Как миллениалы и зумеры изменят экономическую политику
Высокое неравенство, низкая межпоколенческая мобильность и слабая экономическая динамика последних десятилетий ставят молодые поколения в проигрышное экономическое положение. Чтобы исправить ситуацию, они будут выступать за увеличение перераспределения или за снижение неравенства возможностей. В ближайшие десятилетия молодые миллениалы (из поколения родившихся в 1980-х – середине 1990-х) и поколение Z («зумеры», родившиеся в конце 1990-х – начале 2010-х) получат больше возможностей влиять на власть и потребуют значительных изменений в экономической политике. Предвестники этих изменений – растущий спрос на социальную мобильность и равенство возможностей.
Социальная мобильность и перераспределение
Безрадостная траектория роста доходов поколения миллениалов, которую предопределила последовавшая за глобальным финансовым кризисом «Великая рецессия», делает накопление ими богатства почти невозможным. Казалось бы, это должно сделать из молодых миллениалов и зумеров социалистов. Но то, в какой мере люди склонны требовать от политических и экономических властей повышения налогов и снижения неравенства, определяется не только объективными процессами, но и субъективным восприятием общественных проблем и их предпочтениями.
Если люди, как в США, склонны думать, что разница в доходах определяется собственными усилиями работников, то они выбирают систему с низкими налогами и уровнем перераспределения, даже если реальная мобильность в обществе низка, доказывал Альберто Алесина. А если люди, как многие в Европе, думают, что доходы во многом определяются связями и коррупцией, то они выступают за высокие налоги и уровень перераспределения, даже когда реальная мобильность относительно высока. Опыт жизни в социалистических странах также повышает склонность людей к перераспределению.
Отношение к перераспределительной политике также во многом определяется тем, как люди воспринимают социальную мобильность. Считая мобильность низкой и не видя перспектив, люди ратуют за перераспределение. Если они полагают, что мобильность высокая, и видят шансы для себя, то выступают за снижение налогов и развитие предпринимательства.
Но субъективное восприятие уровня мобильности может расходиться с его реальным уровнем – также в зависимости от личного опыта, показывает Нина Вебер из Королевского колледжа Лондона. Как известно из социальной психологии и поведенческой экономики, люди склонны приписывать удачи своим личным заслугам, а в неудачах винят внешние обстоятельства – это self-serving bias, искажение в собственную пользу. Этот механизм влияет и на восприятие мобильности. Если человеку не удается достичь успеха, он винит в этом внешние силы. Распространяя свой опыт неудачи на всех остальных, он считает уровень мобильности низким и выступает за усиление перераспределения вне зависимости от своих политических взглядов. Если же в опыте человека присутствует успех, он скорее приписывает его своим личным качествам, чем хорошим социальным условиям. Будет ли человек с таким опытом поддерживать перераспределение, зависит от его политических установок.
Так, люди, придерживающиеся левых взглядов, оценивают социальную мобильность ниже и в большей мере поддерживают фискальные уравнительные меры. Поэтому только у тех, кто придерживается правых взглядов, повышенная оценка межпоколенческой мобильности ведет к снижению спроса на перераспределение. Таким образом, спрос молодых поколений на увеличение перераспределения будут подогревать и экономические сложности, с которыми эти поколения столкнулись, и низкий уровень мобильности – как фактический, так и воспринимаемый.
Воспринимаемое неравенство
В последнее время экономисты усомнились в том, что объективно оцениваемый уровень неравенства в обществе влияет на склонность к перераспределению. Владимир Гимпельсон (НИУ ВШЭ) и Дэниел Трейсман (UCLA) доказали, что на нее влияет именно воспринимаемый уровень неравенства, который может сильно отличаться от фактического. Представления людей об уровне неравенства в обществе и его динамике, а также о том, насколько они сами богаты или бедны в сравнении с согражданами, крайне приблизительны.
