Теории институциональной устойчивости и изменений, разработанные нобелевскими лауреатами по экономике – 2024, изменили то, как экономисты думают о глобальных экономических различиях. Не менее важно наставничество новых лауреатов, оставившее влиятельное наследие.
  |   Мелисса Делл

Одна из самых давних загадок в экономической науке – огромное неравенство в уровне богатства и процветания между регионами мира. С началом промышленной революции в Великобритании экономический рост быстро распространился на некоторые регионы, в то время как в других уровень жизни значительно вырос только в XX веке, а многим индустриализация все еще предстоит.

Разрыв в уровне благосостояния между богатыми и бедными странами неизменно остается устойчивым. Сегодня ВВП на душу населения в США примерно в 50 раз выше, чем в самых бедных странах мира, при этом самая богатая половина мирового населения генерирует более 90% глобальных доходов. Эти поразительные различия сохраняются на протяжении длительного времени.

Согласно неоклассической теории роста, бедные страны должны в итоге догнать богатые, поскольку внедряют новые технологии и получают приток капитала – он перетекает туда, где может принести наибольшую прибыль. В этих экономических моделях история не имеет значения, поскольку экономики в процессе конвергенции должны приходить к единому долгосрочному стабильному состоянию. На практике же бедным странам не удается сократить разрыв в доходах с богатыми странами на протяжении многих десятилетий.

В этом году Нобелевская премия по экономике была присуждена троим ученым – профессорам MIT Дарону Аджемоглу и Саймону Джонсону и профессору Чикагского университета Джеймсу Робинсону, чьи новаторские исследования проливают свет на ключевую роль общественных институтов в формировании долгосрочного экономического процветания.

Аджемоглу, Джонсон и Робинсон показали, что институты – формальные и неформальные правила, регулирующие функционирование обществ, – оказывают ключевое влияние на экономический рост. Инклюзивные институты, которые поощряют широкое участие в экономической и политической деятельности, защищают права собственности, предоставляют равные возможности и защищают верховенство закона, имеют решающее значение для долгосрочного процветания. Хотя определенный рост возможен и без инклюзивных институтов, но, если они есть, устойчивый промышленный рост, согласно исследованиям лауреатов, гораздо более вероятен.

Институты могут быть в высокой степени самоусиливающимися, в силу чего исторически сложившиеся институты оказывают фундаментальное влияние на сегодняшнее экономическое процветание. Работы Аджемоглу, Джонсона и Робинсона выдвинули институты на передний план, предоставив новые идеи и стимулировав появление обширной научной литературы о том, как институциональные, исторические и политические факторы влияют на экономическое развитие.

Развитие точек зрения на источники развития

Аджемоглу, Джонсон и Робинсон представили свое видение факторов долгосрочного экономического развития в начале 2000-х, когда стало расти разочарование ограниченным успехом политики развития XX века.

В 1960-х и 1970-х стратегии экономического развития часто подразумевали государственные инициативы. Хотя в некоторых случаях такая политика действительно была успешной, например в развитии тяжелой промышленности в Южной Корее, к 1980-м она стала терять популярность из-за значительных разочарований в ней. Например, политика импортозамещения в Латинской Америке не справилась с задачей создать конкурентоспособные на глобальном уровне отрасли и способствовала долговым кризисам 1980-х. В более широком смысле такие проблемы, как погоня за рентой и бюрократическая неэффективность, привели к утрате иллюзий относительно модели развития под эгидой государства.

Ответом на эти изъяны стало появление так называемого Вашингтонского консенсуса – идеи роста за счет либерализации рынков и структурных реформ. Но к концу 1990-х – началу 2000-х его ограничения становились все более очевидными, как подчеркивали экономисты, включая нобелевского лауреата по экономике 2001 г. Джозефа Стиглица (см. врез ниже). Параллельно претерпевала трансформацию и сама экономическая наука: доступность персональных компьютеров подтолкнула переход к эмпирическим методам, основанным на данных. Этот меняющийся ландшафт стал плодородной почвой для институциональной теории Аджемоглу, Джонсона и Робинсона, изменившей то, как экономисты думают об экономическом развитии.

Ученые предлагали различные объяснения недостатков политики развития XX века. Некоторые утверждали, что проблема заключается в изобилии инициатив, запущенных без научного подхода к пониманию того, что работает и что не работает. Это стало мощным стимулом для разработки политики на основе фактических данных, примером чего стала Нобелевская премия по экономике 2019 г., присужденная Абхиджиту Банерджи, Эстер Дюфло и Майклу Кремеру (за экспериментальный подход к борьбе с глобальной бедностью. – Прим. «Эконс»). Другие, например Джеффри Сакс [профессор Колумбийского университета, советник Генерального секретаря ООН], считали, что богатые страны просто не предоставили достаточно помощи, в результате чего бедные страны, занимая худшее географическое положение, страдают не по своей вине.

