мужчин, исследователи приходят к выводу (1, 2, 3), что уровень гендерного неравенства в основном определяется гендерными стереотипами.

Но откуда берутся эти гендерные стереотипы? Основной институт, формирующий представление о гендерных ролях, – конечно, семья. В классическом экономическом анализе семья понималась как единое целое, как будто все члены семьи во всем согласны и преследуют одинаковые цели. С развитием гендерных исследований становится очевидным, что это не вполне так. Приложение теории игр на домохозяйство подтверждает, что переговорная позиция у женщин обычно слабее, в результате чего они чаще уступают своим супругам.

Самое яркое проявление силы и слабости переговорных позиций супругов – неоплачиваемый домашний труд, который во всем мире преимущественно лежит на женских плечах. В гендерных экономических исследованиях применяется теория переговоров, в которой сила договоренностей рассматривается как важный элемент гендерного распределения власти и ресурсов в семье.

В среднестатистической российской семье с детьми оба супруга работают. При этом женщина тратит на работу в будний день в среднем 5,6 часа и еще почти 6 часов – на домашний труд и воспитание детей, мужчина – 9,1 и 1,5 часа соответственно. В результате женщина работает даже больше мужчины, но более половины ее труда – «бесплатно».

Этот «эффект двойного бремени» – хорошо изученное в современной науке явление, а разрыв в участии в домашнем труде высоко коррелирует с разрывом в зарплатах, уровнем бедности и неравенства. Чем больше женщины трудятся бесплатно (дома), тем сильнее обесценивается их труд в оплачиваемой занятости (на работе) – работодатель начинает рассматривать оплачиваемую занятость как вторичную для женщины, а ее саму как не очень надежного работника.

В современном российском обществе мужчины все же участвуют в уходе за ребенком – в выходные дни в трети российских домохозяйств отцы проводят не меньше времени с детьми (или даже больше), чем матери. В целом женщины в России тратят в 2,2 раза больше времени в день на домашние дела, чем мужчины. В общемировых сопоставлениях это гораздо ближе к странам-лидерам (в Швеции на 25% больше), чем к концу списка (в Мали, Пакистане – в 10 раз).

Гендерный разрыв в оплачиваемой занятости, то есть соотношение официально трудоустроенных женщин и мужчин, в России также невелик (78%; см. график 2). Среди женщин 25–59 лет уровень участия в рабочей силе, то есть доля работающих и ищущих работу, составляет 68–93% (в зависимости от возрастной группы) против 85–96% среди мужчин тех же возрастов; в том числе 85% среди женщин, имеющих детей до 18 лет. В структуре всех работающих россиян доли мужчин и женщин фактически равны: 51% и 49% соответственно.

Тем не менее следующий важнейший «осевой» институт – рынок труда – в России характеризуется ярко выраженной гендерной принадлежностью: большинство отраслей экономики относятся или к «женским» (то есть большинство в них составляют женщины), или к «мужским».

Феминизированные отрасли – образование, здравоохранение – отличаются низким уровнем заработных плат и самым небольшим гендерным разрывом в оплате труда (5–20%). В мужских отраслях, таких как добывающая промышленность и IT, напротив, уровень зарплат самый высокий, как и гендерный разрыв в оплате труда (35–40%).

Образование и наука

С точки зрения профессиональной структуры женщины составляют 60% специалистов высшей и средней категории в России. Это следствие высокого уровня их образованности: 41% работающих женщин имеют высшее образование (против 30% мужчин).

Тем не менее более высокий уровень образования не приводит к сокращению разрывов в оплате труда, которые варьируются от 5 до 40% в зависимости от сферы деятельности и значительно возрастают в кризисы. Во многом это связано с ограничением возможностей девочек и женщин в образовательной системе в результате приоритизации домашнего труда над производственным («для девочек главное – родить»; уроки технологии, на которых девочек учат готовить, а мальчиков – нет) и других гендерных стереотипов, поддерживаемых институтами семьи и образования.

Следствием гендерных стереотипов становится ярко выраженная сегрегация по сферам обучения и, как следствие, такая же сегрегация по профессиям и отраслям занятости.

Российская наука  отличается сравнительно высокой долей женщин (42%; 35% среди научных сотрудников с ученой степенью), что, впрочем, следствие не столько их образованности, сколько низких зарплат в науке. Тем не менее женщины преимущественно задействованы в педагогической и административной сферах, а в производстве знаний – в существенно меньшей степени. Среди причин – и эффект двойного бремени, и гендерные стереотипы в учебных программах и в академической среде.

В результате если на уровне кандидатов наук, работающих в науке, женщины уступают совсем незначительно, составляя 43%, то на уровне докторов наук женщин меньше трети (28%). Еще скуднее женщины представлены в управлении наукой – в Президиуме РАН всего 6% женщин, а среди ректоров российских вузов – 11,8%.

Институты управления

Гендерное разнообразие в управлении влияет на его эффективность как в государственном, так и в корпоративном секторе. Оно важно для представления различных индивидуальных предпочтений и потребностей, а также для эффективности работы команды. Особое значение имеет степень представленности женщин. Группы с 20–40% женщин будут превосходить как полностью мужские группы, так и группы с меньшей долей женщин. Именно поэтому многие страны – и не только западные (Норвегия, Франция, Италия, Германия и др.), но и Китай, Армения, Бангладеш, Южная Корея, Киргизия, Пакистан и пр. – ввели 20–40%-ные гендерные квоты для руководящих органов.