Опрос компании Ipsos MORI, который использовали в своей работе Гимпельсон и Трейсман, показал, что люди очень сильно ошибаются и в оценке того, какой долей богатства в их стране владеет 1% богатейших, и в оценке средней зарплаты. Так, респонденты опроса в США считают, что средняя зарплата в стране – $26000 в год, в то время как в реальности она в тот момент была более чем вдвое выше – $57400 (опрос проводился в 2015 г.). В России респонденты этого исследования называли средней зарплату в 105100 руб. в год, а фактически среднегодовая зарплата составляла тогда почти 390000 руб. Представления людей о средней зарплате и ее реальная величина отличаются в разы и в других странах: от 3–5 раз в Турции, Польше, Испании, Италии до 36 раз в Мексике. Даже если часть респондентов спутали среднегодовую зарплату со среднемесячной, это огромный разрыв, отмечают Гимпельсон и Трейсман.
Неверно оценивая свое положение на шкале доходов, люди ошибаются и в том, выиграют или проиграют они от увеличения объема средств, перераспределяемых государством. Но именно воспринимаемое неравенство в стране сильно влияет на представление людей о том, насколько государство должно перераспределять деньги между людьми, сглаживая разницу в доходах между хорошо и плохо зарабатывающими. Воспринимаемое неравенство также определяет представления о том, насколько в том или ином обществе распространена восходящая мобильность – то есть каковы шансы у родившегося в бедной семье стать более обеспеченным.
Чем сильнее воспринимаемое неравенство, тем больше люди поддерживают перераспределение и тем острее в их стране, по их представлениям, напряжение между богатыми и бедными. Так что спрос молодых поколений на большее равенство будет поддерживаться и с этой стороны. При этом восприятие подтолкнет их к тому, чтобы сделать мир «более плоским» не только в расовом и гендерном, но и возрастном отношении: взять часть доходов у пожилых и отдать молодым.
Снизить неравенство возможностей
Повысить социальную мобильность можно разными способами – например, увеличив равенство в доступе к образованию и в величине премии за него: сейчас богатым выгоднее инвестировать в образование детей, чем бедным. Еще один вариант – сократить часть неравенства, связанную не с образованием детей, а с сетевыми отношениями их родителей: например, детям богатых родителей проще найти высокооплачиваемую работу.
Усилия по повышению мобильности могут оказаться намного более перспективными, чем сглаживание неравенства за счет перераспределения. Ведь этот подход работает одновременно и на настоящее, и на будущее. Общества, которые плохо задействуют талантливых людей (например, недоплачивая им из-за гендерной и расовой дискриминации, как показали Марианна Бертран и Эстер Дюфло, получившая Нобелевскую премию по экономике 2019 г.), проигрывают в эффективности тем обществам, где распределение талантов на рынке труда более равномерно.
Одна из очевидных мер, способствующих снижению неравенства возможностей, – это помощь бедным в переезде из регионов с высоким и устойчивым уровнем бедности. Даже если в результате переезда в более благополучные регионы не растут доходы мигрировавших семей, повышается их субъективная удовлетворенность жизнью, улучшается физическое и душевное здоровье. Особенно благотворно миграция из проблемных регионов сказывается на детях до 13 лет: в итоге они дольше учатся и больше зарабатывают в течение жизни. Крайне существенна адресная помощь при переезде, показывали Радж Четти (Гарвард) и его соавторы: бедные семьи живут в неблагоприятных для развития районах не потому, что им это удобно, а из-за социально-экономических барьеров, затрудняющих миграцию.
Чем младше был ребенок, когда родители решились на миграцию, тем лучше для него: на будущие успехи влияет время, проведенное в благоприятной среде. Районы с менее концентрированной бедностью, меньшим неравенством, лучшими школами, более высокой долей полных семей и более низким уровнем преступности позитивно сказываются на развитии и дальнейших успехах детей. Для детей из бедных семей каждый год, проведенный в районах, отличающихся по этим параметрам в лучшую сторону на величину стандартного отклонения, повышает их будущие доходы на 0,5%. Особенно этот эффект виден на мальчиках: им противопоказаны районы с высокой сегрегацией. Так, качество района, в котором вырос ребенок, объясняет 20% различий в доходах белых и черных.
Еще одно возможное средство – позитивная дискриминация. В одной из недавних работ Четти, Эммануэль Саез (Беркли) и соавторы предлагают принимать студентов в университеты не только с учетом их личных достижений, но и давая преференции детям, чьи родители зарабатывают меньше. Это повысит представительство детей из низшего и среднего класса в престижных колледжах (см. врез).