Аджемоглу, Джонсон и Робинсон предложили альтернативный взгляд, рассмотрев в качестве ключевой причины экономической стагнации политические провалы. Хотя политические неудачи изучались давно, их работы сместили фокус на новые свидетельства того, что исторический опыт формирует политические институты, которые, в свою очередь, обуславливают огромные экономические различия между богатыми и бедными странами. Их исследования подчеркнули, как исторические факторы самоусиливаются и играют решающую роль в формировании экономического пути страны, что затрудняет изменение этой траектории посредством политики развития. Этот вывод породил множество новых академических работ в области политэкономии, экономического развития и экономической истории.

Истоки институтов

Приводят ли сильные институты к процветанию, или же у богатых наций просто есть ресурсы для создания лучших институтов? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, как возникают, сохраняются и развиваются различные институты с течением времени. Чтобы проверить, насколько важны институты, Аджемоглу, Джонсон и Робинсон разработали новую теорию о колониальном происхождении институтов и связали ее с историческими данными, чтобы оценить влияние институтов в разных странах.

Согласно их исследованиям, способ, которым колонизаторы перестраивали общества, имел долгосрочные последствия. В местах, где европейцы могли поселиться, например в Северной Америке, они создавали институты, которые способствовали долгосрочному экономическому росту, – такие, как защита прав собственности. Но в регионах, где европейцы не могли поселиться из-за болезнетворной для них среды, они создавали экстрактивные институты, призванные максимизировать краткосрочное богатство. И такие эксплуататорские системы сохранялись, препятствуя долгосрочному росту.

В одном из совместных исследований, опубликованном в 2002 г., Аджемоглу, Джонсон и Робинсон представили идею «поворота судьбы» (reversal of fortune): исследование показало, что регионы, которые были относительно богаче 500 лет назад, сегодня относительно беднее, и наоборот. Эту интригующую корреляцию они объяснили тем, что в самых процветающих и густонаселенных обществах колонизаторы создавали экстрактивные институты, что, в свою очередь, замедляло здесь промышленное развитие.

Впервые я познакомилась с этим исследованием во время учебы в бакалавриате, когда мне поручили раскритиковать работу о «колониальных истоках» перед сокурсниками. Заинтригованная, я пошла на прием к Джеймсу Робинсону, чтобы обсудить работу. Многим людям не понравилось бы обсуждать критику их работы, но он отнесся к идее с энтузиазмом, рассмотрев это как возможность подумать, какие наиболее перспективные направления для новых исследований могут из этой работы следовать.

Мы обсудили преимущества и ограничения использования межстрановых данных и то, как это затрудняет углубленное изучение исторических механизмов, ведь собрать подробные данные, охватывающие сотни лет для многих стран, невозможно. Затем он предположил, что проверка значимости исторических институтов на микроэкономических данных могла бы стать следующим этапом научных исследований и отличной темой для курсовой работы или диссертации. Я с радостью приняла его предложение стать моим консультантом при подготовке диссертации и позже получила докторскую степень под руководством Дарона Аджемоглу в MIT.

Все эти работы имели большое значение для науки. Исследования, посвященные «колониальному происхождению» и «повороту судьбы», в совокупности были процитированы 25000 раз и разожгли большой интерес к новым исследованиям о том, как институты формируют экономическое развитие. Не менее важным вкладом нобелевских лауреатов по экономике 2024 г. было наставничество, через которое прошло множество студентов, коллег и соавторов, что также оставило влиятельное наследие в этой дисциплине.

Дополнительные контексты

Аджемоглу, Джонсон и Робинсон применили свою долгосрочную институциональную теорию к широкому кругу ситуаций. В работе, опубликованной в 2005 г., они задались вопросом, почему современный экономический рост начался в Великобритании, а не в какой-либо другой стране Европы. В результате они обнаружили, что с 1500 по 1850 г. экономический рост был сконцентрирован в регионах с доступом к атлантической торговле и колониализму. Но только этого доступа было недостаточно. Наибольшую экономическую выгоду получали регионы, где власть монархии была ограничена, что позволяло торговцам процветать и добиваться институциональных изменений в своих интересах.  

В книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные» Аджемоглу и Робинсон применили еще более широкий подход. Хотя основное внимание в ней уделяется экономическому процветанию в наши дни, они расширили анализ до неолитической революции – перехода человеческих общин от охоты и собирательства к земледелию. Согласно гипотезе авторов, ключевую роль в том, что сельское хозяйство возникло в определенных обществах, сыграло формирование в таких обществах института прав собственности. Это предположение подкрепляется археологическими находками, свидетельствующими о возникновении крупных оседлых поселений в обществах до того, как они переходили к земледелию.