Показатель доли женщин в советах директоров корпораций и в руководстве госорганов демонстрирует, что в России управление остается сугубо мужской сферой деятельности, хотя доля женщин растет. Согласно расчетам Всемирного банка, женщины в Государственной думе составляли 10% в 1997 г. и 16% в 2023 г. и 0% в кабинете министров в 2005 г. и 5% в 2022 г. В корпоративном секторе прогресс сильнее – с 14,7% фирм с топ-менеджером женского пола в 2009 г. до 24% в 2019 г.

Агентность: способы измерения и оценки по России

Агентность может измеряться как способность принимать независимые решения на личном уровне, в семье и в сообществе. Один из способов это измерить – локус контроля Роттера, который делит людей на тех, кто склонен объяснять происходящее внешними факторами, и тех, кто – собственным поведением.

Экономический локус контроля оценивает степень, в которой агент связывает свое экономическое благополучие с внутренними или внешними факторами. Исследования показали, что российские женщины чаще демонстрируют внешний локус контроля и потребность «быть частью», в то время как мужчины чаще демонстрируют внутренний локус контроля. Однако такое гендерное разделение внешнего и внутреннего локуса контроля не показывает, что именно предопределяет его направленность.

Ценным источником данных для анализа агентности является Всемирное исследование ценностей (World Values Survey, WVS) – оно включает самооценку уровня свободы и контроля над своей жизнью, которая используется в качестве косвенного показателя для измерения агентности и факторов, ее определяющих.

Субъективная оценка агентности российских женщин в среднем составляет 6,3 из 10, что ставит Россию на 8-е место снизу из 103 стран и что существенно ниже, чем у российских мужчин (7,0) и в среднем в мире (7,1 у женщин, 7,2 у мужчин). Такой большой гендерный разрыв является российской спецификой.

Столь низкая самооценка агентности не согласуется с одним из самых высоких в мире уровней образования, высоким по мировым меркам уровнем занятости российских женщин и почти самой большой в мире долей женщин – основных кормильцев в семье: 51% при средних по миру 26%. Выше, чем в России, этот показатель только в Финляндии (53%).

Одно из объяснений этого феномена может быть в том, что приоритизация работы над семьей в целом для российских женщин менее характерна, чем для мужчин (54% и 63% соответственно). Когда агент считает работу важной частью своей жизни, это повышает его агентность, и не только за счет более высокого дохода и человеческого капитала, но и за счет реализации собственных талантов и амбиций. Приоритизация семьи, напротив, требует пожертвовать своим человеческим капиталом и посвятить время заботе о детях, супруге, пожилых членах семьи.

В институте семьи женщины выступают основными донорами времени и заботы, а мужчины – реципиентами. Поэтому, как показал наш анализ WVS, приоритизация семьи, как и брака в целом, негативно влияет на женскую агентность. Напротив, наибольшее позитивное влияние на нее оказывает приоритизация работы. Женская агентность также выигрывает при работающем супруге, а мужская – проигрывает.

В целом можно сделать вывод о том, что субъективная оценка развития агентности российских женщин не тождественна оценке формального расширения их прав и возможностей. Это подтверждается распространенностью гендерных стереотипов в институтах семьи, труда и управления.

Можно сказать, что гендерное равенство в России характеризуется незавершенным переходом к эгалитарным институтам: женщины, с одной стороны, активно вовлечены в оплачиваемую занятость, а с другой – являются основными донорами заботы и слабо задействованы в государственном, корпоративном и научном управлении.

Гендерный баланс

Гендерное равенство имеет два основных и взаимосвязанных макроизмерения – демографическое и экономическое.

Во-первых, гендерная дискриминация женщин негативно сказывается не только на них самих, но и на мужчинах. Сверхкороткая продолжительность жизни мужчин в России – следствие гендерного неравенства (ожидаемая продолжительность жизни родившихся в 1995–2005 гг. – 58–59 лет для мужчин при 71,5–72 года для женщин, .xlsx; в 2024 г. – 64 и 75,5 соответственно). Гендерная дискриминация женщин негативно влияет на продолжительность жизни мужчин за счет нескольких факторов. Отношение к мужчине как к главному добытчику в семье ведет к высокому уровню стресса среди мужского населения. Гендерные стереотипы о мужественности предполагают, что заботиться о своем здоровье и обращаться к врачу считается признаком слабости. Слабая вовлеченность мужчин в бытовую рутину и уход за детьми способствует асоциальному поведению.

Во-вторых, гендерное равенство служит фундаментом экономического развития. Если решающим фактором становятся не способности человека, а его пол, качество человеческого капитала и эффективное распределение трудовых ресурсов сильно снижаются.

Современные постиндустриальные общества отличаются снижением рождаемости и смертности, что приводит к сокращению и старению населения. Однако последние исследования подтверждают, что повышение гендерного равенства и более равное разделение бремени домашнего труда и ухода за детьми между мужчинами и женщинами ведут к повышению рождаемости (1, 2, 3).

Расширение прав и возможностей отцовства – наиболее эффективный и наиболее недооцененный ресурс экономического и демографического потенциала. Вовлечение мужчин в домашнее хозяйство приводит к снижению уровня разводов и повышает вероятность рождения более одного ребенка, стимулируя тем самым рождаемость. Вовлеченное отцовство также способствует повышению мужской продолжительности жизни, так как отцы становятся склонны выбирать более здоровые модели поведения.