Обеспечьте равное представительство детей из разных имущественных классов в престижных университетах – и в следующем поколении вы увидите резкий рост мобильности, предлагает Четти. Он уверен, что стремление к равному представительству мужчин и женщин, черных и белых – это не только популярная сегодня новая этика, но и жизненно важная для сокращения неравенства социальная политика.
Запрос на сглаживание неравенства
Будет ли молодежь требовать более сильного сглаживания неравенства и перераспределения, возлагая на государство задачу решения накопившихся в обществе проблем? С одной стороны, этому способствует большая обеспокоенность молодых глобальными проблемами, включая экологию и изменение климата. Проблемы такого уровня могут решаться и при помощи общественной самоорганизации, но зачастую требуют увеличения роли государства.
Набрав политический вес, молодые миллениалы могут потребовать сократить государственные субсидии, которые получают старшие поколения. Это приведет к выработке новой социально-экономической политики: пожилые, доля которых в населении многих стран быстро растет, перестанут быть «привилегированным возрастом», и политика перераспределения доходов между возрастными когортами станет более сбалансированной. С другой стороны, молодым свойственен «пониженный уровень консерватизма»: большая толерантность к разнообразию образов жизни и идеологий, большая распространенность постматериалистических ценностей творчества и самореализации. Это станет ограничителем для чрезмерного усиления роли государства.
Если молодые поколения и дальше будут сталкиваться с серьезными глобальными вызовами, то у них вырастет приверженность ценностям выживания. Это может поставить под вопрос будущее демократии в развитых странах. В то же время присущее этим поколениям стремление к самореализации и к защите индивидуальных ценностей, культурного разнообразия и прав человека будет способствовать укреплению демократии. Возможно, роль государства будет переосмыслена: оно получит новые полномочия в сферах экологии и экономики, но политических свобод станет больше.
Взгляды миллениалов и зумеров на жизнь противоречивы – как и взгляды предшествующих поколенческих когорт. Во многом они обусловлены тем, в каких условиях проходили детство и юность этих поколений: глобальная экономическая депрессия, устойчивая стагнация доходов; финансовый и миграционный кризисы; усиленные меры, предпринятые многими государствами для защиты от терактов. Столкнувшись с новой средой, эти поколения вырабатывают свой ответ на новые обстоятельства.
Ключевым направлением в политике младших миллениалов и зумеров станут меры по снижению неравенства и повышению социальной мобильности. Многим миллениалам и зумерам присуще ощущение, что социальный контракт больше не соблюдается: распределение власти и богатства произведено не в их пользу и законсервировано надолго. Пенсии и расходы на здравоохранение растут, оплачивают их миллениалы и поколение X (люди 1965–1980 года рождения), в то же время на инвестиции в инфраструктуру и охрану окружающей среды денег не хватает, а налоги на богатых (среди которых большинство – бумеры 1946–1964 года рождения) не повышаются. Такой социальный контракт молодые поколения не устраивает. Поэтому в США миллениалы выступают за повышение налогов на богатых, с одобрением относятся к поддержке занятости и другим перераспределительным мерам.
Все это спровоцирует большие изменения в экономической политике будущего. Стагнация доходов на фоне высокого неравенства и снизившейся во многих странах мобильности подтолкнет поколения миллениалов и зумеров к поиску решений, которые сделают мир более «плоским». Например, к сокращению щедрых пенсионных выплат поколению бумеров, которые сейчас оплачиваются следующими двумя поколениями, и к коррекции системы финансирования здравоохранения. Хорошо, если эти поколения будут искать справедливости не на путях перераспределительной «уравниловки», а стремясь достичь равенства возможностей.
Существующий межпоколенческий диспаритет накапливался постепенно и не может быть исправлен мгновенно. Но изменения необходимы, иначе диспропорции воспроизводятся. Сегодняшнее неравенство ограничивает завтрашние возможности. Недостаток дохода у миллениалов, сегодняшних или завтрашних молодых родителей, будет сказываться и через 20–30 лет, когда станут взрослыми дети миллениалов, на образование которых им сейчас не хватает средств.