Вместе с соавторами новые нобелевские лауреаты эмпирически оценили важность институтов для развития в самых различных контекстах, включая влияние институциональных реформ во время Французской революции на территории, которые теперь входят в состав современной Германии, долговременные последствия воздействия Холокоста на Россию и долгосрочный эффект возросшей в колониальную эпоху конкуренции между местными вождями Сьерра-Леоне на здоровье и грамотность местного населения.

Устойчивость и эволюция институтов

Чтобы понять роль институтов в долгосрочном процветании, важно изучить, почему они сохраняются и развиваются. Этот вопрос привлек внимание Аджемоглу и Робинсона к долговечности автократий и демократий, а также к переходам между ними. Исследуя этот вопрос, они применили инновационный подход, объединив теории политологии о демократических реформах с теорией игр, и создали динамическую модель, которая объясняет, как институты изменяются и сохраняются. Эта модель стала фундаментальным инструментом для анализа политических и институциональных реформ.

Во многих обществах расширение избирательных прав исторически сопровождалось внедрением программ перераспределения благосостояния. Но почему правящие элиты добровольно отказываются от своей монополии на политическую власть? Аджемоглу и Робинсон показали, что это стратегический шаг в ответ на социальные волнения, направленный на то, чтобы избежать более высоких издержек потенциальной революции. Сами по себе экономические трансферты не рассеивают волнения, поскольку неэлиты, столкнувшись с вызовами коллективных действий, знают, что могут оказать лишь временное давление на элиту, а значит, сделанные экономические уступки в будущем могут быть отменены. В отличие от экономических уступок, институциональные изменения перераспределяют политическую власть, выступая в качестве более надежного обязательства по продолжению экономического перераспределения и решая проблему недоверия между элитой и неэлитой.

Аджемоглу и Робинсон впоследствии расширили эту модель, исследуя, почему некоторые общества колеблются между автократией и демократией, но так и не переходят из одного состояния в другое. В книге «Экономические истоки диктатуры и демократии», вышедшей в 2006 г., они развили свой формальный анализ того, как создаются и консолидируются демократии. А в 2008 г. исследовали «захваченные демократии» – демократические режимы, приспосабливающие экономические институты к работе в интересах элит, даже если элиты составляют политическое меньшинство.

Почему элиты не всегда приветствуют экономически выгодные технологии и просто облагают налогом прибыль? В 2006 г. Аджемоглу и Робинсон объяснили, что элиты могут рассматривать экономический рост как обоюдоострый меч, который может повысить вероятность демократизации или революции, расширив возможности отдельных слоев общества. А в работе 2019 г. Аджемоглу, Робинсон, а также Суреш Найду из Колумбийского университета и Паскаль Рестрепо из Университета Бостона эмпирически изучили, способствует ли демократия экономическому росту, предоставив ценные сведения о связи между управлением и процветанием (по расчетам авторов, демократизация увеличивает ВВП на душу населения на долгосрочном горизонте примерно на 20% больше, чем было бы при отсутствии демократизации. – Прим. «Эконс»).   

Общая картина

Аджемоглу, Джонсон и Робинсон представили новаторские теории об институтах, подкрепленные эмпирическими доказательствами. Ключевой принцип современной экономики – проведение эмпирических исследований на основе теории. Теории упрощают сложный мир, позволяя абстрагироваться от множества деталей и сконцентрироваться на конкретных механизмах. Как писал Хорхе Луис Борхес, «думать – значит забыть различия, уметь обобщать, резюмировать». Истинная проверка теории заключается в том, может ли она по-прежнему предоставлять ценные результаты даже после множества необходимых упрощений. 

Этот подход, центральный для экономики, отличается от подхода историков, которые обычно фокусируются на конкретных регионах и временных периодах, стремясь объяснить как можно больше деталей. Хотя это привело к некоторой критике в адрес гипотезы колониальных институтов, эти два подхода вполне могут быть взаимодополняющими.

Изучение того, где общие экономические теории согласуются с детализированными историческими данными, помогает нам сделать вывод о том, обладает ли идея уровня «общей картины» объяснительной силой. Не менее важно определить, где экономическая теория и исторические данные расходятся – от каких сложностей, которые важны для включения в анализ, абстрагируется теория.

Взаимодействие экономической теории и истории помогает направлять и расширять экономические исследования, углубляя наше понимание. Теории Аджемоглу, Джонсона и Робинсона об устойчивости и изменениях институтов обогатили их собственные эмпирические исследования и заложили основу для других важных исследований, изменив то, как экономисты думают о глобальных экономических диспропорциях.

Оригинал статьи опубликован на портале CEPR.org/VoxEU. Перевод выполнен редакцией Econs.online.